А память уже выхватывала из прошлого моменты, эпизоды, кусочки разговоров. И логика подсказывала - впутаны могут быть все трое или с тем же успехом - никто.

Натали Кардан. Это она завела разговор о Глухом Столетии, винила землян и науку... Изящная, остроумная, молодая тетушка. Классно водит флаер, мило веселится на семейной вечеринке, ласково говорит и холодно спорит. "Лабе нужен подзатыльник, настоящая встряска, а не то, что предлагаете вы. Не эстетические школы и политеатры, а великая идея, за которой пойдут все. Нам не нужна ваша техника, а уж воспитанием мы займемся сами. Мы шли к цели, но появились земляне со своей помощью, которой никто не просил. Вы разрушаете устои, отрываете нас от корней, глушите голос нашей совести. Вы - чужие..."

Элеонора. Бабушка Элеонора. Смешно! Хотя, если подумать, не очень. Плох актер, не способный сыграть дурака. Или маразматика. Люди охотно верят в чужой идиотизм, с гордостью ощущая себя несоизмеримо умнее. А старость - это не только склероз, но и мудрость... Осколок прошлого. Она помнит далекие времена, когда Лаба была одинокой планетой, пупом пространства и времени. "Ах, Виктор, какой прекрасной была тогда наша Лаба! Мы были одиноки, но едины с природой, а звезды были далеки и недостижимы. Мы смотрели на них по ночам и мечтали. Какие были люди! А сейчас - спутники, карантины, незнакомые названия и эмблемы, омерзительный грохот ваших кораблей..."

Яна. М-м-м. Что, Яна? Светлые волосы, зеленые глаза, фигура. Привычка крутить пластиковый браслет на руке, тихая улыбка. Но... Невинный взгляд искоса и язвительный вопрос: "А может быть тетя Ната права? Что такое знаете вы, на другом конце Галактики, чтобы учить нас жизни? Не улыбайся, что ты все время улыбаешься? Я серьезно..." Нет, Яна - это нереально.

Я потряс головой. Хуже некуда! Словно в створ попал. И посоветоваться не с кем. Даже с Мишелем. Мишеля жалко, веселый космос! Каково будет ему, спецу до мозга костей, когда узнает, что кто-то из его родных...

Но кто же из них? Лишь один человек может ответить на этот вопрос. Настала пора побеседовать с Арнольдом по-настоящему. Без санкций и инструкций. Зажать, чтобы не выкрутился, не улизнул, не отвел взгляд. Устроить наконец маленькую "спик-вертушку". Психодопрос с пристрастием.

Одна из заповедей Сообщества гласит: "Не оболги ближнего своего". Я не могу, не имею права оболгать. Но бустеры существуют. И кто-то ищет и находит контакты с Белой Радостью, и лжет, и заставляет лгать других... А где-то талантливая молодежь учится стрелять из "линеек", ходить в ногу и петь бодрые марши. И спешит помощь с Белой Радости, и горят крейсера, и светится по ночам в атмосфере радиоактивная пыль, и уже не в фильме, а наяву катится по полу голова инженера Адама и многие-многие головы...

"Не оболги ближнего своего". Я не оболгу, я узнаю наверняка. И тогда скажет свое слово Земля.

- Слушай, какой у тебя рост? - поинтересовался человек, которого я назвал про себя "офицер охраны". Меньше всего он походил на офицера охраны: пыльная и мятая роба, красные глаза, а на подбородке неопрятная щетина.

- Без двух два, - ответил я и, предупреждая вопрос о спейсболе, спросил: - У вас тут что? Музей оборонных средств?

- Эт-то точно, - отозвался "офицер". Он небрежно глянул на мой пропуск, связался с кем-то по фону и теперь отдыхал, прислонясь к боку патрульного ракетоплана.

- Хорошо, нам "Ньюмены" подкинули, - он вздохнул. - Раньше сплошной хлам был. Сейчас новая техника потоком пошла. На центральной точке площадка забита, не ступишь.

- И давно? - ошалело спросил я. Новая техника мне чрезвычайно не понравилась. "Ньюмены"! В этой дыре! Их у спецов нечасто встретишь, а тут какая-то местная охрана. Откуда они взяли? Этак, если каждый будет, да с "Ньюменом"... Странно. Очень странно.

- Что "давно"? - спросил "офицер".

- Давно вот это - "ступить некуда"?

- С месяц...

