Поначалу с огромным трудом заставлял себя прикасаться к зараженным предметам, а тем паче находиться вблизи радиоактивных строений. Но через неделю, когда в организме при самой тщательной проверке обнаружилась лишь врожденная радиация (как не удивительно, но даже одежда, обувь и Гудя ничего не «подцепили», а на такой успех изобретения Ян даже не рассчитывал), успокоился и принялся исследовать зону отчуждения. Почитал разваливавшиеся по листкам книги в библиотеке, посидел на колесе обозрения и электрических машинках, побродил по окрестностям станции Янов, переночевал в «Полесье», охранники склада заброшенной техники согласились пустить внутрь, где он провел целый день, не только рассматривая, но и «щупая» большинство технических средств, которые участвовали в ликвидации взрыва. И лишь после второго обследования, когда в организме вновь ничего не нашли, Ян отправился в разрушенный реактор. На идиота, решившего войти в саркофаг даже без противорадиационного костюма, сбежались посмотреть чуть ли не все работники ЧАЭС. Внутри он пробыл полчаса, хотя планировал три-четыре – устоявшийся за жизнь страх радиации быстро выгнал наружу.

Бродить по заброшенным местам через месяц надоело. Везде одно и то же – разруха и запустение.

Скуку разбавило неожиданное происшествие. Как-то, через день или два после четвертого получения недельного пайка, Ян брел по Леси Украинки неизвестно куда и неизвестно зачем. Гудя сильно оттягивал спину. Вояки привезли столько тушенки, что Ян смог бы роту мамонтов накормить. Он глядел под ноги на пробивавшуюся сквозь асфальт траву и о чем-то думал. Услышал «Привет». Машинально ответил «Здорова» и, не поднимая взгляда, направился дальше. Через минуту сообразил, что произошло. Обернувшись, увидел беззубого и лысого старика в вылинявших брюках и непонятного фасона нательной одежде. Старик улыбался.

Яна предупредили, что в зоне отчуждения, кроме работников, проживает около тысячи человек. Некоторые полуофициально, а другие потому, что последствия взрыва менее страшны, чем то, что ждет вне зоны.

– Новенький? – спросил старик.

– Ага! – кивнул Ян и понял, что от удивления нижняя челюсть расслабилась.

– Не турист? – настороженно поинтересовался абориген.

– Не, – помотал Ян головой. – Не турист.

– Ну, тогда пока, – махнул рукой дед. – Еще увидимся.

Он развернулся и побрел дальше, а Ян минут пять стоял и смотрел ему вслед. В голове вертелось множество вопросов. Как он здесь живет? Чем питается? Как умудряется не попадаться военным на блокпостах и охранникам Припяти? Позже ему не единожды встречались нелегальные припятчане и прочие жители атомной зоны, но первая встреча запомнилась навсегда.

Почему старик поинтересовался насчет туризма, Яну пришлось узнать несколько позже, когда группа россиян «дикарями» приехала осматривать знаменитый на весь мир город. К несчастью, Ян имел неосторожность на них наткнуться. Они закидали его вопросами! Правда, встреча не прошла даром. Они дали шоколада и три бутылки водки, радиацию из организма выводить. В душе Ян над ними посмеялся, мол, насмотрелись всякого бреда в интернете и думают, что водка лекарство от всех бед. Правду говорят, что она у русских лечит все, только одни ее пьют, чтоб от чего-то избавиться, а другие не пьют, чтоб чего-нибудь не приобрести. Поблагодарил щедрых соотечественников, запихнул водку в рюкзак и поспешил убраться на несколько дней подальше от Припяти.

Пьяная компания успокоилась и начала расходиться. Город затих.

– Тошка, Тошка, – погладил Ян детище. Он вспомнил удивление врачей, когда им сообщили, что человек, у которого они безуспешно искали признаки лучевой болезни, полгода не только бродил по земле, где нельзя жить сотни лет, но и пил исключительно местную воду.

Он улыбнулся и представил, как приедет в Ростов… Дальше фантазия почему-то не шагнула, а сразу перепрыгнула. Ян увидел себя в большой квартире с гигантским телевизором, да мебелью на заказ.

– И обязательно пентхаус с огромным панорамным окном, – прошептали губы, пока рука поглаживала Тошку.

