Я не колеблюсь, устремляясь по сообщенному информатором адресу мутантки-сновидицы. Истинна информация или нет, в любом случае из всех миров, захваченных Вихрем, к успеху я приду лишь в незначительной доле — во множестве меры нуль, выражаясь математически строго. Любое действие, предпринятое в нуль-множестве, никак не повлияет на целостность самого потока. Если это так, то все мои поступки в определенном смысле не имеют значения: пускай даже все мои аналоги, получившие эту информацию, покинут Вихрь, на исходе миссии это никак не скажется. Множество меры нуль нельзя раздробить. Но ведь мои действия как индивида вообще не имеют никакого значения — никогда. Если я, и только я один, погибну, потеря эта будет пренебрежимо малой — инфинитезимальной. Однако я не способен знать, а не действую ли я в одиночестве.

На самом-то деле некоторые мои аналоги уже наверняка утрачены: как бы ни стабильна была моя личность, квантовые перестановки ее подтачивают. Когда бы ни был возможен физически определенный выбор, мои аналоги совершают, и продолжат совершать, единственный его акт. Глядя на все эти ветви, можно сказать, что моя личность проистекает из раздробленности, из их относительной плотности, и представляет собой статичную, предопределенную математически структуру. Свободная воля — артефакт рационалистических подходов. Я обречен принять все верные решения и допустить все мыслимые просчеты.

Но я «предпочитаю» (с оглядкой на применимость этого слова в данном случае) не слишком часто размышлять подобным образом. Единственный безопасный способ самоанализа для меня состоит в том, чтобы считать именно себя тем, кто среди множества аналогов обладает свободой воли. Я игнорирую натяжки во имя когерентности. Я подчинен процедуре. Я делаю все, что могу, чтобы… сконцентрировать себя и свое присутствие.

Я мог бы тревожиться о тех аналогах, кому суждено умереть, провалиться, дезертировать, но на этот случай есть простое решение: их я не учитываю. Я волен как мне угодно определять собственную личность. Может, я и вынужден принимать как данность тот факт, что личность эта множественна, однако границы этого определения прочерчиваю только я один. Я выживаю и прихожу к успеху. Другие — это кто-то еще.[2]

Найдя удобное укрытие, я произвожу третью рекогносцировку. Все равно что прокрутить получасовой видеоролик за пять минут — вот только фон не меняется резко: за исключением нескольких существенно коррелированных пар, люди появляются и исчезают вполне независимо друг от друга, перепрыгивают из мира в мир и сдвигают реальность хотя и более-менее согласно, однако ничуть не заботясь о том, в каком месте при этом окажутся. Определение этого так сложно, что проще принять процесс за случайное блуждание. Несколько человек вообще не исчезают. Один как приклеился к углу улицы — только прическа у него менялась радикально, по крайней мере раз пять.

Когда замеры завершены, компьютер бинокля вычисляет координаты центра Вихря. В шестидесяти метрах от дома, указанного мне синевлаской: вполне приемлемая погрешность. Надо полагать, она сказала правду, но что это меняет? Я должен игнорировать ее.

Направляясь к цели, я задумываюсь, а не могло ли быть так, что в том переулке я все же попал в засаду. Возможно, местоположение мутантки было мне указано с умыслом заморочить, отвратить меня.

Возможно, женщина подбрасывала монетку и тем расщепляла вселенные: выпадет орел, выдаст положение сновидицы, выпадет решка, промолчит. Могла она бросить и кости — это открывало больший простор для стратегий.

Это лишь теория, но предположение мне нравится. Если это лучшее, на что Вихрекульт сподобился в попытке защитить свое божество, значит, опасаться мне смысла нет.

Я сторонюсь магистралей, но даже на боковых улицах вскоре ширятся вести. Люди — истерически веселые или мрачные — бегут во все стороны. У кого-то руки пусты, кто-то тащит за собой нехитрый скарб. Один мужчина носится от двери к двери, разбивает кирпичами окна, будит обитателей, возвещает им о катастрофе. Направление бегства не однородно, они просто стараются выскользнуть из гетто, удрать от Вихря; находятся, впрочем, и такие, кто в панике ищет своих друзей и близких, родственников и возлюбленных, которые вот-вот станут незнакомцами. Я от всей души желаю им преуспеть.

