— Спасибо, — кивнул он ей, вставая. — Ты очень мне помогла, Аня.
Валерий запер дверь. За окном с грохотом катились вагонетки, фырчали и бибикали грузовики, везли щебень, железо, дерево, бетонные балки, трубы, станки, части огромных механизмов… При свете прожекторов до небес восходили черные берега Зинтата. И эхо металось от одного берега к другому, искажаясь до неузнаваемости.
Валерий лег спать и вспомнил почему-то Ольку, маленькую краснощекую девушку, которую за эти щеки и прозвали Снегирек. Она с самого начала стройки работала здесь, в Строительной лаборатории, вместе с Аней и Ниной Рябцевой. Тихая, скромная, зимой и летом одним цветом — в штормовке, в сереньком свитерке, в старых джинсах. Молча ходит, молча пишет. А обратится кто из парней — сконфуженный взгляд по полу… Ее, как самую маленькую ростом, первой поздравляли в праздники, преподносили цветы. Ее провожали после работы в метель, подвозили на машине шофера, ее никто не обижал, но кажется, никто и не любил. Как-то не всерьез к ней относились. Баловали конфетами, трепали по головке, а был ли кто-нибудь у нее свой — трудно сказать. Валерий во всяком случае об этом не задумывался. Ему это было неинтересно. Он тоже раза два в снегопад провожал Олю Снегиреву в общежитие от остановки, она шла, размахивая руками и высовывая язык, как школьница, и Валерий ее раз поцеловал, и получилось — в язык, они долго смеялись, и потом, встречаясь глазами в штабе или лаборатории, не могли удержаться от улыбки. Оля улыбалась всем — и кто знает, не было ли со всеми у нее такой же доброй дружбы… но любить ее по-настоящему? Нет, Туровскому не известно, любил ли кто-нибудь ее. Почему же девушка пыталась отравиться? Почему до больницы дело дошло? Несколько раз он подумал со странной, довольно подлой радостью: «Не из-за меня ли?» и сам же сердито отверг эту мысль: «Я-то при чем?» Конечно, бывало, да, подмигивал ей шаловливо при встрече, говорил: «Звездочка моя, не на небе, не на коньяке — а здеся!» Не могла же она эти глупости принять за чистую монету? Он читал ей стихи Есенина, какие помнил, и даже кое-что излишне откровенное… но не могла же она подумать, что он любит ее? А почему бы и нет? Бывают, наверное, люди, которым достаточно сказать слово — и они верят слову. Не то, что мы — привыкшие к водопаду фраз, обещаний, намеков, необязательных восторгов, шутливых домогательств (так принято!), ненужных комплиментов… А Оля — кто знает, не была ли она очень серьезным человеком, не думала ли она, что за улыбками Валерия кроется что-то сильное и постоянное — ведь шуточки длились, во всяком случае с его стороны, года три? Он ее знал еще со Светограда. И всегда она оставалась точно такой, словно возраст не коснулся ее. Олька Снегирек… Только этого еще ему не хватало — мучить совесть ни за что! Хрустов тоже целовал Ольку. И комсорг Маланин не однажды провожал ее. Когда приезжали артисты с Таганки, Валерий достал и для нее билет. Ну и что?! И все-таки, все-таки… жаль девчонку. Что-то было в ней непривычное. Разве можно жить так скрытно? Никто не знал, переписывается ли она с кем-нибудь. Впрочем, если бы у нее был где-нибудь жених, она бы рассказала всем. Она Туровскому прежде всего о своих родных выложила — и про мать, и про бабушку, которой девяносто три года, и про сестру с двумя детьми, и про ее чахоточного мужа со странным именем Елпидифор… Причину надо искать на стройке.
Туровский зарылся лицом в ледяную подушку. В голове кружилась огненная карусель. Тревожный день не отпускал. А тут еще Оленька вспоминается…
А может, эта странная прекрасная маленькая женщина — его несбывшаяся судьба? И ему бы надо сейчас броситься вдогонку за ней, в обкоме комсомола узнать, куда полетела, найти ее, за плечи обнять, в глаза заплаканные посмотреть… Но так можно о любой девушке подумать, даже вот про Аню — что несбывшаяся, лучшая. Только сердце будет сладко рушиться от подобных мыслей. А жить надо там, где ты стоишь…
ПИСЬМА И ТЕЛЕГРАММЫ, ПРИШЕДШИЕ В ОТДЕЛ КАДРОВ Ю.С.Г.:
ПИШУТ ВАМ КОМСОМОЛЬЦЫ 8-А КЛАССА ПОСЕЛКА СОБОЛЬ. МЫ ХОТИМ ПРИЕХАТЬ ДОСТРАИВАТЬ ВЕЛИЧАЙШУЮ В МИРЕ ЮЖНО-САЯНСКУЮ ГЭС. НАШИ МАЛЬЧИКИ ЗАНИМАЮТСЯ В АВТОКРУЖКЕ, А ДЕВОЧКИ УЧАТСЯ ГОТОВИТЬ ВКУСНЫЕ БЛЮДА. НАПИШИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, НАМ, КАК К ВАМ ДОЕХАТЬ? С УВАЖЕНИЕМ ГАНКА СВИРИСТЕЛОВА.
