- Док?

- Да, сержант?

- Насчёт риска. Я, э… слушайте, если я вам кое-что скажу, это только между нами, верно?

- Я могу обеспечить обычную медицинскую конфиденциальность, гарантируя её до тех пор, пока она не вступит в противоречие с протоколами безопасности Гвардии. И… я твой друг.

- Ага, хорошо.

Варл вытащил Дордена из главного коридора в вестибюль одной из палат интенсивной терапии. Он понизил голос.

- Коли.

- Подстрелен.

- Он отличный солдат. Один из лучших.

- Согласен.

- Также хороший лидер.

- Без возражений.

- Наш штурм никогда бы не продвинулся так далеко без него. Он действительно… он был настоящим Корбеком, если вы знаете, о чём я.

- Знаю. Ваши люди добились великой победы. Прорвались так далеко к фабрике, чтобы поддержать отряды Домора и Халлера. Удачный прорыв для всех нас. Я слышал, Гаунт хочет представить к награждению целую группу. Не говори ему, что я тебе сказал.

- Это просто здорово… Коли рисковал. Сильно рисковал. Безумно рисковал. Словно ему было всё равно, выживет он или погибнет. Я думаю, он обезумел. Бежал под вражеский огонь. Это чудо, что в него не попали.

- Некоторые ведут бой таким образом, Варл. Верну тебя к нашей прошлой беседе о Корбеке.

- Я знаю, знаю. – Варл подыскивал слова. – Но это была не отвага. Это было… безумие. Вправду фесанулся. Настолько безумно, что я сказал ему что-то, сказал, что передам Гаунту, какой сумасшедший трюк он выкинул. И он упрашивал меня не делать этого. Молил не делать этого.

- Он сдержан…

- Док, Гол потерял жену и детей в Вервуне. Я думаю… я думаю, ему больше не важно. Не бережёт свою собственную жизнь. Я думаю, он ищет объединяющий выстрел.

- Действительно?

- Я в этом уверен. И если я прав, он не только собирается погибнуть сам, но и подвергает риску людей.

- Хорошо, что ты сказал мне об этом, Варл. Оставь это мне пока что. Я буду благоразумен. Дай мне знать, если вновь заметишь за ним подобное поведение.

Варл кивнул и пошёл к выходу.

Брезентовая занавеска за Дорденом отодвинулась и Кёрт вошла внутрь, срывая окровавленные хирургические перчатки и кидая их в бак с отходами.

- Я не знал, что ты была тут, - сказал Дорден.

- Представь, что меня не было.

- Это был конфиденциальный разговор, Ана.

- Я знаю. Так и будет. Я повязана теми же клятвами, что и ты.

- Хорошо.

- Одно лишь, - сказала она, переходя к раздаточной тележке и отбирая планшеты. – Что такое объединяющий выстрел?

Дорден со вздохом покачал головой. Он поскрёб серую щетину на подбородке.

- Гвардейский сленг. Это значит… это значит, что Коли не хочет жить без потерянных любимых. Его погибшей жены, детей. Он хочет быть с ними вновь. И он бросается в каждую подвернувшуюся схватку, не обращая внимания на собственную безопасность, делает всё, что может, до тех пор, пока, наконец, не обретёт воссоединение с близкими об обретении которого молится. Объединяющий выстрел - то, что убьёт его и воссоединит с семьёй.

- А, - сказала Кёрт. -  У меня было мерзкое чувство по поводу того, что это могло быть.

- Что ты сделал?

Озадаченный Каффран медленно поднялся на ноги. Наручники, сковывающие запястья, лязгнули и натянулись, когда подстроились к его хромающей походке. Он был раздет до чёрной рубахи и поношенных штанов. Шнурки ботинок и ремень у него отобрали.

- Что вы имеете в виду? – спросил он. Его голос был сух и тонок. Воздух в грязной камере был сырым, а освещение – плохим. Внимательно всмотревшись в лицо Каффрана можно заметить, что он всё ещё не отошел от шока обвинения.

- Имею в виду, что ты сделал? Расскажи мне.

- Я ничего не делал. Клянусь.

- Ты клянёшься?

- Я клянусь! Ничего! Зачем… зачем вы пришли сюда, спрашиваете это?

Коли пристально уставился на него. Тени делали невозможным для Каффрана увидеть его выражение лица.

Коли был просто в ярости, угрожая одним лишь своим присутствием в маленькой камере.

