– Это действительно важно, – повторял Витторио.

Гудман пообещал приехать к вечеру. В это время мы могли немного поспать. Я занял пост около Моми. Около полудня опиум перестал действовать. Я увидел, как убийца медленно открыл глаза и покачал головой. К счастью, у меня уже был готов шприц. Я подошел к нему осторожно, но перед тем, как воткнуть иглу, я вытащил кляп из его рта. Я боялся, что он начнет смеяться, но к счастью, действие предыдущей инъекции еще не полностью прошло, и его лицо ничего не выражало. Мой вопрос вырвался прежде, чем я успел хорошо подумать. Бес сомнения, я должен был поговорить с ним:

– Почему Почему ты совершил все эти убийства?

Хотя знал, что никогда не узнаю ответ на этот вопрос.

– Из-за этого – он мотнул головой в сторону окна, за которым простирался город.

– Из-за общества?

– Из-за того, каким оно стало, – ответил он медленно.

Его голос изменился, как будто он сразу постарел. Мне стало очень грустно.

– Но все те люди, которых вы замучили и убили, они же были невиновны.

Я никогда не узнаю, услышал ли он меня. Он попытался встать, но наручники вернули его в обратное положение. Я вколол ему новую дозу и вышел из комнаты. Для меня было невыносимым продолжать смотреть на него.

Я убивал время в одиночестве, гуляя по библиотеке и рассматривая корешки книг, пока не наткнулся на сборник стихов Эмили Дикинсон, по которым профессор Моми был одним из лучших специалистов, пока не погрузился в буйство убийств. Я читал стихи медленно, словно молитву. Я посмотрел в окно: тяжелые тучи заволокли небо. В эту минуту я пожалел, что не верю в Бога.

Лени Гудман и его люди приехали вечером. Чисто выбриты, в черных костюмах без какие-либо отличий, пять человек вошли в комнату. Витторио представил нас Лени и тот, все еще не произнося ни слова, пожал нам руки. Затем он прошел в комнату. Его лицо не выразило никаких эмоций при виде спящего Моми.

– Вы узнаете его? спросил Кароса.

Все еще экономя слова, бывший солист незаметно кивнул. За все то время, что он был с нами, он моргнул лишь раз.

– Что точно вы ждете от меня?

Его голос был спокойным, а его уверенность успокаивала.

– Что вы предоставите ему убежище, – ответил Витторио.

– Тюрьму, – уточнила Барбара.

– Никто не должен о нем знать, – добавил Магнус. И он никогда не должен сбежать.

Гудман, казалось, задумался. Ничего не отвечая, он подошел к Магнусу.

– Я знаю ваши труды, профессор, и разделяю вашу позицию.

– Рад это слышать, – ответил он, немного удивленный словам Миссионера.

– Я думаю, что мы на одной стороне, вы и я.

– Хм вы на стороне Бога, я а на стороне человека.

Казалось, Лени удовлетворил такой ответ.

– Вы же знаете, что Бог на стороне человека.

По жесту Гудмана четыре мужчины схватили Моми и вынесли его из квартиры.

– Что конкретно вы будете делать? спросил я, переживая, что мы могли ошибиться, передавая его в руки секты.

– Внизу нас ждем автомобиль, который отвезет нас в аэропорт и там, на частном самолете, мы вернемся в Швейцарию в отделение нашей общины.

– Как вы избежите проверки в аэропорту?

– Скажем так, что у нас есть несколько верных людей в Центральном аэропорту Цюриха.

Магнус еще раз предупредил:

– Будьте крайне осторожны, вы же знаете, какую бойню может устроить этот человек.

– Не волнуйтесь, он не первый наш «квартирант», – загадочно улыбнулся Лени. Знаете, иногда церкви приходится предоставлять укрытие некоторым персонажам. Об этом никто никогда не узнает. Никогда.

– Спасибо большое, Лени, – тепло сказал Витторио. Мы ваши должники.

Гудман ушел следом за своими людьми, не оглядываясь. Когда дверь за ним закрылась, я все еще не мог избежать сомнений, относительно нашего выбора.

Глава 18. Откровение

Не могу точно сказать, в какой именно момент это стало очевидным. Думаю, что это был долгий и неизбежный процесс. Мне кажется, что подсознательно мы знали это с тех пор, как приехали сюда. Да, по-другому и быть не могло.

