- Зачем ты тут? Ты пришел забрать меня?

- Нет.

- Кто ты? Черт?

Я с вызовом смотрю на старика, хоть и сквозь слезы.

- Нет, я исповедник.

- Ты…

Не могу произнести ни слова, рыдания мешают. Не удержался. Стыдно. Хотя, какая разница?

- Исповедники - это не только христианские священники. Тебя будут судить по меркам той системы, в который ты живешь. Но пока ты не простишь себя, тебя никто не простит.

- Как же я себя прощу? - мотаю головой. На такие вещи уходят годы, но мне этого срока не хватило.

- Подумай, ради кого.

- Он… - замолкаю. Как же так? Первый мужчина, с кем мне удалось построить хотя бы подобие счастья, вожделенную гармонию, пахнущую спекшимися на солнце травами. Неужели всё закончится? Пытаюсь что-то сказать и не могу. Есть несколько видов молчания, и моё молчание сейчас - самое глубокое, которое мне удалось испытать.

- А что будешь делать, если в живых останешься?

- Жить.

Выдавливаю из себя. Жить. Мне представляется твое лицо, утром, смешное, не выспавшееся.

- Мне пора.

Я ожидаю, что старик поднимется и уйдет, но вместо этого темнеет. Темнеет зал, и уже вокруг меня не столики, не стены, а густые сумерки. И кладбище. До самого горизонта. Будто все люди планеты там похоронены. А между могил ходят странные существа. Демоны - не демоны. Будто большие насекомые, только на задних лапах. И никто меня не видит. Моего собеседника нет, вот только вижу недалеко от себя могилу, от которой исходит свечение. Поднимаюсь и, как в полусне, подхожу к ней. Она прозрачная, будто не отсюда вовсе. Мерцает. А на покосившемся гранитном памятнике - портрет моего собеседника, и годы жизни - 1835-1923 гг.

Синева от могилы расползается, окрашивает погост, будто рисует. Я начинаю узнавать местность. Это кладбище в центре города, я был там много раз, вот только могилы старика ни разу не видел.

Осознав это, заваливаюсь на бок, чувствуя ноющую боль внизу живота.

- Скорую, скорую!

Вопли, а я лежу посреди зала, боль не проходит, кажется, что даже сочится кровь. Провожу рукой между ног. Точно.

Перед глазами расползается чернота.

========== Часть 4. Кладбище ==========

- У тебя была внематочная беременность.

Ты. Сидишь рядом с моей койкой, унылый. Я вижу, как опущены твои плечи. Мне так жаль тебя расстраивать.

- Прости.

- Ты не виноват. Просто… И как мы не заметили ничего?

- Не знаю.

Ты проводишь рукой по моему запястью, глядя куда-то в сторону. Мы оба чувствуем себя виноватыми, только в отличие от тебя, я знаю, в чем. Хотя, быть может, и за твоей душой какие-то грехи числятся, о которых я никогда не узнаю?

- Ты мог погибнуть, но теперь все позади. У нас еще будет малыш.

Киваю, отвожу глаза. Никого у нас не будет. Не верю. Страшно.

Ты сидишь со мной еще около часа. Затем прощаешься. Я остаюсь предоставленным самому себе.

Две недели в больнице прошли более-менее сносно. Ты постоянно приходил ко мне, а я вспоминал могилу старика. Это первое, куда я наметил прийти, как только вернутся силы.

И силы вернулись. Тайком, пока ты на работе, я взял такси и доехал до кладбища. Превозмогая слабость, я прочесывал его, пока не нашел то самое место, которое видел в своем странном сне наяву.

Я угадал, нашел. Старик хмуро смотрит на меня с гранитного памятника. Я принес гостинец, из той кофейни, всё, что он заказал тогда. Ставлю прямо на могилу. Что еще делать, не знаю.

