© И. П. Сохань, 2017

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2017

Я – это Я.

Ты там кто?

В данной работе проблема «Я» представлена в том виде, что если Я каким-то образом одно, тогда с ним все понятно, совершенно просто в наивысшем смысле и, можно сказать, божественно: вместе с Я, возвышая себя, мы образуем формальное единство – только Бог и Я. Сложности возникают, когда Я не одно и рядом возникает тождественное Ты и множественное всемогущее Мы. В итоге самопроизвольно порождается из ничего кластер хтонических хаотических обид, включающих любовь, ревность, попытки доминировать, подчинять, обманы, насилие, покорность… «Я», блеснув, моментально начинает тускнеть, усредняться, теряться среди постоянно возникающего подобного.

Персонализм не стал общепризнанной философией.

В этом нет трагедии. Скорее – положительный признак избранности в переносном смысле: не тебя выбирают, а сам выбираешь и гордишься выбором.

Этот текст написан не столько как академический трактат, а с определенным чувством юмора.

Как бы мы ни формулировали свое представление о мире, без юмора (а это весёлый, но серьезный взгляд) не обойтись. В этой книге автор часто говорит о своей собаке, пятилетнем спрингере-спаниеле, за поведением которой он наблюдал в течение пяти лет и размышлял о том, как бы поступил в том или ином случае на месте собаки или как бы собака повела себя в определенной ситуации, будучи автором; отмечал общие моменты и различные, когда понятно поведение собаки, когда спаниель понимает поведение хозяина, а также анализировал заключения по отношению друг к другу.

Это важно в персонализме. Если постоянно сравнивать себя с самыми близкими, незаметно и непроизвольно погружаешься в такую среду, из которой немногие могут выпутаться. При сравнении себя с близкими – братом или сестрой, папой или мамой, с сослуживцами, коллегами, школьными друзьями – человек ощущает вначале что-то теплое-теплое, потом что-то нечистое (вроде как незачем сравнивать себя с ними, поскольку люди-то разные и сравнение ничего не добавляет, но если не с ними, с кем же тогда?) Большинство наших близких в полноценном смысле нам не близки. Родственники обычно чужды по духу, а друзья по духу зависимы от обязательств и бывают преимущественно связаны со своими родственниками. Дружить легко и просто в юности, когда молодая особь отдалилась и освободилась от обязательств по отношению к семье, но еще не имеет обязательств в семье новой. Легко дружить на службе. Классический пример дружбы разновозрастных людей на службе – четыре мушкетера в известном романе Дюма. Со временем друзья разбрелись: одни по своим поместьям, другие остались на службе, и картина мира этих друзей (литературных героев) лишилась многих совпадений. В персонализме дружба имеет огромное значение, поскольку именно друзья живут максимально подобной картиной мира. У нашего брата и сестры, папы и мамы, жены или мужа, дочери или сына может быть совершенно иная картина мира, и тогда жить с ними со временем становится все сложнее и в результате почти невыносимо, пока не появится то, что может опять так или иначе сблизить: горе, беда, болезнь, радость, рождение, общее дело.

В первой части данной книги мы будем говорить об истине, поскольку именно внутренний разговор об истине – это постоянная порождающая составляющая персонализма. К счастью, истина – такое понятие, о котором можно рассуждать бесконечно.

Картина мира – это внутренний мир, микрокосм, включающий в себя все, что мы помним, что можем вспомнить, наши привычки, убеждения, любовь и отвращение, все, чем мы живем или жили, включая неосознанное, потаенное и неназванное, запахи и вкусы.

Микрокосм – малая вселенная. Так думали в древнее время, когда индивидуальность не приобрела столь высокое значение, как в Новое время. В персонализме, скорее, нужно говорить, что человек – это не малая, а особая вселенная, во многом подобная микрокосмам других людей, но поскольку каждый из нас по-своему любит свое тело, которое является тоже частью нашего микрокосма, размышлять о полном единстве невозможно.

Картина мира – словосочетание, которое было использовано Хайдеггером в его небольшой работе «Время картины мира» (лекция 1938 года). Вот несколько отрывков из этой лекции: «При слове “картина” мы думаем прежде всего об изображении чего-то. Картина мира будет тогда соответственно как бы полотном сущего в целом».

С этим можно согласиться, поскольку мы все художники и рисуем мир по-своему. В персонализме картина мира формируется в голове, в душе, в памяти, во всем нашем «нашем».

«Картина мира, сущностно понятая, означает таким образом не картину, изображающую мир, а мир, понятый в смысле такой картины… Где дело доходит до картины мира, там выносится кардинальное решение относительно сущего в целом. Бытие сущего ищут и находят в представленности сущего».

Хайдеггера цитировать нелегко. Гуссерля тоже непросто. Спасибо переводчикам. Две различные философии, два философа. Это одновременная попытка с разных точек зрения осмыслить и сформулировать на определенном языке процесс познания мира человеком в наивысшей форме: «что мы можем понять в мире и насколько мы сами мешаем пониманию того, что мы называем познанием». Это было очень важным критерием для развития наук в то время. Физика, биология, химия в первой половине XX века должны были получить обоснование сквозь призму должного объяснения: как мы все понимаем этот мир, как передавать знания. Передача знаний – это капитальный вопрос, который имел самые неожиданные решения в разные эпохи. В Новое время, когда возникали цеховые гильдии, передача капитала (навыков и умений) осуществлялась одним образом, в современности – по-иному. К тому же разные страны вопрос передачи капитала решают по-своему.

Знание – тоже капитал. С передачей знания возникла «золотая» проблема. Как ни как – передаем истину, которая, как известно, дороже денег. Деньги дороже золота: золото нужно хранить в Форт-Ноксе, а бумажные деньги сами бегают по миру где хотят и никуда не деваются. Хайдеггер начал дискутировать с учителем Гуссерлем, спустя много лет подключился Сартр, и, если не говорить о всех других мыслителях середины XX века, которые тоже спорили друг с другом, в итоге 99,9 % популяции разумных людей на планете Земля перестали понимать то, о чем они говорят и о чем кто с кем спорит. Произошла офшоризация передачи интеллектуального капитала: так транслируют знание как ценность в университетах, но главное знание передают мудрые мужи на конференциях в самых изумительных уголках земли.

Это нормальное явление в науке. При всей близости гениальности Эйнштейна и Пуанкаре, они жили в разное время. Хотя были современниками в течение какого-то периода, это не значит, что один важнее другого, как нельзя сказать, что Сократ важнее, чем Платон.

Но они по духу друзья! Хотя именно друзья по духу могут изуродовать жизнь один другому (например, история жизни апостола Петра и его друга).

Процесс передачи капитала – сложный сам по себе. В современном мире нужно платить налог на прирост капитала, если не пользоваться исключениями. Знание тоже трудно передать. Любая передача – это риск. Если мы знаем множество способов передачи капитала от одного человека другому, от одной фирме другой, от одного поколения другому, неужели хорошее знание бегает по миру, как деньги уважаемой страны? Капитал прилипает, поскольку мысли, деньги не могут бегать сами по себе. Это неестественно. Мысли прилипают к друзьям.