«…Еще разворот… Идем обратно, в сторону аэродрома. Знакомые холмы с нечастыми деревьями. И, наконец, равнина; переливающиеся прожилки каналов и речек, а там, вдали, за наплывающей дымкой — Ханой…»

В это самое время со стороны Черной реки несколько групп Ф-105, прижимаясь к горам и уходя в облака, на разной высоте скрытно шли к аэродрому. И, как верно догадались в полку, это было одно из отборных подразделений военно-воздушных сил США. Среди американских пилотов, летавших во Вьетнаме, но было, пожалуй, такого, кто не слыхал бы о командовавшем им знаменитом асе Миллере. Майор Миллер за три войны налетал больше четырех тысяч часов. Рассказывали чудеса о его шестом чувстве, о том, что в его лексиконе отсутствует слово «страх». Небо Юго-Восточной Азии этому матерому волку было не в новинку: в конце второй мировой он с «летающих крепостей» бомбил японцев от Лао-кая[43] до залива Ха-лонг[44] и участвовал в воздушных боях с японскими истребителями. Потом он воевал в Корее, и вот теперь, много лет спустя, снова бороздит вьетнамское небо… Майор Миллер, прозванный, как и его самолеты, «громовержцем».

День за днем поднимал он с авиабазы в Таиланде своих «мальчиков» и вел их забрасывать бомбами и ракетами землю маленького государства, не имеющего «достойной упоминания» авиации и флота. Как его президент и просвещенные генералы, он был поначалу уверен, что «фантомы» и «громовержцы» неотразимы и стремительными ударами скоро поставят эту маленькую страну на колени и заставят ее капитулировать! Но за год с лишним майор Миллер усвоил, что полеты над Северным Вьетнамом мало похожи на увеселительные прогулки. Огненная сеть, поднимавшаяся всякий раз над землей, становилась все чаще и бее опасней. «Мальчики» боялись не только зенитных пушек и ракет, но и людей, вооруженных винтовками. Многие жаловались, что их повсюду подстерегают тысячи и тысячи ружейных стволов и что, когда с земли открывают огонь, у них буквально волосы встают дыбом! Теперь ко всему еще прибавились МиГи, от боя к бою становившиеся все опаснее. Другие подразделения с их базы несли большие потери: с каждым днем росло число сбитых машин и невернувшихся летчиков. Один из миллеровских «мальчиков», сделавший ровно сто боевых вылетов, был переведен обратно в Штаты. Там он женился, но уже через месяц возжаждал «воинской славы» и больших наградных и записался на второй срок во Вьетнам. Он приехал на базу, через несколько дней был сбит и пропал без вести. Никто из «отличных парней» не помянул его добрым словом, они считали его кретином. Многие уже не таясь, в открытую, изо дня в день подсчитывали свои вылеты, мечтая скорей дойти до сотни и получить шанс на возвращение домой. Молодые пилоты, прибыв сюда, сразу улавливали настроение «стариков», падали духом и поносили всех и вся. Начальство рекомендовало как лучшее средство, для поднятия духа пиво и песни под гитару. И они ездили на Филиппины за гитарами и пивом. Однако в подразделении Джона Миллера ничего подобного не было! Он постоянно внушал подчиненным одну, усвоенную им за долгие годы истину: «У военного летчика только один способ выжить. — атаковать первым, атаковать всегда и везде». Он лично водил их на самые опасные операции. После бомбардировок Ханоя «мальчики» майора Миллера особенно прославились, а сам он сделался притчей во языцех на всех американских базах. Но ему и этого было мало. Уверовав в свою хитрость и мастерство, в мощь своего оружия, он решил прорваться к неприятельскому аэродрому, нанести по нему сокрушительный удар и подорвать дух «малочисленного и незрелого» противника, который посмел бросить вызов исконным хозяевам неба, сильнейшим на земном шаре. Это будет самым славным делом, которое он, возвращаясь в Америку, оставит на память о себе во Вьетнаме, а возможно, — и завершением, венцом всей его летной карьеры…

Вот почему в это утро, когда другие подразделения американской авиации стремились прорваться к Ханою, Джон Миллер вел пятнадцать своих «громовержцев» — несколькими группами — в сторону вьетнамского аэродрома. Они получили сегодня задание: разбомбить близлежащий промышленный центр. Но Миллер приказал одной из групп взять шариковые бомбы, чтобы смести людей на вьетнамском аэродроме. Сам он шел с другой группой, оснащенной только ракетами и комплектами для воздушного боя, намереваясь мощным ударом уничтожить истребителей прикрытия.

