- Но ты же за чем-то приходил?

- Сделал глупость. Я больше не буду тебе мешать. Отпусти меня наконец! - Тони попытался вырваться, но разве у него это хоть когда-то получалось?

- Ты невыносим, Энтони! Когда я проводил с тобой время, ты злился. Сейчас, когда я живу на работе, лишь бы дать тебе возможность все спокойно обдумать, не давлю на тебя, ты снова недоволен. Еще и не говоришь, что не так! - Бен склонился к лицу Тони. Голубые глаза метали молнии, он действительно был зол. А еще… возбужден? Тони явно ощущал, что то, что сейчас упирается ему в бедро, явно не в спокойном состоянии.

- Так ты поэтому меня избегаешь? Потому что хочешь, чтобы я сам решил? - Тони чувствовал как где-то в груди растекается радость. Яркая и теплая - она попадала в вены, согревала кровь и возвращала ту скрытую, такую детскую и заветную надежду, что он и правда кому-то нужен.

- Поэтому тоже. А еще потому, что еле сдерживаюсь, чтобы не повалить тебя на пол и не взять просто там, всякий раз, как вижу. Тони, родной, ну неужели ты не понимаешь, насколько мне сложно сдерживаться? Неужели не понимаешь, что ты для меня самый желанный? Я не хочу нарушить слово. Мы подождем до свадьбы, если ты, конечно, согласишься на нее, но это не значит, что мне легко дается ожидание, - Бен большим пальцем погладил венку на запястье Тони и поцеловал его в шею. Губы были теплыми и сухими, а потом Бен провел языком по чувствительной коже за ухом Тони, и тот блаженно прикрыл глаза. - Чувственный мальчик, сладкий. Как же медленно идет время. Как сложно знать, что ты совсем рядом, такой теплый и невинный. Мой, только мой.

- Бен… - Тони провел языком по пересохшим губам. Слова мужчины посылали по коже россыпь нервных мурашек, в животе скручивалось напряжение, и Тони немного повернул голову, подставляя губы под поцелуй. Плевать на все! Он выйдет замуж, женится, продастся в рабство - неважно как это назвать. Главное, чтобы касания не прекращались. Казалось, что сейчас он готов отдаться просто на столе, придушив все свои страхи. За последние две недели он так соскучился по прикосновениям, по теплым губам и уверенным рукам на коже, что готов был послать к черту все доводы рассудка. Но Бен лишь улыбнулся, звонко чмокнул его в щеку и, склонившись близко-близко, прошептал просто в приоткрытые губы, опаляя горячим дыханием:

- Нет, мой хороший. Не сейчас. В твой первый раз я хочу заниматься с тобой любовью на шелковых простынях, а не трахать на рабочем столе. Хотя, - он хмыкнул и едва различимо мазнул языком по влажной нижней губе Тони, - на рабочем столе я тебя обязательно как-нибудь трахну. А теперь иди. И не забудь - решение лишь за тобой!

Не успел Тони возмутиться подобной бесцеремонностью, как дверь за его спиной распахнулась, его резко развернули к выходу и, ощутимо хлопнув по ягодицам для ускорения, выставили в приемную. Секретарша окинула его пристальным взглядом, и Тони едва не провалился сквозь землю. Раскрасневшийся, со сбившимся дыханием и заметной выпуклостью в районе паха - он явно не выглядел как человек после светской беседы.

- До свидания… - прохрипел он, натягивая свитер пониже.

- Всего доброго, мистер Милтон, - невозмутимый ответ нагнал его уже у лифтов.

“Ну, Бен! Я тебе это еще припомню!” - возбуждение даже не думало спадать, поэтому Тони опустился на пол плавно спускающегося лифта и сжал голову между коленей. Несмотря не неудовлетворенное желание и пережитый позор, поездка все-таки оказалась не бесполезной. Теперь Тони точно знал, что согласится на свадьбу.

========== Часть 15 ==========

Честно говоря, я люблю описания. Я считаю, что они у меня сильнее, чем диалоги. Эта глава - сплошной диалог, поэтому я надеюсь, что не слишком напартачила. Спасибо вам, мои хорошие, за веру и поддержку!)

