Я ухватила Антона за шею и повисла на нем.
— Серый, а ты так и не поблагодарил свою леди Мадонну за чудесный вальс, — услышала я срывающийся голос Тамары. — Быстро исправь ошибку, пока тебя кто-нибудь не опередил.
Антон грубо оттолкнул меня и отошел. Я закачалась, чувствуя, что теряю равновесие, но меня подхватил Сергей и крепко, по-настоящему поцеловал.
— Пускай теперь катится с плеч моя голова, — сказал он, нехотя отрывая губы.
— Настоящий Голливуд! — вопила Тамара. — Мишель, поцелуй меня так же страстно и красиво. Ну же, я жду.
— Какие же вы все… ущербные! — бросил Антон и изо всей силы хлопнул входной дверью.
Было за полдень. Оранжевое декабрьское солнце, оставив мою комнату, переместилось на другую половину дома, откуда давно доносились шаги и голоса. Я никак не могла заставить себя встать с постели. Повадившийся спать со мной серый кот Прошка уже несколько раз выпрыгивал в форточку и возвращался, оставляя на подоконнике бурые отпечатки.
Беда была не только в том, что у меня раскалывалась голова, а во рту стоял отвратительный горький привкус, — еще горше было на душе. Я ругала себя за то, что так вольно вела себя с Сергеем.
«Но ведь это были самые что ни на есть невинные шалости, да к тому же на глазах у всех и у Тамары тоже, — пыталась убедить себя я. — И секретов у нас с ним нет никаких…»
Я опять повернулась в своей всклокоченной постели, и Прошка недовольно поднял голову.
— Хорошо тебе, серый, — сказала я. — В твоем мире все просто, ясно, однозначно. Сыт — песню поешь, голодный — идешь к своей миске или в подпол за мышами. А нам, людям, еще душевная гармония нужна, согласие с окружающим миром. Тебе ведь на него наплевать, правда?..
Шаги в доме наконец стихли, и я решила встать. Кот тоже спрыгнул с кровати и теперь ждал, когда я облачусь в джинсы и свитер.
Зинаида Никитична перемывала посуду, которую мы вчера побросали на столе. Она ночевала у своей сестры, к которой ездила чуть ли не каждый выходной.
— Ну, и как вчерашний праздник? — спросила она, ставя передо мной тарелку с овсяной кашей.
— Одна ваша знакомая здорово перебрала. Все плясала и ноги задирала, — пробормотала я, уткнувшись в тарелку.
— Ничего страшного. Томочка говорит, очень весело было. Только Антошу ни с того ни с сего псих накрыл. Тамара с Сережей пошли погулять.
«Вообще-то Антона тоже можно понять, — думала я. — И зачем я так напилась?..»
Я вдруг вспомнила губы Сергея и покраснела. К счастью, Зинаида Никитична ничего не заметила.
— А я забрала от Маши Полю. Тебе Томочка рассказывала про нашу Полю, мою младшую сестру? — спросила Зинаида Никитична, расставляя в буфете рюмки. — Они у нас с Машей по очереди живут. Уж так повелось. Странная она немного, а в общем-то добрая. Ты ее, Ларочка, не бойся — она мухи не обидит.
У дальнего от стола окна сидела сухонькая маленькая женщина и смотрела в сад.
— Поля, поди сюда, познакомься с нашей Ларой, — окликнула ее Зинаида Никитична.
Женщина послушно встала и подошла к столу.
— Лара — невеста Антоши, — не без гордости сказала Зинаида Никитична. — Она приехала из Москвы работать в Антошиной газете.
Поля понимающе закивала маленькой птичьей головкой.
«У нее выражение лица, как у Тамары, когда она в хорошем настроении, — подумалось мне. — В молодости, наверное, была красивая. Вот только раскрытый рот придает лицу какое-то странное выражение».
— Американский президент войну новую готовит, но мы обязательно мир отстоим, — неожиданно низким и густым для ее тщедушного тела голосом сказала Поля.
— Отстоим, отстоим, — поспешила заверить ее Зинаида Никитична. — Иди, Поля, к окошку. — И пояснила мне, когда та отошла: — У нее жениха бандиты зарезали. Из-за пыжиковой шапки. Ей тогда семнадцать было. С тех пор она… немного не в себе.
