Ускакал на Оно Морко сотник Аббас. Мурза одного воина послал впереди себя на сто саженей, второго — сзади. Сам опустил поводья коню и поехал медленно. По обеим сторонам дороги, будто пятясь, проходят ели, пихты, березы, лес источает утренние запахи, птицы начинают
петь, солнце всходит. Ничего не замечает мурза/ покачи-вается в седле, думает...
Не о причинах неудачи. Об этом можно подумать потом. В таких случаях мудрые люди думают о следствиях.
Тысячи воинов, считай, у него нет. Ту горстку, которая ушла с Аббасом, и тех, которые разбежались, можно не считать. Они русскими пищалями напуганы, их теперь только в обозе можно держать. Стало быть, осталось у мурзы три тысячи. Одна на Каме, ее сюда выгнать придется, вторая средневолжские травы топчет, третья под Астраханью хоронится. Это — запас. Третья тысяча на крайний случай. Прежде чем бросить свою орду на русские южные границы, хан Ислам-Гирей обещал к мурзе гонцов послать. Они пойдут через ногайские степи, найдут его третью и вторую тысячи, приведут сюда. «Что нужно к этому времени мне сделать? — думает мурза. — Надо хорошо все подсчитать». Русские военные порядки мурза знает: передовой полк воеводы посылают, чтобы строителям крепости место расчистить, убрать всякого, кто помешать делу может. Потом передовой полк уходит, на его место приходит сторожевой. В нем, как и в первом, сплошь ратники. Это, стало быть, около двух тысяч ратников. Большой полк содержит до пяти тысяч, но в нем больше все работные люди. Однако пики держать умеют, мечами владеют. Будем эти пять тысяч считать за три. Выходит, пять тысяч против моих трех. А если положить на весы русские пищали и пушки, которых у меня нет, то моя чашка совсем вверх подскочит. Но на время. Ярандай обещал собрать двадцать тысяч черемис, татар и чувашей. Если их кинуть на мои весы — взлетит вверх русская чашка. А если еще сказать черемисам, что все, что они добудут в бою: коней, оружие, деньги, одежду — все это ихнее, они будут драться, как барсы. И тогда русским не помогут ни пушки и ни пищали. Если они даже начнут строить крепость, ее можно сжечь, снести с лица земли.
Поэтому сейчас, как только приедем на место, надо послать к хану гонца и преподнести ему стычку как победу. Не приведи аллах, если хан про это узнает из вторых рук. Надо поторопить черемис. Сейчас они убирают урожай, вот-вот начнется сезон охоты — пусть спешат. Осенью мы поднимем их на русских, пусть об этом знают.
Все эти мысли уложились в голове мурзы спокойно. Но когда он начал думать о причинах его поражения, вот тогда в голове все завихрилось!
Ясно, что русских кто-то предупредил? Кто?! О налете кроме мурзы и Аббаса знали всего двое: Демерджи и
Ярандай. Заподозрить Ярандая мурза не мог,— ничего кроме вреда ему поражение не дало. Вполне мог предать Демерджи, но как он мог успеть?! Может, еще кто знал о налете?!
До конца дороги — мысл^, догадки, сомнения.
V
Илья знал, что мурза, прежде чем ехать в Ярандаев илем, непременно заедет в ватагу. Он будет пытать в первую очередь его, кто мог предупредить русских. И поэтому решил подготовиться и вести себя смело и независимо. К себе он не пошел, а остановился у Насти. Переночевал тут, отоспался, а утром в дверь вполз Ярандай:
— Беги бегом к мурзе. Он в твоей землянке.
— Он мне покамест не нужен.
— Так ты ему нужен!
— Если я ему нужен, так пусть он ко мне и идет.
— Как ты смеешь?!
— Смею. Передай мурзе — я ему неподначальный.
Спустя время, в землянке появился мурза, за ним Аббас и Ярандай, и еще два джигита. За джигитами вошли Андрейка, Дениска и Ермил.
— Ты зачем к бабе в землянку прячешься?! — надменно спросил Аталык.
— Это не баба, это моя дочь Настя, а у нее дите захворало. Потому я тут, — Илья тоже встал против мурзы и уткнул руки в бока.
— Ты думаешь, хвосты моих лошадей в бою увидел, и тебе можно со мной дерзким быть?!
— Я тебе и раньше не очень кланялся. Я в твоей орде не состою, у меня своя ватага есть, я с тобой рядом встал, а не под нагайку.