Конечно, поначалу мы искали какое-то связующее нас звено, что-то общее, что могло нас свести вместе. Мы ничего не нашли и быстро решили оставить это, потому что нас все устраивало. Но если кто-то находит в своем почтовом ящике недавно украденный предмет, имеющий огромную ценность, он обычно заявляет в полицию (если ему, конечно, не в чем себя упрекнуть). Все мы лгали или, что практически одно и то же, скрывали правду.

Все было идеально, и ничто нас не выдавало. Даже то, что Барбара была чересчур красива, а Витторио слишком понимающим. Даже то, что Магнус убрал с полок все фотографии своей дочери перед нашим приездом.

Тем не менее, постепенно мы все поняли.

В последнее время мне даже стало казаться, что за нами кто-то наблюдает и, как вскоре заметил Витторио, в нумерологии 4 это символ потенциала и ожидания, которое знаменуется с появлением 5.

Поэтому мы ждали нашего пятого элемента, пятого смысла. На самом деле, 5 -это настоящее число земли, потому что если пересечение меридиан и параллелей делит землю на четыре части, то все эти области ничего не значат без своего центра.

Я заговорил первым.

Сколько себя помню, мне всегда было тяжело лгать. Безусловно, это отчасти и объясняло мое решение выбрать а затем оставить профессию адвоката.

В тот момент, когда я собрался заговорить, я еще не знал, что то, что мне предстоит узнать этим вечером, станет одним из самых тяжелых переживаний в моей жизни.

Мы собрались все вместе в гостиной вокруг мольберта, на который поставили рамку с четырьмя наконец-то собранными частями Джоконды. Я думаю, что каждый из нас испытывал сильное волнение. Невзирая на причиненные ей повреждения, я был убежден, что однажды специалисты смогут восстановить картину.

Неразлучный с нами малыш панда спал на пуфике.

Приближалась ночь, был тот момент перехода между вечером и ночью, который во Франции называют временем «между собаками и волками», и от Центрального парка шел мягкий и странный свет.

– Я не сразу понял, – сказал я тихо.

– Что понял? спросил Витторио, не отрывая взгляда от картины.

– Понял, что объединяет нас четверых. Нашел связующую нить.

Все повернулись ко мне. Я мог видеть обуревавшее их любопытство и, как мне показалось, безмолвный стах. И я неспеша продолжил:

– Заметьте, что как минимум одна вещь должна была еще раньше навести меня на мысль: то, с каким вниманием вы смотрите на нее по телевизору, маленькая искорка, которая загорается в ваших глазах в этот момент.

– Когда мы смотрим на кого? – Спросил Магнус, явно чувствуя себя не в своей тарелке. На Джоконду?

– Нет, ответил я, не повышая голоса. Когда бы смотрите на Нее. Мелани Андерсон.

Они никак не отреагировали на мою последнюю фразу. Барбара хотела было что-то сказать, но внезапно передумала. Затем Магнус спросил, не глядя мне в глаза:

– Вы были знакомы?

Я кивнул и уточнил:

– Я думал, что знал ее.

– И при каких обстоятельствах? спросил он практически благоговейно.

Я сделал вид, что задумался, но в глубине души я уже хорошо знал, что сейчас расскажу.

_ Представьте апрельский вечер в маленькой деревушке в Бретани, четыре года назад. Я гуляю по пляжу с Мелани. Три дня назад мы приехали во Францию. Начинается дождь, и мы бежим в домик, который мы арендовали на выходные. Мэл немного дрожит, я сушу ей волосы полотенцем. Она готовит чай и печенье, а я разжигаю огонь в камине. Она улыбается, я думаю, что она счастлива. В те времена она была простым сенатором в Нью-Джерси. Назавтра мы идем в маленький рыбацкий порт купить устриц, деревенского хлеба, лимон и соленое масло. Потом мы возвращаемся на наш пляж, чтобы усесться на большом плоском камне. Снова светит солнце. Я кладу бутылку сидра в море, чтобы ее остудить. Мэл намазывает маслом хлеб, а я открываю устрицу швейцарским ножом. Помню, что в тот момент я подумал, что если мы когда-нибудь расстанемся, этот день станет высшей отметкой на моей шкале счастья: пикник с устрицами, на пляже, вместе с ней, наши улыбки, обдуваемые соленым ветром. Вот такое воспоминание, Магнус одно из лучших.