- Давай-ка я провожу тебя. Поздно. А ты ведь знаешь, что Молли никогда не даст спокойно поспать утром, - он говорит очень тихо, ведь находится так близко, что нет смысла повышать голос. Очень медленно он убирает ладони с моих колен, легко скользя пальцами и, видит Мерлин, это самое ошеломляющее ощущение, которое мне доводилось испытывать.
- Да, действительно, - так же тихо отвечаю я. Он молча берет меня за руку и только возле двери комнаты добавляет:
- До завтра…
И я знаю, что обязательно приду завтра…
========== Глава 3.1. ==========
В горле немного першило, и я медленно провела пересохшим языком по нёбу. Хорошо, что я сделала всего глоток виски вчера, иначе мое утро было бы совсем отвратительным. Сон не желал возвращаться, поэтому я тихо встала, оделась и спустилась вниз.
- Доброе утро, миссис Уизли! – поздоровалась я, войдя на кухню и обнаружив, что мама Рона уже хлопочет возле плиты.
- Гермиона! Доброе утро, дорогая! Ты сегодня рано встала. Ты хорошо себя чувствуешь? – быстро проговорила женщина, вытирая руки о фартук и прижимая тыльную сторону ладони к моему лбу.
- Да, все в порядке, - я смущенно улыбнулась, - просто пить хочу. – Я быстро налила себе воды, осушила стакан и поинтересовалась: - Вам помочь?
- Нет-нет, я почти закончила. Скоро пойду будить мальчишек. Пойди пока полежи немного или почитай. Сегодня нужно закончить уборку, ваши каникулы скоро закончатся, - рассеяно ответила миссис Уизли, и я тихо вышла, прикрыв дверь. Действительно, Рождество уже прошло, и совсем скоро мы возвращаемся в Хогвартс. Я, конечно, была рада, но впервые за годы обучения желала хотя бы немного отложить начало учебы. В чем была причина? Я старательно убеждала себя, что это просто лень, но в глубине души упорно раздавался издевательский смех, который утверждал, что я просто обманываю себя, ведь я чудесно знаю, что лень и Гермиона Грейнджер – понятия несовместимые и остаться в доме на Гриммуальд-плейс меня вынуждает зависимость от общества одного определенного человека…
Продолжая тщетные попытки разобраться с этим странным наваждением, я и не заметила, как ноги привели меня к дверям библиотеки. Я рассеяно положила руку на ручку двери, медленно открыла ее и вошла внутрь. Здесь было совсем темно, зашторенные окна не пропускали в помещение робкие лучи бледного зимнего солнца, поэтому я вытащила из-за пояса джинсов палочку, тихо пробормотала «Люмос» и осторожно двинулась между стеллажами, освещая корешки книг и намереваясь выбрать что-нибудь, что можно будет почитать перед завтраком. Первый ряд я прошла довольно быстро, ничем не заинтересовавшись, поэтому перешла в следующий, где взяла старый учебник по трансфигурации, который еще не читала и, удовлетворенная, двинулась к выходу.
Я уже почти дошла до двери, когда заметила на небольшом диванчике возле окна силуэт человека. Мне не нужно было присматриваться, освещать его лицо, чтобы понять, кто это. Конечно же, где еще он может быть в такую рань? Я снова спрятала палочку, погрузив комнату в кромешный мрак, прорезанный лишь тонкими полосами перламутрового оттенка, которые проникали сквозь зазоры в шторах и ложились кривыми зигзагами на поверхность мраморного пола. Книгу я тихонько положила на ближайший столик.
