– Я… я… ты извини, Кость, – начал бормотать я.
– Да ладно, не парься, – отмахнулся Костик и приблизился ко мне.
От такой его беззаботной интонации и поведения я затупил и ляпнул первое, что в голову пришло:
– Я думал, ты на Аньку запал.
– Запал, – промурлыкал Костя мне в шею, параллельно поглаживая мою ногу, а затем переходя на бедро и пах. – А она на тебя…
Смысл его слов дошёл до меня сразу, и я, оскалившись, скинул его ладонь со своего паха, сам обхватил его за шею и притянул к себе, чтобы жёстко поцеловать. Быть третьим в этой мутной любовной истории я не собираюсь, но не откажусь от возможности развлечься. Костик на моё удивление и на моё ожидание не сопротивлялся – наоборот, растёкся, замычал и начал тереться о меня своим стояком, как какая-то девка.
Секс с ним вышел каким-то скомканным и мерзким. Он подставлялся, стонал, просил ещё, и от этого я начинал действовать ещё жестче, оставляя на его теле следы от пальцев и укусов. Как я его не порвал, загадка, ведь я его даже и не подготовил толком – пёр напролом. Хорошо, что хоть были презики и на столе у ноута стоял душ-гель, который я купил вчера и так и не занёс в ванную.
Костик кончил первым, а я от злости ещё минут семь пыхтел над ним, обливаясь потом и пытаясь кончить. Я даже выдохнул облегчённо, когда наконец-то скудно финишировал, стянул презик и, завязав его узлом швырнув его на пол у кровати, пошёл в душ смыть с себя всю эту мерзость. Впервые у меня был такой отвратительный секс. Впервые я был сверху с парнем и впервые я кончил, получив не удовлетворение, а с точностью до наоборот. С Туром и то у меня было всё по-другому, хотя я и был снизу и не всегда (всегда) был там по своему желанию.
Как только я вышел из душа, то сразу пошёл на кухню курить – видеть Костика не хотелось, лёгкость и настроение улетучилось, но он сам пришёл ко мне на кухню даже не удосужившись одеться.
– Я душем воспользуюсь?
– Иди, – процедил я, делая затяжку и отворачиваясь к окну, но потом повернулся к Костику и всё-таки спросил: – Какого хера ты лёг под меня?
– Ты мне нравишься, – на мою приподнятую скептически бровь, Костик решил объяснить дальше: – Ты интересный. Снаружи один – внутри совершенно другой. У тебя много секретов и тайн. Ты никогда не рассказываешь о себе, о семье, друзьях. К тебе тянет и отталкивает одновременно… Ты отталкиваешь сам. – Костик на миг задумался, подбирая слова и пытаясь объяснить. – Ты одиночка, и наверное, поэтому хочется попасть в твой мир, который наглухо закрыт для всех…
Я слушал Костика и не мог въехать: он это серьёзно или нет? Я даже рот открыл, чтобы послать его, но он не дал.
– Мы с Аней встречались. Потом разошлись, но остались как бы друзьями. Когда ты появился, Анька на тебя залипла, и я не мог понять, почему, а потом присмотрелся и сам залип. – Закончив говорить, Костик искренне улыбнулся. Я же молчал и не мог и слова сказать, чувствуя себя последней скотиной и тупым имбецилом. Придумал себе хрень какую-то. Костик же интерпретировал моё молчание по-своему:
– Тох, если ты имел другое в виду: почему я под тебя лёг, то мне не принципиально, как получать удовольствие, хоть я и получил его только один. – Сказав это, Костик опять улыбнулся, но как-то немного вымученно, и, развернувшись, пошёл в душ, в то время как у меня комок в горле образовался, а в душе творился дурдом местного масштаба. Я его обидел и обошёлся как последняя сука.
Костик мылся недолго и, как только вышел, пошёл в комнату, за своими вещами. Затушив третью только что подкуренную сигарету, я пошёл за ним.
– Кость, извини, – выдавил я из себя, глядя, как парень натягивает джинсы. Смотреть в глаза ему не хотелось.
– Да ладно, не парься, – ответил беззаботно Костик и взял в руки футболку. Что сказать ему ещё, я не знал, да и стоило ли, но я всё же предложил ему остаться, на что получил вежливый и шутливый отказ. Проводив его до двери и попрощавшись, я поплёлся на кухню и, достав из холодильника купленное мною и так и не тронутое пиво, пошёл с ним к ноутбуку. Алкоголь выветрился, настроение было поганое, спать не хотелось, а так, может, хоть что-то меня отвлечёт. Руки мои сами потянулись и щёлкнули по иконке с видео про ротвейлеров. Наверное, у меня вошло в привычку его смотреть.
