Спустя полгода вызвал маму; мне, как единственному сыну, не оставалось делать ничего, как уехать за ними в Анадырь. Спустя ещё полгода, приехала моя девушка; свадьба, наша первая с женой квартира. И вот однажды, ближе к празднованию Нового 2005-го, обнаруживаю в почтовом ящике тугой конверт. Дома вскрыли, почитали, не поняли ничего. Назавтра за ответами пошёл к отцу.

– Батя, тут открытка пришла, с опозданием на полгода. Вас с мамкой на свадьбу приглашают. Рустам и Залина какие-то.

– Дай гляну, – отец раскрыл открытку, долго смотрел на приглашение, имена, подписи. Вернул, – а, не успели, так не успели.

– Так бать, это же в Дагестан вас приглашали, в Махачкалу! Кто это такие вообще? Тут видел, приписано: "перелёт и проживание за наш счёт". Бать, расскажи, а!

Отец поотнекивался. Потом недолго помолчал.

– Это сторона невесты приглашала.

– Ну?

– Ну… Это было в 85-м году, под новый год как раз. Тогда аномалия случилась – всю республику снегом засыпало. На улицу выйдешь – заборов не видно, только крыши торчат. По радио объявили ЧС, корм для скота на чабанских стоянках сбрасывали с вертолётов, чтобы падежа большого не было. Дороги расчищали военные, но и их усилий не хватало.

Я работал заведующим инфекционкой; помню, что поздравлять пациентов собирались. Стою у зеркала, креплю ватную бороду, медсестры и санитарки режут салаты. Вдруг за окном с надрывным рокотом и снежным скрипом остановился КРАЗ. Ну, знаешь, грузовик здоровенный такой…

– Да знаю, конечно.

– Ну вот, мы в окно выглянули, оттуда к нам вышли двое. Через пару минут пришли ко мне в кабинет. Молодая дагестанская семья, жили и работали на чабанской стоянке, километрах в пятидесяти от райцентра. Стоят у двери, переминаются, уставшие, серые от дороги. Я их приглашаю присесть, стоят.

Начинает говорить муж: – Валера, – говорит, – дочка умерла. Полгода всего дочке, понос был – две недели, неделю назад дышать перестала. Всё. Нам справка о смерти нужна, на святую землю повезём, хоронить будем.

Тут я заметил, что в руках он держит небольшой чемодан. Жёлтый. Ставит его на стол, раскрывает, а там грудничок лежит. Синяя вся девочка.

– Что же вы, – ругаться начинаю, – терпели до последнего? Почему сразу не привезли?

– Хотели, Валера! Не могли прорваться через снег. Вот большую машину нашли, приехали.

Отец осёкся, помолчал. Достал бланк, начал вносить записи, автоматически прослушивая тело ребёнка фонендоскопом.

– Я, – батя говорит, – не надеялся ни на что тогда. Это процедура необходимая, их вообще много. Но тут слышу – шум. Не стук сердца, как все привыкли, а шум.

"Всем тихо!" – крикнул, приложил мембрану плотнее. Через две минуты в фонендоскопе снова неясное "шууууух".

– Как сейчас помню, – батя рассказывает, – сбрасываю со стола всё, что было, чемодан этот тоже, ребенка укладываю, ору главной медсестре, та – бегом за реанимационным набором. Через минуту вгоняем в подключичку лошадиную дозу лекарства с одновременным массажем сердца. Там много всего, ты не поймёшь. Ребёнок начал на глазах розоветь, а потом вдруг как закричит… Громко так, на всё отделение…

Я ошалело смотрю по сторонам – мама её без сознания по стене сползает. Папа бледный стоит, за стол держится. Элисту вызываю, санавиацию. Девчонку вертолётом увезли, вместе с родителями. Да ты помнишь, наверное. Они часто к нам потом приезжали, постоянно гостинцы везли.

– Дядя Рамазан? – говорю.

– Да! Рамазан, точно. Ну вот. Эта Залина – дочь его и есть. Ты смотри, помнят…

В июне бате стукнуло 60. Не празднует он дни рождения, не знаю почему. Но телефон его не замолкал. Родня, коллеги звонили, пациенты бывшие, студенты его, из медколледжа, где он преподавал. Дозвонился и Рамазан, конечно. Говорили долго, за внуков, в основном. А я снова забыл спросить, пока они говорили – как он адрес нашёл? Мы ведь уехали на Север в неизвестность. В квартире жили с супругой вдвоем. А нашли через нас.

Я не раз вспоминаю эту историю, когда пытаюсь сооценить то, чем я занимаюсь, с тем, что делал в мои годы батя. И никак даже близко не приближусь к его результатам. А при этой истории отец всегда скромно улыбается:

– Да…. Много таких было.

Алогизмы или деградация населения?

Приемный покой. Психиатрия. Стою возле крыльца, общаюсь с врачом скорой (только пациента оформили), подходит парень, с виду вполне обычный:

– Доктора? Психиатры?

Киваем.

– Не поймаете!

И уносится в сторону кустов, где с треском исчезает.

Стоим, смотрим в след… Неуловимый Джо…

Медик – это профессия данная богом. Непонятно только – за какие грехи.

Я жму железо в зале, но пациентов не таскаю из принципа.

Дома большие, соседей много. Весит больше сотки?  Вызов МЧС.

Не делайте того, за что не платят. Желанием помочь всем и добротой – спину не вылечишь.

Держи ноги в тепле, голову в холоде, желудок в голоде, фонендоскоп на шее, папку под мышкой, наркоту во внутреннем кармане , и укладку в руке , экг на плече, дыхательный аппарат на другом плече.

Кошачью спинку любят гладить все. Только не медики. Они даже видеть ее не хотят, не то что бы гладить. Только медики поймут, – ведь  инфаркт – это кошачья спинка.

Убить человека легко. Спасти – в сотни раз сложнее. И почему-то за первый вариант платят куда больше, чем за второй.

– Ваша дата рождения?

– 53-й год

– Полностью скажите дату.

– Тысяча девятьсот пятьдесят третий год!

Или так :