Я приняла душ, натянула пижаму и юркнула под одеяло, стараясь держаться края. Отец погасил свет и только потом стал снимать одежду. Я невольно представила, как он стягивает брюки и остается в одних трусах… Мне опять захотелось провалиться. Это было настоящее наваждение.
— Мур-Мурзик, когда ты была совсем крошкой, мы с мамой брали тебя к себе в кровать. Ты ползала по нам и однажды взяла и напрудила мне на грудь. Ты сделала это с такой кокетливой улыбкой, что я понял: из тебя выйдет замечательная сердцеедка. Я не ошибся, Мурзик, — ты настоящая королева красоты Ляс-Америкас. Если бы не я, за тобой бы волочился длинный шлейф кабальерос. Завтра тебе придется самой позаботиться о себе. Получится?
— А ты что собираешься делать? — полюбопытствовала я.
— Понимаешь, мы приехали сюда отдыхать и расслабляться, верно? Я очень уважаю тихие семейные радости и вместе с тем считаю, что отдых — святое дело. Если потребуются помощь или совет, только свистни. Договорились, Мурзик?
— Да. Спасибо, папа.
— Не за что. Итак, будем развлекаться по полной программе.
Внезапно я почувствовала себя свободной и счастливой.
Весь следующий день я провела наедине с океаном. Болталась по набережной, курила, забравшись с ногами на скамейку и привлекая внимание самцов всех возрастов и пород своим вызывающе гордым одиночеством. Раза два я видела издали отца — он был поглощен ухаживаниями за какой-то дамой в широкополой шляпе и черно-малиновых шортах в обтяжку. Наши дорожки неожиданно скрестились в шикарном магазине на территории отеля «Сантьяго Парк», куда я зашла поглазеть на недоступное мне великолепие.
Отец стоял возле заваленного мужскими сорочками прилавка и с иронией следил за тем, как дама в шортах в обтяжку толкует с продавщицей, демонстрирующей ей товар. Он обернулся, очевидно, почувствовав на себе мой взгляд, улыбнулся мне широко и искренне и помахал рукой. Он сказал что-то даме, и та внимательно посмотрела в мою сторону.
Через каких-нибудь пятнадцать минут мы втроем сидели за столиком кафе под вековой пальмой и потягивали «Туборг».
— Вайолет Ли без ума от тебя, — доложил мне вечером отец, когда мы случайно столкнулись нос к носу в вестибюле отеля. — Все-таки это очень респектабельно — отдыхать в обществе красивой взрослой дочери. Мурзик, ты заметно подняла мой рейтинг у дам определенного возраста и темперамента. Думаю, мое присутствие тоже в какой-то мере способствует твоему успеху у нашего брата. Имеешь чем похвалиться?
— Я приехала отдохнуть, папочка.
Он посмотрел на меня с каким-то особым обожанием.
— Вокруг сверкает и переливается всеми цветами радуги веселый карнавал жизни. Он устроен в ее честь, но она словно ничего не замечает, поглощенная своим внутренним миром. — Он тряхнул головой, словно отгоняя какие-то назойливые мысли, и вздохнул. — Такой была и твоя мать. Это передается по наследству.
— Ты скучаешь по ней, папуля, — утвердительно сказала я. — Не кажется ли тебе, что ты ее выдумал?
Он собрался было мне ответить, но тут в вестибюль вошла Вайолет Ли, и за какую-то долю секунды его истинное выражение лица скрылось под знакомой мне маской искателя приключений и удовольствий.
В самолете он вдруг сказал мне:
— В наших женщинах есть тайна. Во всех до единой.
И словно в изнеможении откинулся на спинку кресла.
— Вайолет Ли очень искренний человек. Мне кажется, она привязалась к тебе по-настоящему.
Отец издал какой-то странный звук и притворился спящим. Когда мы уже были на подступах к Москве, спросил неожиданно:
— Они будут тебя встречать?
— Да. Игорь тоже. Мама не водит машину.
— Это я знаю. — Он беспокойно поерзал в кресле. — Они хорошо живут?
— По-моему, да. Но это не похоже на мое представление о пылкой любви, — добавила я.
— Я так и думал. — Отец заметно оживился. — Вайолет Ли от меня без ума. Она уверена, я от нее тоже.
— Ты переселишься в свою квартиру, а я поживу у мамы.
Он смотрел на меня как на чокнутую.
— С чего это вдруг, Мурзик?
— Не прикидывайся вечным плейбоем, папуля.
