– Гораздо лучше, чем тебе – Тамиона тряхнула головой, дунула, отбрасывая растрепавшийся локон.

– Возможно. А известно ли тебе, что такое смерть? Теряла ли ты родных и близких?

– Как говорится, Бог миловал.

– Понятно. Тогда дальнейший базар смысла не имеет.

На сей раз Иван выдержал ее взгляд совершенно спокойно. Ему вдруг вспомнился точно такой же взгляд, и даже глаза были тоже голубыми. Немец холодно-ненавидяще смотрел на него, а рука быстрым уверенным движением вставляла рожок автомата. Он даже успел передернуть затвор, тот немец, но нажать на курок уже не успел.

Хватит. Никакой вины за собой он более не чувствовал. Возможно, тот немец тоже считал его в чем-то виноватым – это его дело.

Какой смысл разговаривать с существом, не имеющим понятия о смерти? С существом бессмертным и прекрасным, внешне очень похожим на человека. Как мраморная статуя. Разве мраморная статуя способна понять, что это такое – потерять единственного своего человека, свою любовь?

– Спасибо за угощение – Иван повернулся и вышел из кухни, не заботясь более о производимом впечатлении. Да по х…й!

Рассохшиеся ступеньки заскрипели под тяжестью шагов, словно жалуясь: «Охо-хо… Старость – не радость…» Не провалятся, часом? Да вроде нет, еще крепкие…

Иван бродил по дому, как привидение. До чего же мерзко ничего не делать. После вчерашней беседы Тамиона больше не удостоила его ни одним словом, всем своим видом давая понять – она считает его не более чем мебелью, совершенно ненужной, к тому же мебелью, способной к самостоятельному передвижению и оттого еще более нелепой. Другие эльфы тоже не докучали Ивану своей компанией, неожиданно появляясь и так же незаметно исчезая по каким-то своим таинственным делам. Условие не выходить из дому Иван соблюдал твердо, в остальном же ему была предоставлена полная свобода.

От нечего делать бывший старший сержант занялся исследованием дома. Начал он с залы, отделанной полированным мрамором и малахитом. Откуда в маленьком городке, пусть даже и в бывшем купеческом доме, такая немыслимая роскошь?

Иван подошел к стене вплотную, провел пальцами по стене и вздрогнул – кончики пальцев свободно погрузились в мрамор, ощутив под ним грубую побелку настоящей стены. Вон как… Стало быть, вся эта роскошь – призрак, иллюзия?

В остальных помещениях отделка оставалась прежней – нормальные, беленые известью комнаты, точнее, давно уже не беленые. Вот только среди старой рухляди там и сям встречались неожиданно изящные вещицы, часто непонятные, но нередко и обычные – например, мягкая широкая кровать, аккуратно застеленная белоснежным бельем, или зеркальный серебристый поднос с изумительным серебряным же кувшином и парой хрустальных бокалов на тонких ножках.

Старый, кирпичный дом еще дореволюционной постройки имел целых шесть комнат, плюс полуподвал с маленькими подслеповатыми оконцами, в которые вряд ли пролез бы даже десятилетний ребенок. Из подвала в узкий закуток между домами вела низенькая, но широкая потайная дверца, обитая толстым железом – Иван обнаружил этот лаз совершенно случайно. Другой выход, из дощатых пристроенных сеней за домом вел в огород. Наконец, прямо со двора наверх вел еще один вход, через высокое крыльцо. Последний, парадный вход вел в дом прямо с улицы. Как говорится, ходы-выходы на все четыре стороны.

Война обошла дом стороной. Дом, но не его обитателей. Похоже, до войны в этом доме жило немало народу, но кто-то еще не вернулся из эвакуации, кто-то с фронта, а кто-то не вернется уже никогда.

А куда ведет эта дверь, на чердак?

Иван осторожно потянул дверь на себя – закрыто… Толкнул, и дверь неожиданно легко распахнулась на две стороны, совершенно бесшумно. Иван взглянул на петли – они блестели свежей смазкой. Дверью явно пользовались.

На чердаке царил полумрак, прорезаемый узким лучом света, казавшимся осязаемым из-за обилия пыли. Какой-то хлам, обычный для чердаков…

Иван замер, ощутив, как разом взмокла спина. На полу стоял гроб. Натуральный открытый гроб (крышка валялась рядом) с натуральной покойницей.

