Вдруг мир закричал, качнулся. Словно на весы великого равновесия кто-то бросил суть демона.

Поминая всех богов в проклятиях, Сатхи вскочил, бросился к двери. Но оглянулся на разрез: нельзя оставлять его так, да и младенец еще жив… Подскочив к люльке, Сатхи превратил функцию в керамбит и резанул по тонкому горлу. Навстречу руке, словно приветствуя, поднялся фонтанчик крови и, перехваченный ладонью, выплеснулся на стену, оставляя за собой знак – символ древнего зла.

Отозвав функцию, Сатхи мрачно плюхнулся на пол, оттирая пальцы предусмотрительно захваченной ветошью.

Жнец будет ждать. Он понял, что мир кричал от поступи проклятого. От раны, нанесенной его движением. И пусть сейчас Сатхи не может уйти, пусть след зарастет, как зарастает след от функции, теперь он знает – неумерший в городе. Пусть даже найти его будет сложнее, но охота за раскачивающим весы уже началась.

Император устал. Обнаженный по пояс, в одних простых штанах, с распущенными волосами, ниспадающими вдоль широкой спины, он мерил широкими шагами круглое полотно ковра.

Насыщенный синий цвет с желтыми узорами должен был успокаивать. По крайней мере, его мать устраивала рабочий кабинет именно с такими убеждениями. После ее смерти тут, конечно, многое изменилось. Но этот ковер, которому подарили цвета секреты старых мастеров, умевших вытягивать насыщенные оттенки из индиго и шафрана, остался.

Давно уже картины на стенах уступили место тяжелым деревянным полкам, заваленным тысячами книг. Синий бархат штор превратился в легчайший шелк, а резной ансамбль из легкого столика и воздушных кресел заменили собой огромный, массивный стол, заваленный бумагами, и тяжелые кресла, уродливые в своем непререкаемом удобстве. Центр круглой комнаты, однако, был свободен.

В редкие минуты отдыха император любил, скинув тяжелые одеяния, пройтись по мягкому ворсу. Почувствовать босыми ступнями упругое тепло, прилечь в центре, расслабив сильное, тренированное тело.

Но ничто не длится вечно, и минуты отдыха, жадно вбираемые правителем, разрушил звук скрипнувших петель. Император сам распорядился, чтобы их не смазывали. В эту комнату вел только один вход, и здесь не было проходов за тайными панелями. Через стрельчатые окна мог проникнуть только свежий ветер или малая птаха, если протиснется сквозь кованые решетки. Впрочем, на этой высоте они летали совсем редко.

«Моя крепость в крепости» – так называл свой кабинет император в минуты охватывающей его паранойи. «Моя тюрьма», – говорил он в остальные дни.

Обычно после пятнадцати – двадцати минут отдыха приходил Орест. Он учил правителя борьбе без оружия, делал жесткий массаж и распекал по любому поводу. Орест был суров, как и все северные варвары, жившие при дворе. Но он никогда не снимал маски. Он никогда не говорил в присутствии посторонних, никогда не советовал и ничему не поучал правителя, пока они не оставались наедине.

Огромный, облаченный в кожу и шкуры, он стоял за правым плечом правителя, всегда готовый ко всему. Бесстрастное лицо его было скрыто под берестяной личиной, выкрашенной в красный цвет. Краску эту варвары изготавливали из самок кошенили – небольшого насекомого, которое привозили торговцы юга. Сам его вид, его дикость, его грозность и неумолимость, с которой он двигался, предотвратили больше покушений, чем короткие фалькаты, носимые им за спиной, и миндалевидный щит с гордым фениксом, восставшим из пепла, на багряном фоне.

Сейчас Орест сидел у погашенного камина впол-оборота к правителю и грустно смотрел на длинную шеренгу из фолиантов, оккупировавших верхнюю полку шкафа. Чуть поодаль, на самых краешках кресел примостились Север с нор Амосом, готовые вскочить и бежать по первому приказу.

Было тихо. Лишь шепот газовых ламп, встроенных в стены, и потрескивание слюдяных пластин витража, щедро дарящих дневное тепло надвигающейся ночи, создавали атмосферу приближающейся бури.

Император раздраженно крутанулся на пятках, почувствовав, как сминается ворс, бросил яростный взгляд на молчащего Ореста и снова устремился по кругу, теперь уже в другую сторону.