Он приготовил сюрприз для МиГов, предпочитавших обычно ближний бой: на некоторые из его самолетов поставили по шесть двадцатимиллиметровых пушек, залп которых подобен был огневой лавине. Матерый волк придумал такой тактический ход: идущая впереди группа бомбит промышленные объекты, отвлекая на себя МиГи, и тогда большая часть его машин внезапно атакует неприятеля. Сегодня он взял с собой своих любимцев: капитана Дина Аллана, служившего раньше в Западной Германии, смельчака, сдержанного и немногословного, вечно холившего свои короткие жесткие усики, и лейтенанта Робертса, недавно переведенного из Японии — восходящее молодое «светило» — горячего и азартного, для которого война была чем-то вроде хоккея…

— Джон, — это был голос Дина, — мы летим вдоль шоссе. Вижу два МиГа, они идут на сближение с нами.

— Отлично! Возьми их себе на закуску…

— Двадцать четвертый! «Черное облако» справа от вас, двадцать километров.

— Вас понял!

Лыонг едва успел ответить «земле», как его вызвал Тоан:

— Двадцать четвертый! Противник заходит со стороны шоссе!…

«…Ну и реакция у Тоана!..»

Сделав правый разворот, он сразу увидел четыре Ф-105, они шли над горами немного выше МиГов. Американцы разбились на пары: одна держалась вдоль шоссе и шла прямо на промышленный центр, другая устремилась под углом к дороге.

«…По-моему, вторая пара хочет нас отвлечь… Или они заходят на железнодорожный мост?… Обычно у Ф-105 первая пара несет бомбовый груз…»

Он скомандовал:

— Атакуем первую пару!

Сбросив оба дополнительных бака, он стремительно развернул машину и атаковал Ф-105, летевшие над шоссе. Точно рассчитанный маневр вывел его в хвост «громовержца» — на позицию, выгодную для огневого удара. Он нажал на гашетку, выпустив очередь по ближайшей машине. Янки поспешно сбросил куда попало свой бомбовый груз, снизился и пошел на бреющем. Второй американец тоже побросал бомбы, резко набрал высоту и стал уходить. Лыонг пристроился за ним в хвост.

— Тридцать первый! Идите на перехват второй пары!

«…Конечно, те два Ф-105 сделали ложный маневр в сторону моста… Теперь они разворачиваются на предельной скорости и выходят к нам в хвост…»

Истребитель Тоана уже шел им наперерез. В небе засверкали огненные штрихи снарядов.

Лыонг словно прилип к американцу, он едва не настиг его над дорогой. Следом за ним он набирал высоту, бросал машину к земле и всякий раз, когда янки пытался свернуть в сторону, выходил на пересечение возможной кривой его разворота.

Он дал залп… потом еще один.

Пульсирующие красные струи скользнули рядом с хвостом «громовержца». Тот описал зигзаг и прижался плотнее к земле.

«Так, дадим еще залп!..»

— Двадцать четвертый! — ворвался в наушники окрик Киена. — Немедленно — разворот! Разворот вправо!

Лыонг стиснул зубы и резко повернул штурвал. За спиной вспыхнула яркая дуга, потом — еще одна, высвеченная синими вспышками; и вот уже прочертившие их ракеты исчезли где-то далеко отсюда. Циферблаты и цветные индикаторы на приборной доске замелькали и размазались полосой; потом он снова увидел их четкие контуры, а через мгновенье все опять слилось в трепещущих радужных бликах. МиГ почти вертикально шел вверх.

Он снова круто спикировал к земле. Тяжесть каменной глыбой навалилась на позвоночник, сдавила грудь; из разрезов костюма со свистом рванулся воздух. Секунду спустя пелена, застилавшая глаза, растаяла.

«…Слишком увлекся преследованием… не следил, что происходит сзади… Вот они: два Ф-105… еще два… Идут следом за мной… Справа другие «громовержцы» атакуют Тоана… Впереди, в стороне аэродрома тоже видны самолеты: на разной высоте — по одному, по два — заходят с нескольких направлений…»