Вскоре Тони на своей шкуре ощутил, что значит выражение “загнанная лошадь”. Именно это существо он напоминал спустя семь дней. До свадьбы оставалась неделя, но у Тони не было и минутки даже на то, чтобы сказать Бену “да”, не говоря уже о том, чтобы просто посидеть в тишине и подумать. Время, свободное от учебы и работы, занимала неугомонная Синтия, деятельность которой становилась все более бурной. Она цеплялась ко всем, кто имел несчастье попасться ей на глаза, но к Тони ее, казалось, приклеило какой-то сверхъестественной силой. Как еще объяснить то, что она умудрялась найти его в любом месте и в любое время?

Именно поэтому в воскресенье, ранним утром, вместо того, чтобы нежиться в постели, Тони мышью прошмыгнул по длинным коридорам и покинул дом. На сегодняшний день у него было множество планов, и они никак не вязались с теми, которые для него придумала Синтия. Пройдя через кованые железные ворота и отказавшись от предложения одного из охранников “подвезти”, Тони всунул руки в карманы потертых джинсов и направился к автобусной остановке. Конечно, на машине было бы быстрее и в разы комфортнее, но в том месте, которое он собирался посетить, дорогой автомобиль выглядел бы слишком неуместно. Не хотелось, чтобы люди, знающие его, шушукались за спиной и обсуждали каким именно образом он заслужил право разъезжать на подобном транспорте. Можно было и пешком дойти, не так уж и далеко, но осеннее утро было промозглым, поэтому Тони все же дождался автобус и занял место у окна.

Проехав несколько остановок, он вышел напротив общежития. Мысленно сделав заметку о необходимости на обратном пути зайти за конспектом, который он давал Гарри, Тони направился к докам. Петляя то узким улочкам и старательно обходя мусор и нечистоты, он думал о том, что сказать. Решение так и не пришло, поэтому на пороге собственного дома Тони несколько минут помялся, не решаясь постучать. Мать в такую рань наверняка спала и вряд ли будет рада визиту, но отступать было некуда. Вздохнув и бросив взгляд на противоположный конец улицы, на приземистый домик, в котором жил Дин с отцом, Тони все же поднял руку и несколько раз ударил по двери.

- Какого черта, Тони? - вместо приветствия произнесла мать, запахивая старый халат на груди. - Что ты колотишь? - Тони так и подмывало напомнить, что это именно она отобрала у него ключи, когда он поступил в университет и переехал в общежитие. Мол, мало ли с какой компанией он свяжется. Но Тони благоразумно промолчал, вместо этого произнес:

- Доброе утро, мама. Можно войти?

- Входи, - она пожала плечами и отступила. Тони прошагал по скрипящим половицам на кухню, сел за стол и, набрав побольше воздуха в грудь, затараторил:

- Я принес тебе денег. Вот, - он достал конверт из внутреннего кармана джинсовой куртки и подвинул к матери. - А еще хотел сказать, что я больше не живу в общежитии и…

- Стоп! Не тарахти, Тони, я за тобой не успеваю. Чая хочешь?

- Д-да… - заикаясь, пробормотал он. Мама начала возиться с заваркой, а Тони смотрел на нее и думал, что сегодня она какая-то странная. Когда папа еще был жив, он часто говорил, что “его Виктория” ангел. Тогда они и правда были счастливой семьей, несмотря на постоянный недостаток денег. Тони иногда смотрел на старые фотографии и с тоской осознавал, что мама была настоящей красавицей - светловолосая, голубоглазая, а главное полная жизни. Сейчас же от этого осталась лишь жалкая тень, и измученная женщина в застиранном халате больше не напоминала ангела ни внешне, ни по характеру. Тони ее не винил. Смерть мужа, наверное, оправдывала все. В том числе и равнодушное отношение к сыну, который был так похож на отца.

- Держи, - Виктория поставила перед сыном щербатую чашку с горячим чаем, села напротив него. Несколько мгновений в кухне царила тишина: Тони медленными глотками пил, его мать смотрела на портрет отца, висящий на стене. - Ты похож на него. - Тихо произнесла она, откидывая со лба грязную прядь пшеничных волос.

- Знаю, - Тони отставил чай. Пить не хотелось. Было грустно сидеть на кухне дома, который был его лишь давным-давно, когда еще для них слово “семья” не было пустым звуком.

- Ладно, черт с ним, - спустя мгновение вся тоска растворилась. Мать спрятала конверт с деньгами за отворот халата, а потом заговорила вновь: - Я знаю, что ты не живешь в общежитии. Более того, знаю, о предстоящем браке.