С масленицы прибыль в лагерь пошла чуть не каждый день. Приходили по двое, по трое, просились в ватагу настойчиво.

— Будет вам конец или нет?! — бранился Дениска.— Бредут и бредут, как будто божедомцы какие. Откуда о нас узнали?

— Черемисин один послал.

— Какой черемисин?!

— Верстах в двадцати отсюда. Баял, идите на болото, там русские живут, ватагу копят. На наших землях охотятся, нашу рыбу ловят.

— Еще что говорил? — спросил Андрейка.

— Будто у вас верховодит девка, и весной придет к вам смелый и умелый атаман и поведет на большое дело.

— Мать твою за ногу! — воскликнул Дениска. — Без меня меня женили!

Шутки шутками, а после этого разговора ватажники задумались. Всю зиму прятались, верили, что никто о лагере не знает, и вдруг...

— Я давно это чудо разгадываю, — сказал Ермил.— Ходили мы во все стороны на охоту, ты, Денис, что греха таить, поворовывал немало, и все вроде сходило с рук. А выходит, что про нас не только все доподлинно знают, но и зачем-то берегут?

— Может, для грабежа приспособить хотят?

— Не думаю. Я что-то про наемных разбойников не слыхивал. Стало быть, в нас иную пользу ищут. Опять же, какую?

— Всю зиму тут ногайцы рыскали, — сказал Андрейка. — А нас не тронули. Может, мы им для чего-то понадобились?

— Вот тут ты в самую точку попал. Ногайцы знают, что мы с барами не в согласье, и нас на царевы рати послать хотят.

— Не пойдем, — сказал Андрейка.

— Вестимо, не пойдем.

— Ишь вы, какие хитрые, — заметил Дениска. — У них оружие, сила. Ведь погонят, А не согласимся — секим башка.

— Надо что-то придумать.

II

Ныне весна поторопилась, да напрасно. За неделю до пасхи снова похолодало, пошли дожди вперемежку со снегом. Дороги снова покрылись грязью, и ехать стало труд-* но. Илья решил не спешить, надо было беречь себя и кобылу. Одолев с десяток верст, он делал привал, разводил костер, сушил намокшую одежду. На ночь устраивал из веток шалаш, в нем отлеживался до утра. К илему Яран-дая подъехал только в конце второй недели.

Илем был намного больше и богаче Топкаева. На берегах реки Оно Морко по обеим сторонам разбросаны были небольшие, по 15—20 кудо, селения, над запрудой стояла мельница-мутовка, за ней на бугре виднелось высокое кудо. Время было позднее, шел мокрый снег, и Илью никто не встретил. У ворот широкого двора — коновязь. Илья привязал коня, на дворе залаяли собаки. Вышел хозяин, он сразу узнал гостя:

— Ой, хорошо, ой, больно кстати. У меня как раз сог-ник Аббас гостит. — Он отвязал коня, увел в хлев, приказал работникам накормить его. Ввел Илью в кудо. Жилище состояло из двух половин, в первой горел костер, над ним на большом закопченном крюке висел котел, в нем варилось мясо. Дым уходил под крышу, там виднелось отверстие. За дверью во второй половине были нары, стол, на стенах развешаны медвежьи шкуры, две лосиных головы с рогами. На них висели саадаки со стрелами, сабли, ножи в украшенных серебром ножнах, одежда. За столом сидел сотник Аббас и обгладывал баранью кость. Голова у сотника лысая, лицо обтянуто черствой, обветренной и опаленной солнцем светло-коричневой кожей. Серые тонкие усы спущены мимо уголков губ.

— Приехал все-таки. Я уж думал, обманешь. Давно ждем.

— Дорога была тяжкая...

— Знаю. Садись за стол. Мало-мал ашать будешь.

— Как Топкай живет? — спросил Ярандай.

— С русскими не якшается теперь? Попа выгнал? — спросил Аббас.

— Поп уехал по полой воде на лодке, я подался к вам, про иных русских не слышно, — ответил Илья, раздеваясь. Жена Ярандая подхватила мокрые одежды, унесла к костру сушить.

— Давай, кочкай*, — Ярандай подвинул к Илье плошку с мясом.

— Ватага ждет тебя, — Аббас вытер рукавом жирные губы. — Если приехал, стало быть, согласен вместе с нами против царя воевать.

