– Артур! – рявкнул я во всю мочь, что отдалось в спине. Тур обратил на меня внимание уже в комнате, когда уложил на свою кровать.

– Только попробуй вызвать скорую! – предупредил я его и, схватив за остатки рубашки, притянул к себе.

На этот раз поцелуй был мокрым, горьким, солёным и неторопливым. И я забыл о разодранной коже, ушибленной спине, и о Спайке.

– Трахни меня наконец-то по нормальному, а? – попросил я Тура, когда лёгкие уже горели от нехватки воздуха, а губы приятно ныли от укусов.

– Ты самый ебанутый патлатый в моей жизни, – проговорил Тур, тяжело дыша и смотря на меня своим мутным, тёмным, неадеватным, животным взглядом.

– О тебе и Спайке я могу сказать то же самое, – съехидничал я, расстёгивая свою ширинку, и пытаясь стянуть штаны. Тур не удержался и, скинув мою руку, сам помог мне. Бесцеремонно вытряхнув меня из них.

Животное.

Правда, потом это животное аккуратно и бережно перевернуло меня на живот, снимая верхнюю одежду, и нежно выцеловало и вылизало мне все ссадины на спине, которые щипали и ныли. На подготовку меня у него сил и терпения не хватило, как и у меня. Хорошо, что хоть я запасливый, с презиками. А так, конечно, поболело немного, когда он входить начал, что я чуть не передумал и не вырвался, но потом притерпелся (меня с силой прижали к кровати) и сам подмахивать начал. Не до нежностей уже сопливых, хотя довольно грубо имея меня, Тур умудрялся так гладить меня по бокам и ягодицам, что я кожей чувствовал, как подрагивали его пальцы перед тем, как впиться в кожу, и от этого мои все рецепторы и все нервные окончания сходили с ума. Захрипев в унисон с Туром и вдохнув полную грудь воздуха, который пропах Туром, я не выдержал такого количества безумия, кайфа и адреналина и кончил, чувствуя себя на седьмом небе. Тур и сам был на пределе: он громко втягивал воздух сквозь зубы и ускорял темп, так что продержался он недолго и последовал за мной почти сразу, хрипя, какая я сука. Кто бы говорил, кобель!

Мы лежали на кровати, переводя дыхание. Оба были потные, как бобики и уставшие, словно пробежали километров двадцать. Повернув голову к Туру, я уткнулся взглядом в его плечо с красными, свежими, затянувшимися тонкой молодой кожей, уродливыми, кривыми рубцами, тянущимися до кисти. Не отдавая себе отчёта в действиях, я протянул руку и коснулся пальцами самого уродливого рубца, появившегося благодаря мне. Тур дёрнулся от моего прикосновения и резко повернулся ко мне. Его лицо излучало недовольство и даже ярость, и пока он не выгнал меня уже в десятый раз, или не сказал ещё какую-нибудь дрянь, я тихо сказал:

– Я не звонил Григорьеву. Я взял тебя на понт, и ты мне должен телефон.

Тур скривился и, засопев, отдёрнул руку от меня, сев на кровать.

– Он хочет со мной помириться, – глядя на широкую, сутулую спину с выступающими мускулами, признался я, ожидая от Тура хоть какого-нибудь ответа. Тур не собирался отвечать или говорить что-то, он варился там в своём мирке, молча подбирая свои вещи, разбросанные по кровати и по полу. Молчал и я с дебильной кривой улыбкой, которая непроизвольно вылезла на моих губах. Молчал и ждал…

Быков накинул рубашку с вырванными пуговицами, натянул бельё, а затем брюки и, уже застёгивая их, прохрипел:

– Если ты хочешь здесь жить – живи, но свою сучность засунь в задницу.

Когда Тур вышел из комнаты, я понял, что хрен отсюда уйду когда-нибудь. А сучность? Если бы не она, он не впустил бы меня в свой мир.

– Спайк, фу! – зашипел я, когда огромная туша черного, с коричневыми подпалинами ротвейлера-людоеда подкралась к кровати и заскочила на неё, чтобы который раз за день обслюнявить меня.

А ведь он сегодня своё хозяйство вылизывал… Буэ!

========== Эпилог ==========

Эпилог.

– Вай! Дыма, Артурчык! Какие госты! Вы савсэм забыли старого Рустика! Пачэму так рэдко прыезжаэте?! – возмущался обиженно Рустик, добродушно встречая Тура и Димона в своём новом отстроенном кафе. – Я для вас, мальчыки, держу самый лучшый столик! Проходыте, дарагие! Видыте, как я отстроился? А начал с шашлычнай! И всё благодара вам я достыг этых высот, так что проходыте, дарагыя!

