– Вот же… – начал, но я заставил его умолкнуть, подняв руку.

– Готовь ужин, Козоёб, – приказал спокойно. – Я здесь присмотрю.

Он кивнул и вышел спиной вперед, прикрыв за собой дверь.

– Дамы не должны купаться в присутствии мужчин, – сказал я, пытаясь придать своему голосу шутливый тон. – Но если ты так хочешь… Давай, – я снова указал ей на горячую воду.

Она приблизилась к лохани и подняла ногу.

– Нет-нет-нет, – сказал я быстро. – Сначала ты должна раздеться, милая. Потом получишь новую чистую одежду, а старую – мы выбросим.

– Ах да… – усмехнулась она. Я видел, что она пытается вспомнить что-то из прошлого. – Купель… Не в обуви… Без одежды… Верно. Забыла…

Я оперся о стену и смотрел, как она неловкими движениями снимает плащ, рубаху. Была женщиной, однако нагота ее вызывала во мне не больше желания, чем нагота домашнего зверька. Скорее – сочувствие, поскольку она оказалась столь худа, что легко могла бы соперничать с узниками императорских подземелий. Ноги ее, казалось, были совершенно без икр и бедер и напоминали тоненькие палочки, ребра почти протыкали темную от грязи кожу – и я мог без труда их пересчитать. Она напоминала скелет, обтянутый темно-серым пергаментом. Не было и груди, только два соска, крохотные, будто припухлости от комариного укуса.

Она осторожно погрузилась в воду; сперва зашипела, поскольку, как видно, не только отвыкла от горячей купели, но и едва помнила, какова она – горячая купель. Потом уселась в лохани: сперва напряженная, явно испуганная, потом – поудобней, вытянув ноги.

– Ох, – вздохнула, и во вздохе этом, может, еще не было радости, но уже чувствовалась изрядная доля облегчения. – Тепло, – сказала она, прикрывая глаза. – Тепло, – добавила почти мечтательно.

Знак змия и голубки на ее плече, казалось, сделался четче и словно пульсировал.

– Что дальше? – приподняла она веки, взглянув на меня. – Что я должна делать?

Я хотел подать ей щетку, но отказался от этой мысли. Не знал, как ее кожа воспримет жесткий волос. Поэтому взял меньшее из полотенец, приготовленных Козоёбом, сложил несколько раз и смочил водой.

– Вымойся, – подал ей полотенце. – И что-то нужно бы сделать с твоими волосами.

Они были невероятно грязны, со свалявшимися колтунами, но когда я провел по ним рукою, понял, что вшей на них нет. Удивительно. Может, вши не любят кровь таких существ, как она?

– Я не сумею помыть и расчесать твои волосы. Позволишь мне остричь их? – спросил я ласково.

Она пожала плечами.

– Ты лучше знаешь, – в голосе ее снова прозвучала беспомощность.

– Но придется их обрезать очень коротко, – добавил я, она же – лишь вздохнула.

Я вышел из комнатки и пошел к Козоёбу. Во-первых, за ножницами, во-вторых – за одеждой, которую девушка могла бы надеть, когда выйдет из купели. И одно, и второе он дал мне без слов, но когда я шел назад, задержал меня на минутку.

– Я отдам тебе все, что должен, и доложу еще двадцать к сотне, только забери ее, Мордимер. Забери ее отсюда как можно скорее.

Я некоторое время смотрел на него.

– У тебя хватало всяких изъянов, но ты никогда и ничего не боялся, Козоёб, – сказал я с иронией.

– Люди меняются, – пробормотал он. Схватил меня за руку и заглянул в глаза. Стоял так близко, что я ощущал на своем лице его дыхание. – Она ведь не человек, и ты об этом знаешь, верно?

Я освободился от его хватки. Решительно, поскольку не терпел, когда ко мне прикасаются – за исключением разве что прекрасных женщин. Да и то – не всегда.

– А кто тогда, по-твоему? – покачал я головой с сожалением. – Демон? – я похлопал его по щеке. – Успокойся…

– Не знаю… – Я видел на его лице страх, и это меня обеспокоило, поскольку испуганные люди могут совершить нечто, расходящееся со здравым смыслом. А это обычно означает хлопоты для них самих и всех, кто окажется в их обществе.