Проснулся я от долгого звонка в дверь. Кое-как встав и сбив по пути пару пустых бутылок, стоявших у кровати, я пошёл открывать дверь, ожидая увидеть за дверями Эмму - минимум, она так настойчиво звонит, но там оказалась совсем не она, а Григорьев собственной персоной. Я даже глаза протёр, думая, что это дурной сон, но оказалось к моему разочарованию, что нет. Дверь закрыть он мне не дал, поставив ногу с начищенными до блеска туфлями.
– Антон, мне надо с тобой поговорить.
– А мне нет, – огрызнулся я, но Григорьев, дёрнув дверь, уже протиснулся в квартиру.
– Мне надо с тобой поговорить, – с нажимом, властно, опять повторил холёный Григорьев, разглядывая меня, как какую-то блоху.
Встав и сложив руки на груди, чтобы не было так заметно, что руки у меня подрагивают, я посмотрел на этого ублюдка и зло процедил:
– Мы уже всё оговорили пару месяцев назад, так что можешь валить на хер, дядя!
Слово «дядя» я специально выделил, но Григорьева было не пронять, и он даже не сморщился. Актёр, бля!
– Именно поэтому я и пришёл поговорить, – спокойно, но с тем же нажимом, заглядывая мне в глаза, проговорил Григорьев. – Я пришёл попросить у тебя прощения. За всё.
– Чего ты пришёл? – переспросил я, думая, что ошибся или не расслышал, но Григорьев повторил, и у меня сорвало крышу.
– Попросить прощения? Ты? Да ты выкинул меня, как какую-то шавку из дому, из своей жизни, отдал, блядь, почти в рабство, продал все мамины картины, и после этого ты хочешь попросить прощения?! – орал я на него так, что слюни полетели в разные стороны. – Да ты, урод, сломал мне жизнь! Ты со своими грёбаными замашками, деньгами, любовницей и работой! Из-за тебя, мудака, умерла мама, из-за тебя она не захотела жить, видя, как ты, отмазываясь глупыми командировками и задержками на работе, крутил со своей шлюхой! И ты после этого хочешь попросить прощения?! Да пошёл ты на хуй, урод! Вали к своей шлюхе и мелкому ублюдку!
– Да, я виноват, но ты не смеешь обвинять меня в том, что я довёл Лизу. Я не виноват, что у Лизы был рак! – отведя в сторону взгляд, проговорил Григорьев.
– Именно! Я не смею, я же никто для тебя, так же как и ты для меня, так что не смею задерживать! – зашипел я, проходя к двери и открывая её, чтобы этот мудак убрался, иначе я ему врежу точно.
– Ты мой сын, – подняв на меня взгляд, тихо и так проникновенно произнёс Григорьев, что я истерично захихикал.
– В тебе умер гениальный актёр! Покеда! – выговорил я, открывая всё-таки дверь на площадку, а потом и вовсе собрался и пошёл на кухню попить водички и покурить, а то моя истерика могла перерасти неизвестно во что ещё.
– Сын, бля! Охренеть просто! – пробормотал я себе под нос и подкурил мелко трясущимися руками сигарету. Именно в этот момент на кухню зашёл Григорьев, мельком и недовольно разглядывая и оценивая там бардак и пустые разномастные бутылки из-под разного алкоголя, которые я не убрал. Как ни странно, Григорьев смолчал про бардак, хотя в другое время бы орал, чистоплюй херов. Вообще какого лешего он не свалил?! Когда-то я ждал нашей встречи и хотел утереть ему нос, но Тур забрал мой компромат, и теперь я бы с радостью не видел этого урода и забыл бы навсегда, что меня связывали с ним какие-то отношения.
– Я случайно нашёл настоящий анализ ДНК в её вещах, – стерев с подоконника несуществующую пыль и одёрнув свой дорогущий пиджак, произнёс Григорьев, посмотрев на меня. В чьих вещах он копался, не стоило объяснять – этой шлюхи, только я плевать на это хотел.
– Поздравляю, можешь засунуть этот анализ себе в задницу! – ядовито произнёс я, глядя с вызовом на этого козла и опять начиная заводиться.
– Антон, выслушай меня. Пожалуйста, – строго и явно уже тоже выбешиваясь, попросил меня Григорьев. На его лбу выступили венки, а сам он подошёл к столу. – Я не знал, что она подстроила это! И не знал, что Лиза просто бредила! Даже её мать поверила, что ты не от меня!
