И всегда был самым послушным учеником и последователем геронды Анастасиоса, который обучал его умной молитве и духовной жизни!

— Я читал некоторые переведённые с греческого богословские труды геронды Анастасиоса, — сказал Флавиан. — Помню, каждый раз поражался высоте богословской мысли автора!

— Да! — подтвердила мать Германика. — Старец Анастасиос очень известный в Греции богослов и духовник, — и добавила: — Батюшка, герондисса благословила устроить вас с Алексеем на отдых до вечера, пойдёмте, я отведу вас в комнату для гостей!

— Матушка! — обратился к ней Флавиан, — а можно, я пойду отдыхать чуть позже? Если храм открыт, я хотел бы там помолиться немного.

— Конечно, конечно, батюшка! — согласно закивала мать Германика. — Храм открыт, Вы можете молиться в нём, когда Вам захочется. Алексей, давайте я вас устрою на отдых!

— Мать Германика! — с чувством произнёс я, — Вы представляете, как будет моё тщеславие с самолюбием уязвлено, если мой духовник будет молиться, а я в это время буду дрыхнуть как свин! Нет уж, я лучше пойду по территории монастыря и вокруг него с фотоаппаратом погуляю, если благословите!

— Конечно, гуляйте, Алексей! — засмеялась мать Германика. — Я буду здесь на кухне. Когда вернётесь — скажите, и я вас отведу в вашу келью.

— Договорились! — я поднялся, помог встать из кресла Флавиану на его затекшие от сидения в глубоком кресле больные ноги, и мы вышли на улицу.

Глава 20

ГЕРОНДА ГЕОРГИЙ

Сколько я гулял, я даже и не скажу — время пролетело как-то совсем незаметно!

Обошёл я вокруг храма с «другом-марком», кое-чего пощёлкал на разных диафрагмах; заглянув в узкое окошко, убедился, что Флавиан в стасидии напротив храмовой иконы святого Великомученика молится по чёткам, склонив седовласую голову на грудь.

Затем я посидел в беседке, на краю обрыва, послушал треск цикад и тоже пробовал молиться, но обилие впечатлений, вызвавшее шквал мыслей, не давало сосредоточиться.

Тогда я вышел за ворота, прошёлся вдоль ограды обители, состоящей из простой сетки-рабицы, натянутой на металлические столбы. Осмотрел небольшие монастырские огороды, дошёл до скотного двора, совсем маленького по сравнению с подобными строениями в русских монастырях; удостоверился, что с приходом туда герондиссы Феодоры плохо рожавшая коза усовестилась и благополучно разродилась парой очаровательных сереньких козлят.

Потом прогулялся по тропе, с которой открывался хороший панорамный вид на монастырь, сделал там несколько удачных (на мой непрофессиональный взгляд, конечно!) снимков, чуть не свалился с шаткого камня, на котором балансировал на одной ноге ради эффектного кадра, и после всех этих миниприключений вернулся в обитель.

Войдя в ворота, я обратил внимание, что на углу келейного корпуса стоит какая-то небольшая машина, не очень старая — не то «пежо», не то «рено», но явно недорогая.

— Ага! Уж не геронда ли приехал? — подумалось мне. — Хотя вряд ли, уж больно непрезентабельный транспорт для такого авторитетного старца, наш джип-динозавр и то выглядел «харизматичнее».

Но всё-таки первая мысль меня не подвела! Едва я приблизился к дверям архондарика, как выскочившая мне навстречу сестра средних лет в застиранном — очевидно, «рабочем» подряснике, увидев меня, обратилась по-русски:

— Вы Алексей? — и в ответ на мой согласный кивок сообщила: — Ваш батюшка с герондой кофе пить пошли, велели Вас к ним провести, как вернётесь!

— Ага! — подскочил я. — Это он сейчас без моего надзора кофеёв напьётся, а «Косой ныряй»! То есть, я его откачивай потом! Бегом к ним!

— Я тоже этот фильм когда-то смотрела! — засмеялась сестра. — С артистом Савелием…

— Крамаровым! — подсказал я. — Где он?

