— Мишель все равно не позволит им жить у атли. Альянсы в городе запрещены.

— Им и не придется, — улыбнулся Глеб. — У скади есть дом недалеко от Липецка. Скорее всего, его просто не успели привести в порядок к их приезду. Скоро они свалят от атли. Но не уверен, что Мишелю стоит расслабляться.

— Ты слишком много ставишь на хищных, — взволнованно возразила вернувшаяся Ника. Поставила на столик у дивана разнос, на котором дымился заварник с ароматным чаем из трав.

Ясновидица улыбнулась мне:

— Нашла у тебя в шкафчике несколько мешочков. Интересный сбор — такие только мои сородичи умеют делать.

— Не только, — уклончиво ответила я. — Это он?

Девушка покачала головой.

— Это мой. Делает разум ясным, убирает из мыслей несущественное и оставляет главное. Положила там тебе пакетик с травами.

— Спасибо.

— Боги хранят тебя, Полина. Но и враги у тебя есть. Кто-то из прошлого и кто-то из будущего. Скоро они оба проявят себя.

— Ты видела их? Врагов?

Она вздохнула.

— Нет. Я никогда не вижу картинки — только чувствую.

— Это плохо, — заключил Глеб и посмотрел на меня встревоженно. — Только старых врагов отвадили, как новые нарисовались. Древний еще наделает дел, вот увидишь.

— Дэн обещал за мной присмотреть. Вот и Ника говорит, меня боги хранят. Ты бы лучше о себе подумал. Влад, если узнает, голову тебе оторвет не хуже Мишеля.

— Не узнает. Ты же не скажешь, а больше некому.

Я кивнула.

— Хорошо. Увози Нику поскорее, иначе никому не поздоровится.

— А ты?

— Не пропаду. Напьюсь вон с Викой и Андреем. Только бы его отпустили. Я ему второй день дозвониться не могу.

— Думаешь, ему перепало?

— Считаю, Мишелю незачем мучить его. Целью ведь был именно Влад, а Андрея древний использовал, чтобы на меня надавить. Но все равно волнуюсь. Съезжу к нему, наверное.

Андрей на звонки по-прежнему не отвечал и дверь не открыл, так что домой я вернулась еще более встревоженная. Глеб позвонил и сказал, что останется в Ельце — поможет Нике обустроиться. Вернулся под утро, и весь день мы провели вместе. Вдвоем.

Я позвонила Ире и рассказала о случившемся. Воительница обещала приехать попозже и три раза повторила, что плевать ей на всяких там Мишелей. Что я могу забить на все и вернуться к ней, в Москву. Я обещала подумать. Вряд ли Мишель будет следить за мной, если покину Липецк. Ведь требования касались по большей части Влада.

А после обеда следующего дня Глеб отвез меня к атли. Тучи нависли ниже, усиливая мрачность и безысходность. Чем ближе был момент «икс», тем меньше мне хотелось уходить. Я говорила себе, что все это из-за Глеба. Из-за чего же еще? И этот дом, и его обитатели, и события — кровавые, мрачные, жестокие — оставили на душе неизгладимые отметины. Но тот, другой мир, был неизведанным и страшным, и я вдруг поняла, что боюсь.

Признаться в собственном страхе было неприятно. Словно я девчонка, а не сильный сольвейг. Но он — этот страх — прочно засел в мозгу и клевал его надоедливым дятлом.

В гостиной, как назло, собрались все наши. К страху примешалась брезгливость оттого, что все они смотрели на меня, словно провожали, и, уверена, некоторые были просто счастливы, что я уйду. Никто не остался равнодушным: ни старающаяся держать лицо Лара, ни Рита, в душе ликующая, что я спасла ее брата, а ведь могла не спасать. Ни Катя, которая встретила нас с Глебом испепеляющим взглядом. Ни Лина, что с трепетом ожидала этого момента. Уверена, деторожденная стыдилась своей радости, но и скрывать ее уже не могла. Все же выйти из тени и погреться в лучах славы всегда приятно. Каждый из атли почувствовал что-то в связи с моим уходом. Кирилл печалился, Глеб злился, Оля грустила. Впрочем, эти эмоции захватили не только атли — подруга Влада, Даша сидела на диване, сжав кулаки.

Наверное, единственный, кто плевал с большой колокольни на мой уход, был Эрик Стейнмод. Он расположился в кресле у камина и встретил меня насмешливым взглядом. И от этого взгляда — почти безразличного, холодного — мне почему-то стало легче. Словно на ожог положили кусок льда.