Минут десять назад Альбин закончил описание вчерашнего приключения и ждал уточняющих вопросов и приказов, но правитель молчал, лишь мерил шагами древний ковер. На минуту Альбин увидел не всевластного правителя Империи Арк, повелителя тысяч судеб и властителя огромных земель, он увидел уставшего зверя, что мечется, пойманный в крепкой клетке, бросая тяжелые взгляды на пленителей.

– Как не вовремя, – пробормотал наконец император. Повернулся к нор Амосу: – Ты узнал голос?

Альбин вскочил, вытянувшись во фрунт, но увидел недовольную гримасу императора и снова присел, повинуясь решительному жесту.

– Нет, мой господин, сожалею, но камень сильно искажал звуки. И я вообще многого не разобрал.

– Но ты явно слышал, что у заговорщиков есть связи при дворе?

– Так точно, – если бы придворные художники хотели запечатлеть стойку «смирно» в мягком кресле, им стоило бы пригласить юношу в натурщики. – Это я слышал очень хорошо. Он еще упоминал, что у них есть доступ к любым сведениям от Охранной и Тайной палат. Возможно, что и Надзорное ведомство, и Адмиралтейство тоже заражены предателями.

– Крысы, везде крысы, – пробормотал Орест.

– Что? – обернулся к нему император.

– Да ничего, – раздраженно протянул Орест. – Ты нянькаешься с ними, оберегаешь… Дай мне две недели, и я принесу тебе головы всех заговорщиков.

– И зальешь кровью не только столицу, но всю страну? Ты хочешь, чтобы против меня выступили не только аристократы, но и народ? А что потом, брат? Бесконечные восстания, гражданская война? А может, ты думаешь, что наши дорогие соседи будут ждать, пока мы закончим наш междусобойчик? Ладно если только с востока придут. Тех мы удержим силами народа, а шинги? Они не будут ждать, они укусят сразу, как почувствуют слабость. А ты знаешь, кого они приведут с собой? Да нас растерзают, как больного пса. Нет, Орест, это далеко не выход. Хотя я бы сам желал, чтобы все было так просто, – император сгорбился и уселся прямо на ковер.

– Ты знаешь, что народ с тобой. Стоит послать весть, и отец приведет тысячу сатамов[24]…

– И опустошит все свои земли.

– Народ не отступит от обета.

– Народ должен жить своей жизнью. Довольно, Орест. Мы обсуждали это много раз. Империя должна быть сильной своими силами, а не заемными.

– Тогда просто убей заговорщиков. Даже у дракона голова не вырастает сразу, а хвост без головы прицельно не ударит. Просто…

– У тебя всегда все просто. Ты знаешь, кого именно? Может, ты вытащишь память из нашего маленького друга? – он махнул в сторону Альбина, не заметив, как тот поежился. – Не можешь сам? Значит, ты знаешь достойного доверия мага, который проведет всю процедуру и не растреплет своим магистрам на следующий день? Ладно, я просто устал. – Он обернулся к Альбину. – Сделаем так: ты получишь завтра все документы по Старику. Сам найдешь его помощника и притащишь мне так, чтобы никто не узнал. А ты, – император устремил взор на Севера, – поможешь ему, если нужны будут силовые акции. Но только в крайнем случае. Я не хочу, чтобы ваша компашка разнесла мне весь город.

– Но ваше величество, – вскочил нор Амос, – меня не учили сыску, я только нянька при диких варварах.

– Чушь. Ты не нянька, ты – псарь. А теперь бери свору и отправляйся вынюхивать.

– Но я не знаю даже, с чего начать…

– Тут я тебе помогу. Как ты знаешь, я люблю проводить внезапные инспекции. Завтра с утра я, пожалуй, совершенно случайно заверну в Тайную канцелярию. Уверен, что они не откажут мне в любезности. Но я буду очень занят и часть документов заберу с собой, в эту самую комнату. После обеда, когда я буду встречаться с послами Благословенной Шинги, Север приведет тебя сюда, и ты узнаешь все про Старика и его жизнь. Дальше думай сам. Ко мне не бегай, бегай лучше к Оресту, – император хохотнул, – нечего ему расслабляться.