– Вы что тут делали с моей дочкой?!

– Я?! – Валентин Петрович недоуменно воззрился на Татьяну. Встал. -

Здравствуйте. Занимался.

– Чем занимались?

– Языком, – отвечал Углев. – А в чем дело?

– Вы над ней сеанс гипноза учинили?

– Почему вы так думаете?

– А мы не думаем, знаем! – резко отвечала Татьяна, глядя на учителя совершенно иначе, нежели обычно. – Да! Да! Каждый раз, когда она уходит куда-нибудь, мы кладем ей в карман диктофон. Включенный! И на него все записывается!

– Ну и что? Мы читали Бунина.

– А если это было лишь звуковым фоном?

Углев, от раздражения медленно темнея лицом, все же улыбнулся:

– Ганина! Не стыдно вам?! Я ищу способ…

– Способ?!. Ха-ха… – Молодая женщина была неузнаваема.

– Ищу способ воздействия, чтобы убрать ее пришепетывание, невнятицу речи.

– Нет у нее никакой невнятицы! Она замечательно говорит!

– Ну, если вы мне не доверяете… приладьте ей на плечо или еще куда видеокамеру.

– Мне не до шуток! – воскликнула Татьяна. Cегодня Углеву ее симпатичное округлое лицо показалось квадратным. И к тому же от нее удушающе-сладко пахло дезодорантом.

Валентин Петрович машинально сложил на столе двумя высокими стопками книги (Бунин, Лермонтов, Лотман, Некрасов, Даль) и поднял на гостью уже спокойные глаза, спокойные, но от гнева слепые.

– Можете сводить вашу дочь в больницу или в милицию… убедитесь, что я к ней не прикасался. И на этом все, увольте. Я у вас не брал за весенние занятия денег, возьмите их себе. С вами я больше не работаю! До свидания.

– С удовольствием! – глупо и язвительно кивала Татьяна. – А гипнотизировать не позволим… читали мы… как юных девушек всякие гуру…

Вдруг в дверях появился еще один из семейства Ченцовых – сам Игорь.

Он был на этот раз трезв и спокоен, в белом пиджаке и белых брюках, прямо как будто с белой яхты на берег сошел.

– О чем базар? Пусть учит как угодно…

– Как это так?!

– Иди отсюда.

– Что?!

– Иди, говорю! Главное, чтобы получилось, чтобы соответствовала, так сказать, стандартам, верно, Валентин Петрович?

Углев молчал. С Ксенией он больше заниматься не будет.

– Со мной она и так не пропадет, – зло ответила мужу Татьяна.

– Вы извините ее, Валентин Петрович, – продолжал Игорь. – Ну иди, иди домой… с этими игрушками ребенка проверяет. А Ксенька глупая. Я бы на эту пленку черт что записал… вопли всякие, а потом бы устроил дома хохму… Иди, говорю! Мне нужно, чтобы она получилась вровень с лучшими учениками Валентина Петровича. Ведь вы можете!

– Да что он может?.. – воскликнула Татьяна. И, пометавшись взглядом по комнате, вдруг расширила глаза. Сейчас будет врать, Углев помнил эту ее привычку.

– А вы знаете, что супруга ваша гуляет с директором библиотеки?

– Сейчас, по улицам? – как будто не понял Углев. – Пусть.

Татьяна, громко топнув ножкой, убежала. Игорь привычно улыбнулся старому учителю:

– Не берите в голову. Ну их, баб, в болото, как говорит Анатолий

Янович. И чего завелась? Да куплю я ей новые слезы, – и, увидев по выражению глаз старика, что тот не понял, раздраженно пояснил: -

Грабанули ее… вечером сунулась в разменку, подошел, говорит, симпатичный фраер, улыбается: я разменяю хорошо… – и она, как во сне, с ним за угол… отняли баксы, а главное, серьги сняли, а там,

Валентин Петрович, настоящие были, “изюмы”… она-то всем рассказывала, что настоящие в сейфе, а эти – стразы… говорит, так и сказала парням, а они: нам все равно. Думаю, кто-то из наших навел…

– Ченцов без приглашения сел на стул, помолчал, сжав розовые губы, которые от этого стали похожи на мясо креветок, которыми Ченцов как-то угощал. – У меня пара вопросов… поможете? Я вот надумал деньги на церковь дать… строят новую на окраине… Как называть главного там, нашего Ипполита?

– В своем кругу – владыка. А вообще-то, ваше преосвященство.

– А святейший или как там?