Разом проснулись фронтовые рефлексы. На то, чтобы восстановить дыхание, ушло секунды три. Еще пара секунд ушла на то, чтобы оторвать от пола словно прибитые гвоздями ноги. Иван осторожно и бесшумно подошел ближе, держась так, будто у покойницы в рукаве был спрятан метательный нож.

Бабка, сморщенная и темная, как сушеный гриб, дышала медленно, глубоко и ровно, смиренно сложив морщинистые руки на груди. Ну ни хрена себе!

Изумление сержанта было столь велико, что пару минут он стоял неподвижно, силясь собрать разом разбежавшиеся мысли. Потом, так и не решившись побеспокоить «покойницу», начал медленно отступать к двери.

Иван пришел в себя только на лестнице. Дверь на чердак была уже закрыта – когда успел? – осторожно спустившись вниз по крутым ступенькам, Иван перевел дух и гулко откашлялся.

– Что-то не так? – Перед ним стоял эльф, вроде бы Таэль (Иван уже начал различать их понемногу).

Хм… Не так… Нет, если для эльфов спящие в гробах на чердаке старушки дело обычное, то все в порядке…

– Понятно – улыбнулся Таэль – ты обнаружил нашу квартирную хозяйку. Надеюсь, ты ее не разбудил?

– Вас просит к столу королева – Тамиона стояла перед ним с таким видом, что Ивану даже стало жалко ее. Так могла бы стоять принцесса крови, вынужденная поклониться в ноги грязному нищему.

– Передайте мое почтение королеве – отозвался Иван, продолжая бриться. Хорошие у фрицев все-таки бритвы, ничего не скажешь…

– Точнее, пожалуйста – теперь Тамиона сама напоминала Снежную королеву, так что сержанту даже показалось, что на волосах у него оседает иней.

– Прошу разъяснить: это приглашение или приказ?

– Это приглашение.

– В таком случае я вынужден отклонить его – Иван даже удивился, с какой легкостью перестроился на возвышенный слог, полузабытые книжные обороты из романов так и слетали с языка. С кем поведешься… – Я опасаюсь, что мое присутствие нарушит процесс пищеварения вашего изысканного общества.

Тамиона молча повернулась и вышла. Иван вернулся к бритью. Пошли вы все…

Когда Таэль объяснил ему, спокойно и невозмутимо, что на чердаке спит хозяйка этого дома, Иван понял не сразу, а когда понял, с трудом сдержался. чтобы не врезать эльфу промеж глаз. Но Таэль смотрел по-прежнему невозмутимо, и Иван вдруг понял, что даже врезать не удастся – этот зверь Ивану просто не по зубам…

Все просто. Эльфы заняли этот дом, позавчера еще, а старушку погрузили в здоровый гипнотический сон, чтобы не путалась под ногами. На чердаке очень кстати оказался гроб, очевидно, припасенный бабкой на случай собственной кончины, куда и поместили бабулю, предварительно постелив какие-то мягкие тряпки.

Иван слушал, чувствуя, как сводит скулы от бешенства. Бабушка, выдержавшая фашистскую оккупацию, хозяйка дома, старый человек, выброшена на чердак, как ненужный хлам, а в ее доме хозяйничают новые оккупанты. Гады!

Иван повернулся и ушел, ни слова не говоря. Глаза бы не видели эти смазливые рожи… И дом покидать нельзя, уговор есть уговор. Бля!

Иван закончил бритье, еще раз оглядел себя в круглое зеркальце. Вообще-то зеркал в доме было предостаточно, красивых и больших, но ему почему-то не хотелось даже смотреться в эти зеркала. Достали, господа эльфы.

– Пойдем, тебя хочет видеть королева – в дверях стоял Киннор, как Иван уже понял, старший в охране королевы. А эти двое – Таэль и Диэль – его подчиненные.

– Это приглашение или приказ?

– На сей раз это приказ. Идем!

Иван молча поднялся, поправил ремень, гимнастерку. Находиться целыми днями в форме, в сапогах было мучительно неудобно, но он не мог позволить себе ходить босиком, расхристанным, перед этими... Скоро от меня будет нести, как от козла, мельком подумал Иван. Интересно, они сами моются, или выше этого?