– Послушай меня внимательно, – начал я. – Девушка – родственница одного аристократа. Потерялась много, много лет назад и не помнит почти ничего из своего прошлого, а то, что она – именно та, кто мне нужен, я узнал лишь по знаку, по татуировке на ее плече. Мы оба понимаем, что она не в себе, но мой наниматель обещал за нее большую награду. Действительно большую. И если ты мне поможешь, то я позабуду не только о процентах, но и о том, что ты меня оскорбил. Понимаешь?

– Не знаю, зачем я это сделал, – отозвался он миг спустя. – Не знаю, зачем я тебя тогда обманул. Все эти годы, каждый день… – он нервно повел плечами. – Оно того не стоило, – добавил.

– Наверняка не стоило, – согласился я, глядя ему в глаза. Он поспешно отвел взгляд. – Но теперь – забудь об этом. Помоги мне, и я исчезну из твоей жизни навсегда.

– Ладно, – вздохнул он. Тряхнул головой, словно был лошадью, отгоняющей надоедливых мух. – Поспешите, скоро ужин.

Но не ушел, задержался на пороге.

– Мордимер? Ты поклянешься…

– Лжесвидетель хочет верить клятве? – оборвал я его. – Разве святой Павел не сказал: «Посему, отвергнувши ложь, говорите истину каждому ближнему своему»[10].

– У меня новая жизнь, – сказал он плаксиво, не глядя мне в глаза. – У меня женщина, у нас будет ребенок…

– Я растроган! – широко развел я руками. – Бог мой, как ты меня растрогал, Козоёб! Так сильно, что я изменил свои планы! Вот что я решил: если не поможешь мне, я не стану причинять тебе боль, пока не позволю увидеть, как умирает твоя женщина. И пока не позволю услышать, как она горячо молит меня о жизни.

Я шагнул к нему, ухватил за воротник.

– Будь умненьким – и ничего ни с кем не произойдет, – прошипел ему. – Я хочу отсюда выбраться, как только представится возможность. Помоги мне – и дождешься рождения наследника. Помешай – и увидишь, как я вырезаю плод из твоей женщины. Ты все понял?

Конечно, я не сделал бы ничего подобного. Говорите о Мордимере Маддердине, инквизиторе Его Преосвященства и вашем покорном слуге, что пожелаете, однако никогда не обидел бы я женщины в доброй надежде. Ибо женщина, что носит плод, пребывает под защитой Господа. И сколь бы отвратительным существом я стал, когда б этого не уважил?

К счастью, Козоёб ничего не знал о моих убеждениях и поэтому побледнел.

– Молю, – простонал.

– Ты не моли, а просто будь умненьким, – ответил я.

Возвратился в комнату. Вампирица все еще плескалась в воде, и, казалось, купание ей и вправду приятно.

– Я принес ножницы, – я поднял инструмент к свету, поскольку не хотел, чтобы она подумала, будто я что-то скрываю.

– Нож-ни-цы, – повторила она, словно вспоминая значение этого слова.

– Чтобы обрезать твои волосы, – пояснил я. – Могу?

Она смотрела на меня жалостливо. Я приблизился.

– Отрастут, – пообещал. – И наверняка будут прекрасны. Только ты должна их расчесывать.

Потом я принялся за работу. Темные колтуны падали на пол, я же старался случайно ее не ранить, что было непросто, поскольку волосы приходилось обрезать у самой кожи.

Когда я закончил, отступил на шаг, чтобы оценить проделанную работу. Вампирица теперь выглядела еще жалостливей, чем ранее. Когда я избавил ее от волос, голова ее сделалась еще более похожей на череп, обтянутый тоненькой кожицей, а шея казалась настолько хрупкой, будто переломить ее можно одним движением пальцев.

И лишь большие темные глаза пылали на изможденном лице. Да, похоже, в этом существе оставалась лишь одна красивая черта: необычайно прекрасные глаза.

Меня ожидал визит к барону Хаустофферу, и я знал, что к этому визиту нужно как следует подготовиться. Может, я и казался слишком осторожным, но Мордимер Маддердин не прожил бы столько лет в этом не лучшем из миров, если б грешил беспечностью – что в мыслях, что в поступках. Конечно, порой я сталкивался с проблемами куда более серьезными, чем ожидал, но когда я знал, что проблемы – грядут, предпочитал подстраховать себя любым из возможных способов. А ведь Хаустоффер был исключительно опасным существом. В последний свой визит в его замок я лишь чудом избегнул смерти, хотя истины ради стоит признать, что замок я покинул с кошелем, наполненным золотыми дублонами, и с поручением на будущее.