Собираюсь уже уходить, но слышу, как сзади кто-то подкрадывается. Хрустят сухие ветки, как в том сне. Оглядываюсь. И как в том сне, я вижу самого себя. Волка. Он полупрозрачный, смотрит на меня, не моргая, не опуская глаз.

А я, в бессилии опускаюсь на колени, прислоняя руки к лицу, ожидая, что дурной знак перерастет в убийство. Лишь недоумеваю, почему я так жесток к самому себе?

И, глядя на рычащего хищника, мне вдруг яростно хочется жить. Хочется просыпаться каждое утро, готовить бутерброды, рисовать картины, и… любить.

Любить тебя. Единственного, кто у меня есть.

Моя душа рвется вверх, прочь от тяжести, которая полжизни не давала мне разогнуться. Я прощаю себя, я заключаю сделку с самим собой, и осознание, что я сам выбираю себе судьбу, вдохновляет. Я рву цепи, которыми был скован до этого.

Волк смотрит в глаза, затем разворачивается и исчезает между памятников.

Почти без сил, звоню тебе. Я не могу подняться. Хрипя и сбиваясь, я объясняю, что нахожусь на кладбище, заставляя тебя, громко ругаясь, сбежать с работы и приехать, чтобы забрать.

- Что ты тут делал? На кладбище?!

Мне нечего ответить, но этого и не требуется. Обхватив тебя за шею, я поднимаюсь, зная, что волк еще не вернется очень долго.

========== Часть 5. Звонок ==========

- Спасибо за гостинец! - старик, на этот раз с руками, пьет кофе и закусывает принесенным бутербродом. - Что, ребеночка хочешь? И жить долго?

Киваю, не спуская глаз с собеседника. Он прожевывает.

- Не люблю я таким как ты помогать, ну да ладно. Отмаливай грехи свои, а я улажу.

- А это не грех?

- Грех - смерти себе желать.

- А брат?

- Ты простил себя, а тебя простили давно.

- А…

- Вот это отмолишь. Ну, бывай!

Просыпаюсь от звонка телефона. Пять утра. Кому приспичило в такую рань? Нащупываю сотовый, нажимаю кнопку.

- Слушаю.

- Сергеев Олег Александрович?

- Да, я.

Ты тоже просыпаешься от звонка. Щурясь, вслушиваешься в разговор.

- Вы родились тридцатого ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года?

- Верно.

Повисает пауза. Собеседник молчит, потом выдает.

- А вы сейчас лежите перед нами.

- Где? - сажусь на постель, окончательно просыпаясь.

- В морге… Вы повесились…

- Уважаемый, я лежу у себя дома! И вы меня разбудили.

- Вы родились в Иркутске?

- Я родился в Ростове-на-Дону!

- А прописаны вы где? Не в Иркутске?

- Я прописан и проживаю в Саратове! Что за тупые шутки?

- Простите, значит, это ваш двойник. Самоубийство. Обнаружили тело на чердаке дома, пытаемся найти родственников.

- Оригинальный способ.

- Простите.

- До свидания!

В бешенстве кидаю трубку.

- Кто это?

- Идиоты какие-то. Ошиблись…

- Что сказали? - смотришь на экран телефона, - номер не местный.

- Погиб мой однофамилец, ищут родственников.

В голове яркой вспышкой возникает отрывок сна. И дед, который, ухмыляясь, пьет кофе. Я прикусываю язык. Этот парень, однофамилец, вперед меня на тот свет отправился. От этого становится как-то не по себе, во рту появляется противная горечь.

Ты видишь, как тень пробегает по моему лицу и, приобнимая меня за плечи, целуешь в висок.

- Не бери в голову. Пошли, кофе попьем? Я вчера купил тортик, “Наполеон” называется.

- Да, - усилием воли я избавляюсь от какого-то страшного, мерзкого ощущения, будто что-то склизское меня потрогало холодными щупальцами. Потрогало, но выбрало другую жертву, - пошли есть тортик.

Тортик… А ведь я еще поживу.