— Ах, вот оно что! — Он расхохотался, и проходившая мимо стюардесса глянула на него с любопытством. — Итак, Вайолет Ли поручила тебе за мной приглядеть. Может, она попросила тебя писать подробные отчеты?
— Вайолет Ли меня ни о чем не просила. Но мне кажется, у вас с ней серьезно. Мне кажется, ты должен расстаться с теми женщинами. Мне кажется…
— Будет выгибать спинку, Мурзик. Из меня уже не получится молодого Вертера. Какая разница твоей Вайолет Ли, в чьей постели я буду засыпать?
— Ты должен засыпать в своей собственной, папа.
— Чего ради? Я не люблю засыпать в одиночестве.
— Скоро вы с Вайолет Ли поженитесь, и тогда тебе больше не придется засыпать в одиночестве. Ты ведь не пошляк, папа.
Он нервно передернул плечами.
— Мурзик, я пытался сохранить верность твоей маме. Я отказался от всех других женщин. Поверь, это было не так-то уж и просто сделать. Она это не оценила. Я даже склонен считать, что моя верность стала причиной нашего разрыва.
— Чушь, папа. Мне кажется, все было наоборот.
— Нет, Мур-Мурзик, вовсе не чушь. Какое-то время я был весь без остатка ее, и ей это быстро надоело. Она хотела бороться за меня каждую минуту — вот тогда ей было бы интересно.
— Мама говорит, вы разошлись потому, что у тебя были другие женщины. Она может простить все, кроме измены.
Он задумался всего на каких-то полминуты.
— Она просто пытается оправдать себя в собственных глазах. У нее никак не укладывается в голове, что наличие соперницы только разжигает любовь, хотя подсознательно она это понимает Просто это противоречит полученному ею воспитанию.
— Моему это тоже противоречит, папа.
Он снисходительно похлопал меня по руке.
— О, эти романтические сказки о единственной любви! Они звучат волнующе наивно в конце двадцатого столетия. Мурзик, ты сама это скоро поймешь.
Я не стала с ним спорить. Тем более что самолет уже коснулся родного московского бетона.
Мне показалось, отец стал выше ростом. И заметно похудел. Он душил меня в объятиях и довольно ощутимо шлепал по спине.
— Мурзик, ты просто прелесть, что встретила меня. — Он зыркнул глазами по сторонам. — Одна, что ли?
— Хочешь сказать, не вышла ли я замуж? Нет.
— Что так?
Отец смотрел на меня озабоченно.
— Наверное, еще не встретила свою единственную любовь.
— Мурзик, какая чепуха! Тем более что любовь ужасно мешает браку.
— Тогда умолкаю, папуля.
Он привез мне кучу подарков, и в моей квартире запахло праздником. Свои вещи отец аккуратно развесил в шкафу.
— Остановлюсь у тебя. Не стеснит?
— Нет.
— Ах, Мурзик, как хорошо, что ты у меня есть!
Он обхватил меня сзади и всхлипнул в самое ухо. Я недоуменно обернулась.
— Да-да, ты не ослышалась. — В его выцветших серых глазах стояли настоящие слезы. — Раскис твой американский папа. Совсем рассупонился. Стал просто крейзи[1]. Может, отведем душу за рюмкой? — Он извлек из сумки большую бутылку «Смирновской», которую, очевидно, купил в «дьюти фри»[2]. — Пожаришь картошки? А у тебя можно курить?
Я кивнула.
Он сидел в кухне и смотрел в окно, за которым уже по-вечернему синело. Я стояла возле раковины и чистила картошку. Я чувствовала спиной, что отцу здорово не по себе.
— Как поживает Вайолет Ли? — спросила я.
— Неплохо. Открыла собственную фирму. Знаешь, как она называется? «Dream’s Table». Это по-русски-то как будет? — Он на несколько секунд задумался. — Ну да, «Стол моей мечты» или «Стол, который может присниться во сне». Все-таки наш родной язык более точен и основателен. Фирма специализируется на сервировке праздничного стола. Представляешь, от заказчиков отбоя нет. Думаю, она скоро уйдет из своего колледжа. В прошлом году вышла наша книга кулинарных рецептов. Мы вместе ее составляли. Я написал целый раздел, который назвал «Барская кухня». В будущем году мы рассчитываем выпустить еще одну кулинарную книгу. — Как ни странно, но я не уловила в его голосе никакого тщеславия, хотя раньше отец мог взахлеб хвастаться своими памфлетами про «ихних» президентов, а позже — наших «демо-импотентов». — В Штатах русское пока в моде.