— Крамаров? — удивилась сестра.

— Нет, мой духовник и ослушник, инфарктник-гипертоник игумен Флавиан! Крамаров уже умер, кажется, в Америке, а отец игумен это может сделать прямо сейчас в Греции, если я не досмотрю.

— Пришли, Вам в эту дверь! — показала мне улыбающаяся сестра.

— Молитвами святых отец наших… Эвлогите! — постучался я и открыл дверь.

— О Кириос, — ответил улыбающийся седобородый старец, вставая мне навстречу со стула и раскрывая руки для отеческого объятия.

Глава 21

ГЕРОНДА ГЕОРГИЙ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

Я даже растерялся. Растерялся и забыл привычно сложить ладони под священническое благословение. Забыл — и всё! Геронда обнял меня за плечи, а я автоматически сделал то же, как будто это была встреча старых друзей после долгой разлуки.

— Эвлогите, геронда! — вспомнил всё-таки я после того, как мы отпустили плечи друг друга.

— О Кириос! — широко улыбаясь, благословил он, глядя на меня весёлыми блестящими глазами сквозь овальные стёкла очков, и добавил что-то по-гречески.

— Старец сказал, что духовный сын отца Флавиана для него является сыном возлюбленного Богом брата и дорог ему как близкий родственник! — перевела находящаяся в комнате мать Германика.

— Спаси Христос! — не нашёлся я сказать ничего другого, про себя подумав: «Неужели он это искренне?»

— Садитесь вот сюда, Алексей! — показала мне место на диване, рядом с Флавианом, матушка Феодора, наливая минеральной водой и ставя на столик напротив моего места высокий прозрачный стакан.

Я сел, удостоверившись, что около моего духовника пока ещё стоит тоже только вода, и посмотрел на севшего напротив нас в кресло геронду.

Он был высок ростом, крупен фигурой, благороден осанкой, я бы даже точнее сказал — величав! Но величав не собственным внутренним самоощущением, а какой-то естественной природной статью, характерной для военных и потомственного духовенства.

На вид старцу было лет шестьдесят с небольшим, крупная великолепно вылепленная голова с высоким открытым лбом была окаймлена гладко причёсанными седыми волосами и густой окладистой белой бородой с аккуратно подстриженными краями.

Его укороченная полуряса с длинными рукавами, чисто выстиранный подрясник из недорогой ткани, широкий кожаный пояс с большой овальной серебряной пряжкой, на которой был вычеканен Спаситель, воздевший благословляющие руки, — всё в геронде было аккуратным той аккуратностью, которая идёт от постоянного внутреннего самоконтроля, не допускающего малейшей небрежности ни в мыслях, ни в словах, ни в быту.

Взгляд его тёмных блестящих умных глаз был живым и доброжелательным.

— Отец Флавиан! — обратился геронда к моему батюшке по-английски, — Вы разрешите мне говорить с вами на греческом, с переводчиками адельфи Германикой и адельфи Анной? На родном языке мне удобнее формулировать ответы на ваши вопросы. Но, если Вам будет лучше, мы можем разговаривать на английском.

— Конечно, геронда! — ответил Флавиан. — Пожалуйста, говорите так, как Вам удобнее! Ваши переводчики богословски образованные монахини, я не сомневаюсь, что они прекрасно владеют духовной терминологией и без труда переведут любой касающийся религиозной жизни вопрос. Тем более, что греческий и русский языки гораздо богаче возможностями передачи смысла духовной беседы, чем современный английский.

— Благодарю Вас! — склонил голову геронда, — я готов выслушать Вас и постараться ответить на Ваши вопросы.

— Геронда! — собравшись с мыслями, начал Флавиан. — У нас в России сейчас сложилась весьма непривычная для русского человека одновременно и радостная, и настораживающая ситуация.

В течение последних двух десятилетий в России открылось, построилось и восстановилось множество храмов! Рукоположилось много священников, как имевших, так и не имевших духовное образование или получивших его уже после рукоположения, заочно.