— А знаешь, что русских о налете упредили?
— Не знаю. Кто бы это мог?
— Я тебя хотел спросить?
— Если ты знаешь, что упредили, то, верно, знаешь и кто!
— Только двое знали о налете — ты и Ярандай.
— Зцачит, Ярандай. Я с того мига, как о налете узнал, вспомни, при тебе неотлучно был. А он, когда мы в ватагу поехали, дома остался, гонцов во все стороны посылал.
— Ты шайтан, кереметь, турак, зачем такие слова говоришь?!— закричал Ярандай. — Я мурзу как лучшего гостя ждал, как родного принял...
— Я не сказал, Ярандай, что ты предал. Я сказал, что ты на воле, был, а я на привязи.
— Ты мог послать кого-нибудь!
— Кого? Вся моя ватага на месте. Да и кони все привязаны...
— Мне мурзу предать — разоренным быть!
— А мне мурзу предать — на царскую плаху лечь!
— Так кто-же упредил?! — мурза ударил нагайкой по сапогу.
— Кто-то третий, мурза. Наверное, ты. Раз нас трое было.
— Ты совсем обнаглел, Демерджи! Думай, потом говори!
— И ты думай, мурза. Если мы хотим вместе воевать, то должны друг друга не только уважать, но слушать, совета спрашивать, а не кнутом друг перед другом махать.
— Ну, что ты хочешь сказать?
— Вот ты в минулый раз сказал: «Ог моих разведчиков стало известно...» А ты думаешь, у русских на тебя разведчиков нет? Может, есть и поболее! А ты в своей гордыне о налете на всех углах кричал, Ярандая за черемисами во все стороны посылал, чтобы победой похвастаться. О налете не токмо здесь, а во всей округе знали. А ты среди друзей предателей ищешь.
— Ладно, давай поговорим, как дальше жить будем?..
Ярандай вначале прислушивался к разговору, потом
хлопнул себя по лбу и выскочил из землянки. Скоро возвратился и, перебив.беседу, спросил Илью:
— Ты когда к мурзе приехал, у тебя конь был?
— Была кобыла. А что?
— Где она теперь?
— Настя, где моя кобыла?
— На ней Айвика к отцу ехать у меня отпросилась.
— Вот третий человек, кто знал о налете! И ты, кузнец, ее послал!
— Неправда твоя, Ярандай! — воскликнула Настя.— Айвику я отпустила за сутки до налета. Ни бати, ни мурзы здесь еще не было.
— А ты не врешь?! — гаркнул мурза.
— Вернется — спросите.
— Она не дура! Она не вернется! — кричал Ярандай.
И словно по заказу открылась дверь, и в землянку вошла Айвика.
— Где была? — Ярандай подскочил к девушке, схватил ее за ремень.
— В Топкай-энгер ездила.
— Зачем?!
— Сказали, что отец умирает.
— Давно уехала?
— Сутки туда, сутки сюда да дома двое суток.
— Зачем к русским заезжала? Мы знаем, говори!
— Ты, Ярандай, седой, а глупый. Я же сказала, у меня отец при смерти, зачем мне русские, и где тут близко русские!
— Ладно, Ярандай, отпусти девку, — сказал мурза.— Мою вину на других не сваливай.
Ярандай все равно посмотрел на Илью с ненавистью.
— Ну, а вы чего сюда притащились? — спросил атаман Андрейку, когда ногайцы и Ярандай вышли.
— Узнали мы, что мурзе по загривку надавали, а он к тебе злой побежал, думали, как бы чего не вышло.
— Неужто, атаман, всю тыщу загребли? — спросил Ермил.
— Всю. Три десятка только и осталось.
— Как же это мурза так опростоволосился, а?
— Это не загадка,—весело произнес Дениска.— А вот моя черноглазая меня удивила. Говорила, что врать не умеет, а мурзе так кругло все хвастала, прямо загляденье. Где же ты четверо суток ездила, если я атаманову кобылу в тот вечер, когда мурза приехал, в стойле видел и кормил вместе с лосихой? А было это всего позавчера. Вот это загадка!
— Ладно, Дениска, язык не распускай, — сказала Айвика.— Твой лосенок подрос, его ты, наверно, за кобылу принял.
— Все могет быть, ночь была, темно.
— Тут все свои, Айвика, рассказывай, — сказал Илья и позвал всех к столу.