Неосознанно я задержала дыхание, зябко поежилась, обхватила руками дрожащие плечи. Правильнее было бы уйти и оставить его в покое. Еще правильнее было резко развернуться и бежать не только из библиотеки, но и из этого дома, который навечно будет для меня пахнуть виски и иметь темно-синий цвет глаз Сириуса. Я ведь Грейнджер, я должна поступать рассудительно? Конечно, должна… И я пытаюсь, отступая к двери, потирая покрытые мурашками руки и отмечая, что здесь невероятно холодно, а плед, которым он укрыт, сполз и сейчас лежит у него в ногах. И эти мысли убивают меня. Слишком неправильна эта забота. Чересчур неестественно это участие. Но ведь это просто сострадание? Правда ведь? Я просто поправлю плед…
Ноги ватные и не хотят слушаться. Зубы сцеплены, чтобы не стучали от холода и страха. Пальцы впиваются в кожу на плечах, оставляя алеющие кровоподтеки, и я сильнее сжимаю руки, сложенные крест-накрест, как будто защищаюсь от собственных, таких пугающих, желаний. Я подхожу совсем близко, пытаясь рассмотреть его лицо в темноте. Он мерно дышит, одна рука расслабленно свесилась с дивана, другая безвольно лежит на палочке, которая покоится на животе. Медленно-медленно я расцепляю пальцы, впившиеся в плоть, осторожно протягиваю руку, кладу дрожащую ладонь на шерстяную ткань пледа, нечаянно касаясь его ноги…
Мир перевернулся с ног на голову, а потом взорвался плеядой фосфоресцирующих перед глазами всполохов. Я хрипло вскрикнула и отчаянно зажмурила глаза, пытаясь бороться с тошнотой и обжигающей болью в затылке. Дышать тяжело, как будто грудь что-то сжимает и только где-то на периферии сознания слышится такой знакомый голос…
- Гермиона! Открой глаза! Ты меня слышишь? Ну же, девочка! – И я послушно размыкаю веки, прикусывая губу, чтобы не закричать от боли, разрывающей голову. Пытаюсь сфокусировать взгляд и понимаю, что лежу на мраморном полу, а встревоженное лицо Сириуса темнеющим, размытым пятном склонилось надо мной. – Как так можно, Гермиона? Нельзя же так подкрадываться! Я мог проклясть тебя или так же быстро свернуть тебе шею.
Мне стыдно и хочется извиниться. Но искусанные губы лишь беззвучно шевелятся, складываясь в бессмысленные жалкие стонущие звуки. Он лишь прижимает указательный палец к моей нижней губе, тихо шепчет «Шшшш», и я послушно замолкаю и о боли забываю, потому что все нервы сейчас сконцентрировались на крошечном участке плоти, к которому он прикасается. Медленно он убирает руку, лишь затем, чтобы подложить мне ее под шею, второй – обхватывает под коленями и аккуратно поднимает, кладя на мягкую поверхность дивана. Потревоженное ушибленное место снова печет, но я терплю. Пока он рядом, я готова терпеть. И жаловаться не буду, потому что хочу казаться взрослой, и плакать не буду, потому что, как бы это не было больно, но это не сравнится с болью, которую довелось пережить ему.
- Я позову Молли. Лежи.
- Нет, - голос хриплый, но я должна остановить его. Мне не хотелось провести весь день в кровати, под опекой миссис Уизли. – Сириус, пожалуйста, мне уже лучше, - я умоляюще посмотрела на него, он же только недоверчиво изогнул бровь и присел на корточки возле дивана.
- Между прочим, это безответственно, Гермиона. У тебя может быть сотрясение. Ты сильно ударилась. Прости меня, я не успел подумать. Просто почувствовал прикосновение и толкнул тебя. Не думал, что ты так ударишься. Кстати, что ты хотела тогда? – Он снова склонил голову в уже знакомом мне жесте, который у него означал любопытство. Я открыла рот, но моментально закрыла. Что я ему скажу? Что хотела поправить ему плед? Это было чересчур странное намерение… Я не хотела, чтобы в его взгляде снова появилось это снисходительное понимание.
- Э-э-э, миссис Уизли звала завтракать, - я надеялась, что Сириус не будет уточнять, потому что моя ложь была шита белыми нитками. Мама Рона никогда не звала его на завтрак. Сириус приходил только, если хотел. Он действительно недоверчиво сощурил глаза, улыбнулся, но все же прекратил расспросы, а лишь произнес:
- Ладно, дай-ка я посмотрю на ушиб, - он быстро взмахнул палочкой, и комната наполнилась ярким светом, который резанул по глазам, отдаваясь пульсирующими болезненными толчками в затылке.
- Не нужно. Все уже хорошо, - пробормотала я, медленно садясь и подтягивая ноги к груди.
- Или я, или Молли. Выбор за тобой, - он говорит абсолютно безапелляционно, и это значит, что сейчас нет смысла взывать к его легкомыслию. Он не отступится.
- Ладно, ты, - я недовольно хмурюсь, а он издает короткий смешок, садится возле меня, обхватывает мое запястье и тянет ближе к себе. Мерлин, как же бьется венка под кожей. Он, кажется, замечает, потому что медленно проводит по ней указательным пальцем, переворачивая мою руку ладонью вверх. Я сажусь на колени, тело напряжено, как струна, а он медленно погружает пальцы в разметавшееся безобразие моих волос, привлекая мою голову еще ближе к себе. Когда мой нос почти касается его шеи, а запах огневиски прожигает легкие, пальцы Сириуса находят ушиб, бережно касаясь, но я все равно не могу сдержать непроизвольного всхлипа, резко выдыхая холодный воздух.