Я, ПЕТРОВ НИКИТА ВАСИЛЬЕВИЧ, РАБОТАЛ НА УЗТМ, НА МАЗЕ, ТРАКТОРЕ «БЕЛАРУСЬ» И C–IOO, ЗНАЮ СЛЕСАРНОЕ, ТОКАРНОЕ ДЕЛО, ПЛОТНИЦКОЕ, ПРОШЕЛ КУРСЫ СВАРЩИКОВ, ПОДШИВАЮ САПОГИ, УМЕЮ БРИТЬ И СТРИЧЬ, СРОЧНО НУЖНА ЖИЛПЛОЩАДЬ ПО СЛУЧАЮ ЖЕНИТЬБЫ, ЗАРПЛАТА ЛЮБАЯ, ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ: КРАСНОЯРСК, ГЛАВПОЧТАМТ, ПЕТРОВУ Н.В.
СООБЩИТЕ В УПРАВЛЕНИЕ МВД, НЕ РАБОТАЕТ ЛИ У ВАС ПОСПЕЛОВ Ю.А., ОН ЖЕ, ВОЗМОЖНО, КАРАЕВ И.А., АНДРЮЩЕНКО В.П.?
НЕ НУЖЕН ЛИ ВАМ РУКОВОДИТЕЛЬ ХОРЕОГРАФИЧЕСКОГО КРУЖКА? СОЛОВЬЕВ МАРК МИХАЙЛОВИЧ.
Ю.С.Г. ГЕРОЮ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА ХРУСТОВУ ЛЕЧУ КРЫЛЬЯХ ЛЮБВИ ВСТРЕЧАЙ ПОЕЗД 89 ВАГОН 14 ТАТА (телеграмма была не сразу вручена — работники отдела кадров справедливо сочли, что это — розыгрыш, такого Героя Соцтруда на стройке нет — Л.Х.)
НУЖНЫ ЛИ ВАМ ПОЖИЛЫЕ ЛЮДИ? МОГУ РАБОТАТЬ СТОРОЖЕМ, МНЕ 80 ЛЕТ, НО Я ЗДОРОВ, ЕСТЬ СПРАВКА. СТРЕЛЯТЬ УМЕЮ. ПАРФЕНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ.
Что же делал А.А.Васильев на следующее после приезда утро (помимо того, о чем я уже вскользь рассказал, войдя в сознание других героев)?
Еще в чернильной тьме перед рассветом проехал в котлован. Котлован возник перед ним, как маленький бетонный город без окон, беспорядочно освещенный лампами, по «крышам» бегали, как электрические коты, огни электросварки. Альберт Алексеевич вышел из машины, буркнув водителю Вадиму:
— Ждите на левом.
Башенные краны медленно поворачивались в темном небе, неся арматуру и бадьи с бетоном. Справа и слева, еле угадываемые, громоздились отвесные берега из гранита и диабаза в стальной чадре сеток — эти сетки должны улавливать летящие сверху на людей камушки. Над Зинтатом дул пронизывающий сырой хиус, лицо мгновенно онемело от мороза…
Натянув пониже на уши папаху, начальник стройки сумрачно шел между бетонными небоскребами, карабкался по вертикальным стальным лесенкам, спускался в блоки, в красноватый сумрак, к людям — здесь светили калориферы. А на «воле» вокруг шипел пар, выливалась вода охлаждения, рычали БЕЛАЗы, с трудом подъезжая к кранам и разворачиваясь. Глаза Васильева подмечали всё — и валяющиеся без дела каркасы шатров, и вновь неубранный кабель от «обратной лопаты» (так называют здесь экскаватор), и воду в длинной ямине, где пора бы начинать кладку здания будущей дирекции ГЭС.
Чем больше бесхозяйственности он видел, тем туже, казалось, закручивал в себе некий завод. Но всё это семечки, это всё потом!
Когда поднялся, наконец, на эстакаду, на самый ветер, то разглядел со стороны верхнего бьефа на сером льду несколько скрюченных от холода человек. И в одном из них узнал начальника штаба. Молодец, уже тут. Значит, бурят. Что же это такое нас ждет?
Но Васильев решил не отвлекать людей бессмысленными пока что вопросами… (Приписано сбоку: Да и кому в ХХI веке интересно?! — Л.Х. Далее вырвана страница.)
…принялся по прямому междугороднему телефону звонить в Москву, забыв, что там сейчас — четыре часа утра. Вспомнил об этом, когда уже трубку сняла жена.
— Алик?.. — Она, видимо, перепугалась, прекрасно зная, какой он обычно спокойный и точный человек. — Что-нибудь случилось?!
— Извини, — буркнул Васильев и минуту вспоминал анекдот повеселее, чтобы ее успокоить. — Приходит старый еврей к врачу… Ну, ладно, не буду, вечером расскажу. Слышал, в Москве мороз… как наша Светка? Как ты? Все нормально? Ну, молодцы. Ну, извини.
Он позвонил в Саракан, в авиаотряд. У них есть своя ледовая и снежная разведка, должны знать, какой нынче ожидается паводок. Но они пока что знали не больше, чем Васильев. Снегу много — он это и сам видел.