Я собиралась в командировку по области. Укладывая сумку, обнаружила в ее боковом отделении толстые носки из желтоватой овечьей шерсти. На душе сделалось тепло и одновременно тревожно.
Антон давал мне наставления в присутствии главного редактора, который беззастенчиво разглядывал меня сквозь толстые линзы очков. Я чувствовала себя, как школьница у доски, Антон втолковывал мне самые что ни на есть прописные истины в присутствии постороннего человека, тем самым давая мне понять, что в редакции его власть надо мной безгранична Разумеется, он сводил со мной счеты Где-то в глубине души я его жалела — уж так я устроена.
Меня не было в городе три дня. Когда я сошла с пригородного поезда в субботу днем, первым делом купила в киоске на вокзале нашу газету. Мне бросился в глаза набранный жирным шрифтом на первой полосе заголовок: «ПРОКОПЕНКО ОЗАБОЧЕН ПОГОНЕЙ ЗА ДЛИННЫМ РУБЛЕМ». Это была фраза из моего интервью с Прокопенко. Выхваченная из контекста, она производила негативное впечатление. Дальше — хуже. Я внимательно прочла все до последней строчки. Кто-то прошелся по тексту с безжалостной правкой, вывернув все наизнанку. Создавалось впечатление, что Прокопенко был акулой угрожающего нашему будущему капитализма. К тому же беспринципным человеком.
Под этой мерзостью стояла моя фамилия.
Я глянула на часы. Половина пятого. Антон должен быть на месте — обычно он сидит в редакции до упора. Я решила добиваться опровержения. Как я теперь посмотрю в глаза Прокопенко? Сергею с Тамарой?..
У входа в редакцию я столкнулась с Сашей Березовским.
— Лариса Николаевна, счастлив приложиться к вашей ручке. — Он прикоснулся губами к моему запястью. — Вы у нас сегодня герой дня — висите на доске редакционного почета. Чудненько сработал ваш нюх. Или же полезные связи.
Он еще раз приложился к моей руке.
«Полезные связи? Похоже, Прокопенко погнали, — догадалась я. — Получается, что я пинаю ногами лежачего…»
От этой мысли мне стало нехорошо. Я вошла без стука в кабинет Антона и села в кресло возле стола, дожидаясь, когда он закончит говорить по телефону.
Наконец он положил трубку и протянул мне обе руки.
— Кто это сделал, Антон?
— А, ты об интервью? Ну конечно же, это целиком твоя работа. Я лишь внес кое-какие коррективы, которые были невозможны месяц с лишним назад. Позавчера состоялось решение облисполкома об отстранении Прокопенко от занимаемой должности.
— Мы должны дать опровержение. Это так мерзко! Что подумают обо мне Прокопенко, ребята из отдела?..
— Прокопенко теперь ноль с минусом, и его мнение никого не интересует. Что касается мнения редакции, то твой материал заслужил одобрение главного. Мы даже собираемся премировать тебя за оперативность. Почему ты такая бледная? — участливо спросил он. — Устала с дороги? — Он открыл дверцу стенного шкафа, налил нам по маленькой стопке коньяка. — За твой успех! Да простят нас генсек и наш главный за то, что мы употребляем алкоголь, да еще в служебное время!
Он протянул мне рюмку, и я машинально ее взяла. Сейчас передо мной был прежний Антон — спокойный, заботливый, самоуверенный. Тот Антон, который мне так нравился в Дюрсо.
— Значит, это сделал ты. Господи, но ведь Прокопенко твой друг. Вы с ним даже на «ты» были.
— Увы, я не мог знать всего. За голову схватился, когда всплыло, что он бросил жену и двоих детей и спутался с какой-то авантюристкой. Ты у меня умница, Лора, — умеешь предугадать на несколько ходов вперед.
— Мы будем давать опровержение или нет? — спросила я, чувствуя, что все мои усилия восстановить истину бесполезны.
Антон обошел вокруг стола и положил руки мне на плечи.
— Лариса, прошу тебя, не делай глупостей. Иначе навсегда закроешь себе дорогу в журналистику. Наша газета опровержений никогда не давала и не будет давать. Ясно? Здесь работают серьезные люди, привыкшие отвечать за каждое свое слово. Понимаю, ты вконец измоталась. Сейчас я скажу Феде, чтобы подбросил тебя домой.
Садясь в редакционную «Волгу», я ненавидела себя — слабую, малодушную, не умеющую постоять за правду.