За исключением центральной зоны поражения, сновидцы и не пошевельнутся. Сдвиг для них мало значит, доступ к миру грез открыт отовсюду… ну, по крайней мере, они так думают. Кое-кто, вероятно, в состоянии аффекта, поскольку Вихрь способен затянуть их в миры, где вещество S неизвестно. Там у мутанта аналог, который в жизни об этом наркотике даже не слыхал.

Я поворачиваю на длинную прямую улицу. Невооруженным глазом заметно то, о чем пятнадцать минут назад мог сообщить только компьютер бинокля. Люди возникают и исчезают, мельтешат. Никто не остается на месте достаточно долго, некоторым удается проделать десять-двадцать метров до исчезновения. Многие спотыкаются на пустом месте или о реальные препятствия, орут проклятия. Свойственная людям уверенность в постоянстве окружающего мира бесцеремонно разрушена. Кто-то бежит вслепую, опустив голову и выставив руки. Большинству хватает ума передвигаться пешком, но на дороге полно разбитых и брошенных машин, они тоже появляются и исчезают; одну я успеваю заметить в движении — ненадолго.

Своего аналога я еще ни разу не видел. Я никогда его не видел. Случайное блуждание может забросить меня в один и тот же мир дважды — но вероятность этого является множеством меры нуль. Представьте себе мишень для дартса и бросьте в нее два дротика. Вероятность попасть дважды в одну и ту же точку — идеализированную, нульмерную точку — равна нулю. Если повторить эксперимент в бесчисленном множестве миров, попадание будет зарегистрировано во множестве меры нуль.

Перемены производят наибольшее впечатление на расстоянии. Пока я перемещаюсь, активность толпы их визуально чуть сглаживает. Но путь мой лежит в области более резких градиентов, а значит — в средоточие хаоса. Я двигаюсь размеренным шагом, присматриваясь к возникающим из ниоткуда препятствиям и сдвигам ландшафта.

Тротуары иссыхают, проезжая часть остается, но здания вокруг становятся причудливыми химерами. Фрагменты слеплены вкривь-вкось, взяты из разных архитектурных стилей. Затем из совершенно разных построек. Такое впечатление, что вокруг меня на предельной скорости работает архитектурный голографический конструктор. В скором времени большая часть «зданий» распадается, не выдержав случайного распределения нагрузок. Путь становится опасным, так что мне приходится выйти на проезжую часть и протискиваться между машин. Движение давно прекратилось, но простое перемещение между «стационарными» кучами металла тоже доставляет трудности. Препятствия возникают и пропадают. Иногда проще дождаться, пока они исчезнут сами собой, чем возвращаться и искать пути обхода. Временами меня зажимает со всех сторон, однако никогда — надолго.

Наконец в большинстве миров все здания вокруг распадаются, и край проезжей части становится более или менее проходимым. Гетто как после землетрясения: если оглянуться вдаль от Вихря, не увидишь ничего, кроме серого тумана обобщенных построек. Отсюда кажется, что здания движутся как одно целое, а может, там и вовсе ничего не уцелело; в любом случае, я сдвигаюсь куда быстрее, и горизонт размазан в аморфную кашицу миллиардов равновероятных возможностей.

Передо мной возникает рассеченная от макушки до паха человеческая фигура, колеблется и пропадает. У меня сводит в ком кишки, но я продолжаю путь. Я знаю, что такова судьба большинства моих версий, но эти смерти я объявляю и считаю смертями незнакомцев. Градиент вырос настолько, что разные части тела может утянуть в разные миры, и статистика дает неутешительный прогноз вероятности их успешной анатомической рекомбинации. Впрочем, скорость этой роковой диссоциации ниже, чем показывали вычисления: каким-то образом человеческое тело сохраняет тенденцию к целостности и сдвигается как единое куда чаще, чем позволяет ему теория. Физические основы этой аномалии пока не изучены. Как и физические основы способности человеческого мозга создавать иллюзию уникальной истории, иллюзию времени и личности, склеивая воедино разные ветви и сектора суперпространства.