Воображение живо рисовало картинки счастливого будущего. Не в силах усидеть на месте он встал. Обошел вокруг лавочки.

– Гудя! Подъем! – скомандовал Ян, взваливая рюкзак на плечи. – Что ж ты такой неуклюжий?! – пробормотал, когда что-то кольнуло под ребра. – Мало того, что на шею сел и ножки свесил, так еще и пихаешься?!

Ян брел и не видел окружающих домов, людей, машин… Не видел жизни вокруг. Его сознание настолько привыкло к одиночеству, что даже живой город не мог вытеснить тех мироощущений, что остались от мертвого. В зоне он привык погружаться в мысли, ведь все равно вокруг разруха и смотреть не на что. Топая по Москве, невольно переместился в Припять. Вновь предался мечтам о будущей счастливой и безбедной жизни. Вначале представил, что купит пентхаус в доме на пересечении Горького и Соколова в Ростове. Он ежедневно проезжал мимо этого дома на работу и не единожды мечтал там жить. Но вскоре мечты перенеслись в Москву. Живо представил такой же дом где-нибудь в центре столицы, поближе к Кремлю. Как в него въезжает, а на следующий день едет покупать машину. Какой-нибудь большой черный джип с невероятно комфортным салоном. Представил, как обрадуется мать, которая третий год твердит: «Тебе скоро четвертый десяток пойдет! Думаешь, я вечная? А хочется же и на внуков посмотреть!». Ян всегда придерживался мудрого изречения, что не стоит искать женщину, надо искать деньги, а женщина сама найдется. Теперь, когда деньги, за разработку прибора препятствующего проникновению любого излучения в организм, польются рекой, ему останется лишь выбрать, на ком жениться.

Ян настолько замечтался, что чуть не врезался в столб. Перед самым носом заметил серое строение. Поднял взгляд и увидел, что очутился перед тем же заведением, где прошлым вечером с аппетитом наелся глутамата натрия. На улице рассвело, появились машины и пешеходы.

– Ни фига себе?! – Ян огляделся, не понимая, каким образом так быстро закончилась ночь.

Домой захотелось жутко – поспать в не разваливающейся кровати и укрыться нормальным одеялом, посидеть в ванной и побриться, посмотреть телевизор и попить пиво с друзьями. Такие обыденные события, на которые мы даже внимания не обращаем в повседневной жизни, показались ему чем-то недостижимым, почти химерой.

Но запах манил и притягивал, как блесна рыбу. Секундное размышление и Ян направился в глутаматник.

С чизбургами он переусердствовал. Каждое движение вызывало боль в животе. Казалось, что дернись чуть резче, и желудок разорвется от тех канцерогенов, которыми его напичкали.

В метро он вошел медленно-медленно. На бешеный эскалатор вообще боялся вступить, пока кто-то сзади со словами «Да шагай ты!» не пихнул в спину. Подавив спазм в желудке, Ян очередной раз удивился количеству людей. В обычном, не зараженном радиацией мире, он прожил сутки и, тем не менее, не смог привыкнуть к ним. Наблюдал за поднимавшимися на поверхность москвичами, а по большей части теми, кто мнил себя ими. Пресные, вялые лица, задумчиво-бессмысленный, блуждающий, взгляд.

«Разве им нужен Тошка? – задумался Ян. – Зачем людям, не умеющим ценить жизнь, устройство способное ее сохранить?»

Соскочив с эскалатора, направился к составу. В памяти всплыли вагоны с Янова. Поржавевшие цистерны, платформы и тепловозы. На них не читались надписи, а кое-где наоборот появились новые, сделанные баллончиком с краской. На одно короткое мгновение он увидел станцию такой, какой она могла быть в Припяти – безлюдной, пыльной, мусорной, с облезлыми стенами и поржавевшим составом, наполовину скрывшимся в тоннеле.

В вагоне зацепился взглядом за двух японцев или китайцев, кто разберет? Бухнулся на сидение. Гудю бережно устроил на коленях. Взглянул на женщину с котом, которая сидела напротив.

Глаза закрылись сами собой. Ян с усилием их открыл, попытался сфокусировать на коте. Но они неудержимо слипались.