Поперека сквозь зубы, уже злясь на что-то, негромко отвечал:
– С этой минуты включи камеру и снимай все мои движения. – И подмигнул.
Рабин растерянно вытащил из кожуха аппарат и, включив, нажал на “REC”.
В сторону тайги шел грязный грузовик с разболтанными бортами. Поперека поднял руку с зажатой синей денежкой – 50 рублей.
Зоркий шофер кивнул, затормозил – в кабине у него уже сидели два стальнозубых парня, в кузове спал на тулупе пьяный дед. Сели на железный пол рядом, и ГАЗ-51 поскакал дальше.
Через полчаса ученые соскочили с грузовика – машина шла вправо, не по пути.
Поперека быстро зашагал по дугообразной улочке, оглядывая сгнившую заброшенную деревеньку.
– За мной, – командовал он. – Толя, где-нибудь кирпич видишь?
– Кирпич?
– Лучше даже два.
– Два? Зачем?
На месте пожарища они нашли кучу черных старых кирпичей с горбиками перекаленного раствора.
– Снимай, снимай... – бормотал Поперека, складывая два кирпича в темный пакет, затем в тряпичную сумку. Вынул из рюкзака провода, сунул концы также в сумку и обмотал крепко крест-накрест толстой рыболовной леской. Затем вытащил из рюкзака тикающий будильник, присоединил провода к его ножкам, и прижав его к серой сумке, обвязал той же рыболовной леской.
Рабин хмыкнул. Получилось нечто похожее на мину с часовым механизмом.
– Зачем? – спросил он, хотя уже и догадался.
– У тебя записывает? – зло спросил Поперека, кивая на видеокамеру.
– Всё о’кей, – развеселился Рабин, хотя от страха руки у него задрожали. – Что, прямо так и пойдем на территорию?..
– Так и пойдем, – сказал Петр Платонович, глядя в объектив, – посмотрим, как работает их хваленая секретность. – Буржуев они испугались, суки! Да тут летом по ягоды все соседние села ходят, а осенью за шишками и за брусникой...
Они вошли в березовый лес, а вскоре оказались и в тайге, где преобладали сосны, ели, малинник. Поперека уверенно шагал по тропе, которая виляла, вела поверх обнаженных сосновых корней, похожих на мертвых осьминогов, спускалась в лощины, в кустарник, и возносилась наверх.
– А ты снимай, снимай, – повторял Поперека, оглядываясь и ухмыляясь, как бес. – Чтобы все было задокументировано.
Они через часа два вышли к мелкой речке, пробежали по галечнику до старого дерева, рухнувшего как раз поперек течения. А далее перед ними предстала черная колючая проволока в два ряда, протянутая через тальник и волчью ягоду от столба к столбу. Столбы уже сгнили, кое-где покосились, а то и держались на весу лишь из-за того, что были обвязаны заградительной проволокой. Пройти через эту преграду не составляло труда, и вскоре ученые НИИ Физики РАН оказались на бетонном пологом берегу огромного искусственного озера – собственно, уже на территории закрытого города.
Разумеется, в гору, туда, где расположен реактор, у них и мысли не было пройти, но вот к хранилищу ядерных отходов почему бы нет?
Сели на рейсовый автобус, причем, Рабин, по требованию Попереки, продолжал снимать на видеокамеру Попереку, рюкзак, автобус, улицы. Если бы это происходило лет семь назад, нашлась бы милиция и немедленно проверила их документы. Но времена были новые, в город без названия уже не раз приезжали американцы, их водили даже в подземные галереи, к реактору (конечно, не в цеха горно-химического комбината, где еще недавно производили – или еще производят? – плутоний). Поэтому на аппарат Рабина обратил внимание только карапуз лет пяти, сидевший у мамы на коленях, он прочел по слогам иноземное слово:
– PA-NA-SO-NIC... – и остался доволен.
Поперека и Рабин сошли с автобуса, Рабин нес включенную камеру небрежно, поматывая возле колена, как если бы она не работала, – на всякий случай, чтобы на конечной дистанции не нашелся все-таки чрезмерно бдительный человек и не остановил их.
Коллеги через пустырь вышли, наконец, к высокому бетонному забору и, оглянувшись – нет никого – остановились. Сделали вид, что вздумали закурить. Поперека еще раз огляделся и, быстро скинув рюкзак, вынул тяжелый муляж взрывчатки с часовым механизмом.
– Снимай же, ты!.. – прорычал Петр Платонович. – Чтобы вон те фонари было видно! Чтоб не сказали потом – мол, в другом городе разыграли операцию! Да, еще... – Он достал из кармана рюкзака дозиметр, включил. – Сюда!.. Видишь? Ничего себе фон!..
Бледный от волнения, Рабин торопливо водил объективом, чтобы всё попало на пленку: и принесенный груз, и данные дозиметра, и лицо друга-ученого, и бетонный забор, и фонари над ним. И стал пятиться, продолжая снимать, следуя яростному шепоту Попереки:
– Это документ! Давай-давай!.. фиксируй!..
Но как раз в этот момент в поисковом “глазке” видеокамеры кадр замигал и потух – сел аккумулятор.
– Ах черт!..
Но главное успели снять.
Обратный путь занял немного времени, да и страх все же подгонял – два друга успели до наступления темноты к автобусу. Им даже пришлось в селе Батьковщина подождать с полчаса, покуда наберется народ с белыми мешками из-под сахара (везут в город картошку и морковь) и рюкзаками, в которых возятся поросята и куры.
Вечером Петр Платонович позвонил знакомой журналистке с ТВО, Галке Харцевич, та приехала, усатая, веселая, и, быстро накурив в квартире, отсмотрев видеокассету, заорала во все свое воронье горло, что завтра же вечером, блин, в самое золотое время, блин, покажет ошеломленному городу сенсацию – эту попытку взорвать хранилище ОЯТ при полном отсутствии бдительности со стороны хвастливого и могучего Минатома...