Дима пошутил, как обычно, и, похлопав Рустика по плечу, пошёл с Туром за молодой девушкой– официанткой. Рустик не изменил себе в привычках и дорогих гостей пригласил в отдельно построенную беседку за зданием. Беседка обрела другие черты, чем ранее, она стала более укреплённой, закрытой со всех сторон и уютной. На славу делал беседку Рустик. Для самых дорогих гостей.

– Давно ты меня не приглашал сюда, – вздохнув хмуро, зная что будет неприятный разговор, сказал Тур, как только Рустик с официанткой скрылись.

– Давно, – так же со вздохом проговорил Димон, откидываясь на удобные топчаны с кучей подушек и рассматривая убранство беседки. – А хорошо тут Рустик развернулся.

Тур недобро посмотрел на друга, и тот сразу понял, что стоит начать с дела, а уже потом всё остальное, включая вкусный, сочный, тающий на языке шашлык и терпкое, вкусное вино.

– Мне звонил Григорьев, – начал Дима, и Тур напрягся.

– По поводу договора аренды Роевского?

– В том числе, – кисло ответил Дима на вопрос Тура. – Я помню, что ты ему тогда сказал в прошлый раз, что не собираешься продавать договор, и что его уже нет вовсе, но теперь он не верит. – Бросив быстрый взгляд на Тура, Дима, помолчав спросил: – Роевский говорил тебе что-нибудь про их отношения?

– Григорьев хочет с ним помириться, – кивнул, слегка сморщившись, Тур. – Но это всё, что я знаю. Пусть сами разбираются, я лезть не собираюсь.

– То-то и оно, Тур. То-то и оно… – задумчиво протянул Дима.

Помолчав пару минут, Дима заговорил, отведя взгляд:

– Григорьев предложил мне денег и контракты с новыми застройщиками в элитном новом посёлке, и с базой отдыха.

– За что? – тихо спросил Тур, так же отводя в сторону взгляд. Он уже догадывался, за что именно может Григорьев сделать столь щедрое предложение. Тур не один раз слышал, как Тоха ругался с Григорьевым по телефону, посылая того и не желая ехать в столицу, но он не лез. Он отказал уже Григорьеву за две недели до возвращения Тохи.

– Он хочет сына вернуть назад, – брезгливо усмехнулся уголками губ Дима. – С чеком и гарантией.

– Что, если ты откажешься? – Тур поднял глаза на Диму совершенно серьёзно. Он понимал, что предложение сделано Диме, а не ему. И сделано предложение с расчётом на жадность Димона.

– Спустит на нас всех собак, – пожав плечами, проговорил Дима.

Тур знал, что это значит. Григорьев не просто какой-то юрист, он за годы работы оброс такими связями, что не им тягаться. Да и любой закон этот хитрый гад сможет вывернуть против них так, что мало не покажется.

– Тур, я не знаю подробностей, что там произошло у них и почему Григорьев поменял своё отношение к Антону, но то, что рассказали наши, Григорьев развёлся со своей женой и…

– Дима, у тебя же осталось видео? – перебил Тур Димона, спокойно рассматривая друга.

Дима кивнул.

Тур тоже кивнул. Он как предчувствовал, что это видео ещё всплывёт. Дима позвал его сегодня сюда, чтобы дать возможность выбора. Чтобы Тур окончательно решил, нужен ли ему Тоха. Он сам сделал этот выбор ещё давно. Тур давал шанс Антону уехать и пойти своей дорогой, но он вернулся, так что обратного пути не будет. Ну и пусть они цапаются периодически из-за упёртости Тура, язвительности Тохи, из-за бытовухи, из-за учёбы, из-за работы Тура и из-за ревности, которая, как оказалось, снедает их двоих периодами, и они становятся похожими на Спайка – неконтролируемыми и неуправляемыми. Пусть это всё присутствует, потому что вся жизнь не может пройти, как в сказке или в кино. Это реальная жизнь, в которой есть место и плохому и хорошему. И это всё хорошее и плохое принадлежит только им, поэтому если кто-то появится на их пути, то Тур порвёт любого, за тех, кто стал его семьёй и частью его жизни и его мира.

– Заждалысь?! – раздался громкий вопрос с акцентом, и в беседку вошёл Рустик, держа в руках деревянное блюдо с шампурами, от которых шёл пар и умопомрачительный запах, заставляющий урчать в животе. Две официантки уже шустро накрывали на стол, заставляя всё тарелками с разными блюдами и зеленью.