— Мне более деваться некуда, — ответил Илья. — Мне теперь, как говорят, либо в стремя ногой, либо в царскую петлю головой.

— Хорошо сказал. Верно. Завтра Ярандай проводит тебя к ватаге.

— Может, рановато, мурза?

— Я не мурза! Зови меня прямо — Аббас. А идти туда самая пора.

— Прости меня, благочестивый Аббас. Ватага—это не сотня джигитов. Они вольные люди, и могут меня не принять.

— Заставим.

— По-доброму к ним подойди, будет лучше. Может, сначала послать туда кого-нибудь? Поглядеть на них, прощупать.

— Если я своего джигита пошлю, думаешь, ему они поверят?

— Зачем же джигита? Говорят, у них атаманом девка, так девку же к ним и послать.

— Где взять такую девку?

— Вы, я знаю, Айвику из Топкаева илема заполонили. Она умная, боевая девка.

— Где она у тебя? — Аббас обратился к Ярандаю.

— Все черемисы лес корчуют. Даром я их кормить не буду. Там твои джигиты их сторожат. Если ее к болоту отпустить, убежит домой.

— Не убежит. Я скажу ей: если не вернется, я отца ее на елку повешу.

— Смотри сам. Я за ней сегодня же пошлю.

— А что им сказать, благородный Аббас, если согласятся?

— Скажи так: сюда в середине лета, а может, ближе к осени, мурза Аталык придет. С приволжских земель царские рати выгонять будем. У нас каждый джигит в запасе

♦ От марийского слова «коч» —ешь.

168

коня ведет. Посадим их на этих коней, сабли дадим. А пока ты их воевать будешь учить.

— А потом?

— Когда потом?

— Выгоним мы царя, а опосля?

— На землю здесь посадим. В лесу земли много, на всех хватит. Мурзе ясак платить будут — и ладно. В обиду никому не дадим. Дуван какой в бою достанут — пусть себе берут.

— А мне?

— Ты над ними встанешь, ясак собирать будешь, мурзе лучшим помощником будешь.

— Ладно, согласен.

— Вот и хорошо. А теперь спать пора. Поздно уже.

Утром в илем привезли Айвику.

III

На рассвете перестал дождь, ветер разогнал облака, выглянуло солнце. День обещал быть погожим. Айвику посадили на коня, Ярандай передал ей угрозу Аббаса на тот случай, если вздумает бежать, указал дорогу к болоту.

— Илейка тебя мало-мало проводит, расскажет, что делать в ватаге.

Аббас со своей стороны приказал двум джигитам ехать следом за девкой. Если свернет в сторону, догнать и привезти обратно.

Айвика на поездку согласилась сразу. Первая мысль была — отъехать верст десять и бежать в родные места. Но после разговора с кузнецом передумала.

Не доезжая версты три до болота, она услышала за собой погоню. Два молодых всадника обогнали ее, загородили путь.

— Далеко ли едешь, красавица?

Айвика по-татарски говорить умела, ответила:

— Отсюда не видать.

Всадники поглядели на ее лук, стрелы в саадаке, на аркан, притороченный к седлу, на кривой нож за поясом.

— У нас девки в саклях сидят, по лесу не ездят.

— А у нас парни чужих девок в пути не трогают.

— Стрелять-то умеешь? В эту елку попадешь?

— А ты сам попадешь?

Ногаец выхватил стрелу, положил на лук, натянул тетиву. Спустил. Стрела, зазвенев, вонзилась в кору дерева на сажень от земли. Айвика усмехнулась, подняла лук, выстрелила. Мутовка на вершине ели покачнулась, полетела на землю. Ногайцы удивленно переглянулись, повернули лошадей, поскакали обратно. Один крикнул:

— С дороги, смотри, не сворачивай.

Болото от дождей снова вспучилось, вода почти кругом обняла островок, залила и перешеек. Над узким рвом Айвика увидела подъемный мостик. Крикнула по-русски:

— Эй, кто там!

— Чего базлаешь? — из кустов вышел человек в шкурах, похожий на медведя. Не подходя близко, спросил: — Кого надо?

— У вас девка-атаман есть?

— Ну и что?

— Позови.

— Ты одна?

— Разве не видишь? Уж не боишься ли ты меня?

Человек вставил два пальца в рот, пронзительно свистнул. На островке забегали люди; один, молодой парень, с бугра крикнул:

— Что стряслось, Данилка?