– Святешейство? Это к патриарху так обращаются.

– Точно?

– По-моему, точно.

– По-моему… или вы не знаете? – Голос у Игоря стал напряженней. – Вы все знаете. Не хотите помочь?

– Да правда же, хочу, – уже удивленно отвечал Валентин Петрович. И тоже сел, внимательно разглядывая молодого человека.

– Мне нужно с ним лично поговорить, понимаете? Я сказал помощникам, что бабки дам, думал, сразу к нему поведут, а один вроде мышки с хвостом: вы крещеный? Говорит, суров наш Ипполит… в церкви-то бывали? Я зашел… Валентин Петрович, как там что называется?

– В храме?

– Ну, где же еще? – уже почти зло торопил Игорь, елозя белыми ботинками по полу. – Вот как зайдешь…

– В центре восточная, главная часть вроде комода – престол. Это часть алтаря. За престолом иконостас. Место за престолом называется горним местом. Тут же ризница, там разрешается бывать только мужчинам.

– Ясно, дальше!

– А что вас интересует? Одежда священнослужителей? Как называется какая молитва?

– Пока предметы. Вот как зайдешь…

– Предметы… Перед иконостасом приподнятая часть, ну как сцена, это солея. Выступающая полукружием часть солеи – амвон. С амвона произносят проповеди. Что еще? – Углев задумался. – Предметы…

– Ну?! Валентин Петрович!

– Да, Царские врата. Это двустворчатые двери напротив престола.

Обычно на них висят иконы Благовещения и четырех евангелистов. Вам сказать кого? Матфея, Луки, Иоанна… – Углев смутился. – Кто же еще четвертый?

– Да, кто четвертый?! – Игорь взвинченно смотрел в лицо учителю, хотя ему вряд ли это было так необходимо знать.

– По моему, Марка… или Петра? – окончательно смутившись, Валентин

Петрович жалобно пробормотал: – Вы имейте в виду, я хоть и крещеный человек, однако в религиозной сфере не самый образованный. Вы у попов бы и спросили.

Игорь сквозь зубы выругался.

– Неудобно, тут же донесут. А этот, который как мышка, смотрите: наш

Ипполит суров…

“Зачем ему Ипполит? – подумал, закуривая, Углев. – Ну, хочешь перевести деньги – переведи. Или хочет в особо тяжких грехах покаяться? Интересно все же, как он такие большие деньги заработал?

Ведь умом особым не блещет”.

– А вот скажите, – безо всякого перехода спросил Ченцов, – если бы я был поручик, а обращался к генералу? Ваше превосходительство?

– В царской армии?

– Да при чем тут царская… Сейчас!

– Сейчас… товарищ генерал.

– Все-таки товарищ? – неприязненно спросил Игорь.

“Да что с ним? – Валентин Петрович тяжело поднялся. – Как он нахально говорит со мной! А еще недавно льстили со своей Татьяной, изображали преклонение. Смешно!”

– Да, товарищ генерал, – он старался отвечать уже как можно более сдержанно, как будто говорил с больным. – И флаг красный в армии.

– Это я знаю! – раздраженно отвечал Игорь. И вдруг – это было видно, – сам себя переборов, улыбнулся во всю свою светлую мальчишескую улыбку, вскочил. – Ладно. Будем работать. Мы победим.

Тоже не лыком шиты. До свидания, Валентин Петрович.

Углев долго сидел, глядя в мутное окошко своего деревянного домика, в сторону мелкого сосняка, на угасавший закат, который менял свой цвет в зависимости от того, как шевельнется Углев, – стекло волнистое. О, жизнь, о, настоящие слезы, а не ваши изумруды! К чему все это? Наверное, наглый мальчик хочет обратиться к архиепископу в шутку как к генералу. Примитивный мальчик. Богатый, как Крез, мальчик.

Он давно столько не курил. Пойти домой? Наверное, милой Маши нет. А может, и вправду она не у подруги, как сказала Татьяна, а гуляет где-то со своим директором, мужчиной с роскошными усами и бархатным баритоном. Поработав в школе, недавно снова вернулась в библиотеку.

А у нас, сказать правду, понемногу к старости стало нарастать непонимание. Или это всего лишь усталость выставляет острые локоточки, мешая нам обнять друг друга?..

23.

Он женился на ней наобум, видел: славная, честная, чистенькая молодая девушка, воспитанная на патриотизме и идиотизме века, но искренняя во всем этом своем патриотизме и идиотизме.