- И чего всех сюда тянет? На Южном Побережье по-моему не хуже.

- А ты забавник! - скривился "офицер". - Сам-то сюда за загаром приехал, остроумец? А может ты не наш? Не с Лабы?

Я неопределенно пожал плечами. Интересно, что они так охраняют? И от кого... С "Ньюменами".

- Ах, вот оно как! - задумался "офицер". Потянулся к фону, но передумал. - А я думаю, почему месячный пропуск! Думал фальшивка. Умельцев у нас хватает. Давненько я такого не видел. На Острове обычно дольше недели не задерживаются. Либо назад, либо...

- Что "либо"? - не понял я.

- Либо вперед, - "офицер" смотрел с издевкой, которую и не думал скрывать. Неприятный тип. И глаза. Красные, но неподвижные, стеклянные...

- А если подольше остаться захочется?

- Видишь пропуск? - он ткнул пальцем в мой пропуск - массивный металлический браслет с прозрачной пластиной, на которой были выдавлены мои данные и срок действия документа. - Ты его наденешь и будешь носить, не снимая. Через месяц он автоматически самоуничтожится. И если мы засечем тебя на Острове без пропуска, то... Не пытайся, не надо...

- А что, бывают, которые пытаются?

Реакция была неожиданной. "Офицер" побагровел, сплюнул под ноги и процедил:

- Сам узнаешь.

Повернулся, пошел к ракетоплану. Машина впечатляла: громадина, утыканная иглами разрядников и антенн, с широко распахнутыми створками грузового люка. Перед люком застыла шеренга здоровенных суровых киберов. Вооружены они не были, но смотрелись зловеще.

Я задумчиво посмотрел вслед "офицеру". Да... "Корючка". Но это сейчас не главное. Главное - Арнольд.

Остров лежал в нескольких километрах от берега. Скоростной паром шел ходко и вскоре Остров можно было рассмотреть в деталях. Салатовая громада леса, полоска пляжа с пестрыми тентами и павильончиками, шеренга развлекательных сооружений, убегающих от берега в лес. И над всем этим курортным великолепием, низко-низко, сочная радуга.

На палубе было жарко и скучно. Кроме меня, на Остров ехали двое молодая парочка, пожирающая друг-друга огненными взорами. Я вновь отвернулся к берегу. На пляже никого не было. Только у опушки леса четверо парней устроили веселую кучу-малу. В воздухе стоял гам, слышимый даже на пароме, клубилась пыль. Да, даже на Лабе можно форсажно веселиться! Эх, ну разве так надо? Кто ж так подножки делает? Глухачи неуклюжие!

Я сплюнул за борт. А когда поднял глаза, свалка кончилась. Три маленькие фигурки неторопливо брели вдоль берега. Четвертый участник потасовки куда-то исчез. Впрочем, было далеко, может, я и ошибся.

Высадили нас прямо на пляж. Парочка уползла под сень разлапистых деревьев, а я остался на берегу, у воды. Искушение было велико. Кондиционер в моем флаере не кондиционировал, час назад я ползал "а-ля карач" по пыльному полу в комнате Арнольда, а с тех пор, как я последний раз купался в нормальном озере прошло целых три дня. Да и неплохо было расслабиться перед "спик-вертушкой", снять напряжение. Чтоб не опозориться, как на званном ужине.

Далеко заплывать не хотелось. Побултыхавшись немного на глубине, я выбрался на мелководье. Неподалеку трое парней, хохоча, окунали с головой загорелую блондиночку. Та вырывалась и визжала так, будто ее действительно топили. Я немного повеселел. Жизнерадостный гам - то, чего мне не хватало для душевного равновесия.

Выйдя на берег, я уселся в полосатый шезлонг и осмотрелся. Кроме веселой компании под тентами спасалось от излишков ультрафиолета несколько престарелых личностей, да пышноволосый культурист демонстрировал гимнастические чудеса восторженной подружке. Словом, обычная пляжная публика, какую можно встретить у любого водоема любой планеты.

Я прикрыл глаза. Визг, плеск, розовая истома, жара. Райский уголок. Конечно, все это должно впечатлять. Природа! А техника, технология, наука здесь вовсе ни при чем. Долой науку и технику, да здравствует дух! Сытый желудок мешает движению к великой цели. Главное - аскетизм. Назад к природе, к простым здоровым радостям, к обычаям и традициям предков. Славься молодая кровь и молодой задор! К силе через радость, к радости через силу...