— Я чаю, подарок надо нести?—спросил князь Ешку.— Что бы такое ему вручить?
— В блаженную пору казанского взятия, когда мы впервые вступили на земли Акпарса, князь Курбский пода, рил лужавую пищаль в серебряном окладе. Для охотника лучшего подарка не бывает.
— Выбери из моих ту, что полегче. Заверни в платно и сразу не отдавай. Быть может, он такую цену заломит..
Топкай вышел на крыльцо избы, поклонился князю, как его научила Палага, коснулся рукой пола, сказал:
— Кланяюсь дорогому гостю от всего сердца.
— Бог с тобою, хозяин,— князь склонил голову, ткнул бородой в грудь,
— Проходи в избу, садись за стол.
В избе по стене в ряд стояли брат и дети Топкая. Увидев Айвику, князь,сразу успокоился, тревога и настороженность прошли. Улыбнувшись ей, Гагин скинул кафтан на руки рынде и прошел на передний конец стола.
— Это, однако, мой брат Ургаш, это мои сыновья, а девку ты, я вижу, знаешь.
— Вельми рад встрече,— Гагин уселся за стол, разгладил бороду на две стороны. Хозяева, гремя скамейками, тоже расселись.
Палага поставила на стол большую деревянную плошку — кюмыж с дымящейся бараниной, Ешка внес два туеса с медовухой, ковшики.
— Ну как, хозяин, полагаешь,—начал говорить князь,— незваный гость хуже татарина, ай как?
— Зачем так говоришь, почтенный? Если бы мы пустить вас сюда не хотели бы, то попа Епима ты не увидел бы. Наш народ маленький, нам, хочешь не хочешь, надо выбирать либо татар, либо русских. Мы выбрали вас.
— Все ли единодушны в выборе?
— Мой лужай не так велик: в какую сторону ни пойди, к вечеру на его краю будешь. И все мои люди как я думают. В сторону Казани, в сторону Вятки-реки другие лу-жаи есть, как они думают, я не знаю.
— Сюда, хозяин, еще два полка придут, твоим людям потесниться придется. Как смотришь на сие?
— Ты, князюшко, погоди его испытывать, — заговорил Ешка. — Мясо вон стынет, а в углу туесок стоит.
Топкай торопливо поставил туесок на стол, достал два ковша с резными ручками, зачерпнул ими медовщину, подал Ешке и воеводе. Князь выпил, крякнул, сказал: «Знатно!» Ешка сверкнул главами, опрокинул ковш в рот, пробасил:
— Во здравие твое, княже. Богоугодное и славное питие. Пчелой господней принесенное. Мы теперича закусим, а ты, Топкай, ответствуй князю.
— Мы попу Епиму говорили уже, — Топкай посмотрел
на Ургаша и на сынов. —* Место это городу отдаем, хоть оно дорого нам... ^
— А как дорого? Мы уплатим, ты не думай, не зада ром. Спрашивай.
— Ты неверно понял меня, князь. Место дорого потому что здесь наш род начался. Отцы и деды здесь жили...
— Понимаю. Во всякой торговле цену набить надобно...
— Ты это напрасно, княже, — сказал Ешка. — Говори, Топкай, сколько ты за это место хочешь. Божескую цену поставь. Царь наш хоть и не беден...
— Какую цену, поп Епим? Я. разве когда-нибудь землю свою продавал, илемы покупал?! Откуда мне цену знать. Я бы даром все это место отдал, если бы не голод. Если бы большой гость наш сказал, что он в эту зиму людям моего лужая умереть с голоду не даст, — я с него и жуму-ра17 не возьму!
— Люди твои с голоду не умрут, хозяин. Иди к царю на службу и людей своих веди. Работы всем хватит. Я тебе жалование хорошее положу. Сотню человек приведешь — будешь сотником, тысячу — тысячником. Сотнику пятьдесят копеек в месяц, тысячиику — рубль.
— А когда хлеб пахать, на охоту ходить?
— Зимой какая пашня?! До весны мы крепостишку вскинем, паши потом, белку промышляй. И денег полный карман.
— Подумать надо.
— Сам-то выпей, да и думай сразу. Окромя жалования, даю тебе за место пятнадцать рублей, а брату с сыном по пять. А тебе, девка смелая, пищаль дарю. Стреляй. Отче, вручи.
Ешка пожал плечами, но пищаль девушке передал.
Топкай зачерпнул ковш браги, выпил. Захмелев, сказал:
— Тысячу я, пожалуй, не наберу, а половину приведу.