Но ко мне подошел Влад, тронул за плечо, ожог снова заныл, а очарование момента рассеялось.

— Идем?

Я кивнула, порывисто обняла Глеба и последовала за Владом в кабинет.

Основной свет не горел, лишь торшер в углу оставлял бесформенное пятно на полу. Влад взял меня под локоть и подвел к дивану. Ладони почему-то вспотели, а глаза наполнились слезами — нежелательными и совершенно лишними. Я растерялась и не знала, как себя вести. Захотелось убежать, пока ничего непоправимого не произошло, и в то же время хотелось, чтобы все быстрей закончилось, и я могла поехать домой, Позвонить Вике или Андрею. Кому угодно, лишь бы заглушить нарастающую пустоту внутри. Одиночество. Почему я все еще боюсь его? Разве после жизни в Москве и у сольвейгов не должна была к нему привыкнуть?

Влад присел рядом, взял за руку. Зачем он это делает? Смотрит, словно в душу… Тошно! И воздуха, воздуха так мало. Открыл бы окно, что ли…

— Это ненадолго, — уверенно сказал он, и я поморщилась.

Снова врет. Точно знала, что врет. Но нужно играть. Вся жизнь — игра.

Я кивнула.

— Что делать?

— Я должен буду касаться твоей жилы. Поэтому подними…

О, черт, нет! Воспоминания тут же накатили волной — той самой, речной, в которую я зашвырнула Влада в Будапеште. Его горячие руки на моем животе, эйфория вперемешку со страхом. Боль. Отчаяние. И неизменно она. Герда. Как отражение моей глупости.

— Еще есть шанс все переиграть, — тихо произнес Влад. — Если не хочешь…

— Нет! — резко перебила я и задрала свитер. — Давай только поскорей.

Он вздохнул и положил ладонь мне на живот. Воздух тут же наполнился ванилью — она кружила голову, дурманила мозг, мешала соображать. Жила напряглась, откликаясь, полностью подчиняясь тому, что делал Влад.

Может, оно и к лучшему? Плохо, что он все еще так на меня влияет.

Я откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и закусила губу. Сфокусировалась на боли, чтобы отогнать ненужные эмоции.

Полумрак. Я. Влад. Нехорошо…

Он говорил что-то, но я не запомнила ни слова, хотя каждое из них причиняло боль, рвало душу изнутри. Слезы уже невозможно было сдержать, да я и не пыталась — совсем другое волновало. Отторжение. Отторжение меня.

Влад гладил по голове, говорил ласково и, показалось, в один момент его голос дрогнул. Я проваливалась в темноту, спасаясь от нарастающей боли в животе. И в этой темноте было тепло, уютно. Меня любили, обо мне заботились. Как Барт.

Воспоминание о сольвейгах заставило очнуться. Влад обнимал меня все там же, на диване, и крепко прижимал к себе. Голова лежала у него на груди, и я слышала, как билось его сердце — гулко и быстро.

Резко отпрянула, оттолкнув его, и вскочила на ноги. Тут же поморщилась — живот болел, голова гудела, а легкие словно выскребли. В груди разгорелся пожар, огонь поднялся к горлу, впитался в кровь, растекаясь по венам обжигающей лавой.

— Какого черта? — прокашлялась я и расправила свитер.

— Поля…

— Не смей на меня влиять! Впрочем, у тебя и не получится. Уже нет. — Я истерически рассмеялась. Эмоции смешались в один разноцветный пластилиновый ком, пульс гулко стучал в ушах, хотелось сбежать и спрятаться подальше, чтоб никто не нашел.

Я вдруг ощутила себя беззащитной рядом с Владом. И почему раньше не было этого чувства — ведь оно действительно правильное? Он может причинить вред, сделать больно…

— Это последствия изгнания, — мрачно пояснил он. — После отречения было бы еще хуже.

— Я хочу… домой… — простонала я и отвернулась.

Чужая. Я здесь чужая…

Тошнота усилилась, голова гудела все сильнее, а еще болел живот. Да уж, приятного мало. Но не смертельно — вон Глеб пережил, и ничего.

— Позволь отвезти тебя. У нас еще есть время…

— Время на что? — выдохнула я.

Взгляд обжигающий, дикий. И слова царапают горло — правильные, но такие горькие. Влад поднялся, но подходить не стал. Просто смотрел на меня, а в голове, наконец, оформилась четкая мысль: я вижу его в последний раз.