- Потому что я хочу знать.

- Зачем?

Коли сделал угрожающий шаг вперёд.

- Если я только узнаю, что ты лжёшь… если ты навредил той женщине…

- Сержант, пожалуйста… я ничего не делал!

- Сержант Коли!

Коли остановился в нескольких шагах от Каффрана. Он медленно повернулся. В дверном проёме камеры маячил силуэт Гаунта.

- Что вы здесь делаете, Коли? – спросил Гаунт, ступая в камеру.

- Я…- Коли замолк.

- Я задал вам вопрос, сержант.

- Люди в моём отряде были… обеспокоены … тем, что совершил Каффран. Я…

Гаунт поднял руку.

- Довольно. Вы вышли за пределы своих полномочий, находясь здесь, Коли. Вам следует знать это. Уходите. Передайте своим людям, что я поговорю с ними.

- Сэр, - пробормотал Коли и ушёл.

Гаунт снял фуражку и повернулся, чтобы взглянуть на Каффрана.

- Есть какие-либо предположения о том, что это было, рядовой?

- Нет, сэр.

Гаунт кивнул.

- Сядь, Каффран. Ты знаешь, зачем я здесь.

- Вероятно, чтобы задать те же вопросы, что и Коли.

- И?

Каффран медленно сел на керамическую камерную скамью. Он прочистил горло и глянул вверх, встретившись взглядом с Гаунтом.

- Я не делал этого, сэр.

После этого повисло долгое молчание. Гаунт кивнул.

- Всё, что мне нужно было услышать, Кафф.

Он вернулся к двери и надел фуражку.

- Крепись, Кафф. Если в моих силах вытащить тебя отсюда - я вытащу.

- Спасибо вам, сэр.

Гаунт вышел в тюремный коридор. Стражи Комиссариата закрыли тяжёлую дверь, задвинули засовы и зажгли щит. Они козырнули Гаунту, но он проигнорировал их, уйдя прочь.

В дождь фабричные кварталы выглядели особенно мрачно. Это, конечно, был не настоящий дождь. Каждые два дня, каждая секция каждого квартала района орошалась водой из купольных потолочных труб. Данная мера предпринималась ради гигиены и чистоты на улицах. И это просто заставляло всё кругом блестеть от влаги и вонять, как старый сортир.

Домохозяйство Флайт было заколочено, и печати с аквилами наложены на двери. Детей отправили жить к соседям.

Он перепрыгнул через изгородь на заднем дворе и осмотрелся из-под плаща, натянутого на голову из-за ливня. Если пристройка была хорошо перекрыта, могли остаться какие-то следы. Если нет – дождь напрочь смыл всё стоящее.

Он осмотрелся, заглядывая через взломанные задние окна жилища. Все виды хлама и обломков валялись на поросшем травой дворе.

Он вошёл в пристройку, сломав печать с аквилой и игнорируя нанесённую через трафарет предупреждающую надпись Комиссариата. Внутри пахло гнилым фибролитом и минеральными отходами. Здесь не было света. Пристройка не особо защищена от дождевой воды, но он всё ещё мог видеть тёмные потёки на стене, на полу, и край старой, облупленной кадки. Там имелся отпечаток руки. Отличный отпечаток. Женский.

Он огляделся. Стропила были низкими, и на одном из них виднелась зарубка, прямо над ванной. Он достал фонарик и посветил вверх, ощупывая зарубку кончиком своего танитского кинжала, и аккуратно отделил крохотный кусочек металла, который он положил в набедренный карман.

Он втянул носом воздух, обнюхал фибролитовую стену, опустился на четвереньки и посветил фонариком под кадку. Что-то блеснуло. Он потянулся за предметом.

- Не двигаться! Ни на чёртов сантиметр!

Свет фонаря был направлен на него.

- На выход, медленно!

Он подчинился, держа руки ладонями вперед.

Юный кадет-комиссар в дверном проёме выглядел очень испуганным, автопистолет был нацелен на него. Но что случилось, то случилось. Он подошёл фесово бесшумно.

- Кто вы? – сказал кадет.

- Сержант Маколл, Первый Танитский, - спокойно ответил Маколл.

- Гоосен? Что здесь творится? – окликнул голос снаружи.

Старший человек, другой комиссар в длинном тёплом плаще, с которого капала вода, появился за дёрганым кадетом. Он едва не сделал шаг назад от удивления, когда увидел Маколла.