— Все равно будешь тысячным. Целковый — вот весь мой сказ. А работных людей досыта кормить будут.
— Ладно. Будем помогать, — сказал Топкай, а про себя подумал: «Рупь — это триста белок».
— Ты вот еще что скажи: чья это кузня на опушке
леса стоит?
— Был у нас русский кузнец Илейка. Ногайцы его напугали. Теперь он в лесу прячется, не знаю где.
— Надо бы разыскать.
— Я знаю и розыщу, — утвердил Ешка, отхлебывая брагу из очередного ковша.
— А у вас кузнецов не хватает разве? — спросил Топкай.— Нам Илейка самим, однако, нужен.
— Мастеров у нас, Топкай, хватает. Ну, а кузни всяческой корать надо будет гораздо больше. Короче, кузнеца того приволоките. А медовщинка у тебя знатная, Топкай. Ну-ко, плесни в ковшичек.
— А ты мурзы боишься?—спросил тихо Ургаш. — Если он русских победит.
— Мне надо мурзы бояться, Ярандаю надо князя бояться. Только тебе одному хорошо.- Живешь посередке, никого бояться не надо. Кому захочешь, тому и будешь служить. Двум богам молиться можешь, а то и трем.
— Ладно, не бранись. Я тоже своих людей приведу. Скажи князю.
— Скажу.
VIII
Спустя неделю пришел сторожевой полк. Князь Петр Шеховской раскидал его по. рекам Ошле, Манаге, Кун-дышу и Нольке. Дабы охранять мастеров, покамест город устроится. Еще через неделю появился большой полк с обозами, пушками. С главным воеводой Ноготковым пришел князь Вельский и знакомый уже нам Данила Сабуров. Обозы Сабурова с камнем, со сваями и кирпичом ожидались со дня на день. На обозы со стороны Казани Ноготков надеялся мало, казанский воевода на исполнение царских указов был мало поворотлив (за что потом от царицы получит строгий упрек), да к тому же на его пути стоят ногайцы, которые помехи ему будут чинить немалые.
Была надежда на князя Гагина-Великого. Он по царскому указу сдал передовой полк Ноготкову и поехал в Казань. Мыслилось, что он казанского воеводу поторопит.
Проводив Гагина, большой воевода вызвал мастеров, десятников и дьяков и повел их привязывать план к местности.
— Ты, я чаю, отец Иоахим, место для храмов избрал?—спросил Ноготков, пропуская Ешку впереди себя.— Указывай.
Ешка, подоткнув полы рясы под пояс, крупно зашагал к берегу. В одном месте берег был обрывист, а над обрывом холм. Взойдя на вершинку, Ешка ткнул носком сапога влажную землю, сказал: «Тут».
Подскочил Звяга Воейков, забил в том месте колышек. Для деревянной церкви указано было место рядом, на другом холме. Меж ними и чуть подалее от реки отметили место для Протопопова дома. Потом указали места для воеводской избы, для житницы, для тюрьмы, для приказной избы. Выделили участки, где будут строиться избы для дьяков, для ремесленного люда и для людей по прибору, то есть для защитников города. Затем началось главное действо — нарезка земли для рвов, крепостных стен, башен и ворот. Всюду забивались колышки, делались отметки.
Для отмеров служили, как издревле принято, копья, считалось, что копья содержат в себе косую сажень. Дьяки степенно ходили с вешками и бечевками. Большой зоевода сидел на холме, где должен быть храм, держал на коленях карту крепости. От него к дьякам бегали десятники и пе редавали, сколько отмерить стены меж башнями, сколько отводить земли под башни. Сотники перемахивали копья, ставили вешки, натягивали бечевы. Работные люди копали по бечеве малые канавки. Ноготков иногда вставал со стульца, выходил к бечеве, командовал либо «правее», либо «левее». Ешка со Звягой ходили по холмам, бранили с дьяками, которые нарезали место для хором, домов и изб
Весь день прошел в спорах, криках, шуме. Однако при-резка прошла славно и точно по чертежу. На второй день Звяга с десятниками лазил по лесу за западной стеной города. Было промеряно и прирезано место для пашни — без малого две тысячи десятин. Решено так: лес с этой земли вырубить в первую очередь, чтобы с весны начать раскорчевку целины и посев яровых хлебов. Людей по цареву указу велено было держать в городе тысячу человек, этакую ораву надо же чем-то кормить.
