Заявления подписали всем, не смотря на то, что у некоторых выпускников уже были семьи, дети. Ничего не смогла сделать и Надежда, таков был приказ сверху.

Когда уже было ясно, что отъезд Андрея неизбежен, у Елены началась дикая депрессия: она не ела, не спала, не разговаривала, только пила крепкий кофе и курила. Андрей просил у нее прощения, валялся в ногах, злился, ругался, но она молчала. Чувствуя нарастающее отчаяние, она боролась с желанием махнуть на все рукой и умереть, пыталась настроить себя на то, что такие страшные предчувствия, на которых она слишком зацикливалась в прошлой жизни, обычно не оправдывались, сбывалось то, на что она мало обращала внимания или быстро забывала.

Но она все же не справилась бы с собой, если бы не Вильдам. Он на расстоянии чувствовал ее состояние (она эту неделю не работала, была в отпуске), но дома был постоянно Андрей. Вильдам знал это, потому что неоднократно звонил ей, но трубку поднимал всегда Андрей, она к телефону не подходила. В конце концов, он не выдержал и приехал. Андрей даже обрадовался его приезду. Сначала он не хотел никого вмешивать в их с Еленой отношения, даже матери запретил приходить, думал, что справится со своей проблемой сам, но его уже тоже охватило отчаяние: он не мог забрать своего заявления и не мог оставить ее такой.

- Где она? - с порога спросил Вильдам.

- На лоджии. Она уже две ночи не спит, все сидит там и курит, но не плачет. Выходит только на кухню, сварит кофе и назад. Я пытался ее спать уложить, она ложится, но через пятнадцать минут снова встает и идет на лоджию, - в глазах Андрея черная тоска сменилась мольбой: помоги хоть ты ей!

Вильдам прошел на лоджию, закрыл за собой дверь. Андрей смотрел через стекло балконной двери, как он подошел к забившейся в угол старого диванчика Елене, сел рядом, обнял за плечи, прижал к груди ее голову и стал гладить ее по волосам и что-то нашептывать. У него защемило сердце, но не от ревности, а от жалости к ней. Он отошел от двери и сел в кресло, сложил ладони и стал ждать.

А Вильдам говорил:

- Бедная моя девочка! Твой "ангел-хранитель" с тобой. Возьми себя в руки, успокойся. Ты ничего не можешь изменить. Ты можешь только жить, жить и ждать. Это трудно, но ты справишься, а я всегда буду рядом. Живи, моя золотая, ты еще не все сделала, что хотела. Ты же не знаешь его судьбы. А он не виноват, таково общество, такова эта жизнь. А ты люби и жди его. И пусть он уйдет с легким сердцем, а не с тяжелым камнем на душе. Твое настроение, твоя вера в него помогут ему выжить. Поплачь, пусть со слезами уйдут черные мысли, черные предчувствия. И вернись...

И она заплакала, сначала полились из глаз безмолвные слезы, потом она зарыдала, колотя его в грудь кулаками и причитая:

- Это я виновата! Это мне наказание за предательство! Но он-то тут при чем?

Вильдам прижимал ее голову к своей груди.

- Тихо, тихо, девочка! Он не должен ничего знать, тем более теперь, перед отъездом. Пусть его душа не омрачится ничем. Он должен знать и верить, что ты принадлежишь только ему, что ты будешь ждать его. Это нужно ему. Ты же все понимаешь...

- Да...

- Вот и умница! Выплакалась?

- Да.

- Спать хочешь?

- Да.

- А кушать?

- Нет. Только спать.

Вильдам поднялся. Он бы взял ее на руки и сам отнес в постель, раздел и уложил, но не смел, не имел права. Обняв Елену за плечи, он подвел ее к двери и позвал Андрея.

- Бери ее на руки, она очень слаба, и неси в постель, пусть отоспится.

Андрей бросился навстречу, легко подхватил Елену на руки и отнес в спальню. Вильдам вернулся на лоджию и закурил. Через пять минут к нему присоединился Андрей.

- Ну что?

- Спит. Уснула сразу, - Андрей закурил, помолчал. - Как тебе это удалось? Я третьи сутки бьюсь, но она, как закрылась от меня, не достучаться.

- Ты - муж, причина ее депрессии в тебе. А я - человек в данном вопросе посторонний. И потом, она же совсем девочка, ей бы еще маме с папой поплакаться, а их нет.

- Но она даже с матерью отказалась разговаривать.

- Это не ее мать, это твоя мать. А я люблю ее..., как дочь, и она относится ко мне с дочерним доверием. Вот и удалось, - он закурил еще сигарету. - У тебя водки нет?

- Есть мастика, мать из Болгарии привезла, она крепче. Будешь?

- Давай.

Они перешли на кухню. Андрей достал бутылку мастики, маслянистой желтоватой жидкости, и две стопки.

- Как ее пьют-то? - спросил Вильдам, с подозрением разглядывая бутылку.

- Вообще-то, ее в коктейли добавляют, но и так можно, по чуть-чуть, как коньяк.

- Ну, давай, разливай.

Они выпили, поморщились, сначала занюхали, а потом заели лимоном.

- Тебе когда... - заговорил Вильдам.

- Послезавтра.

- Дай ей отоспаться, хотя бы до завтра, не трогай.

- Я понимаю.

- Ты ее не суди. Очень она тебя любит. Хочет что-то решить, что-то предпринять, хочет казаться сильной, хочет сердцем все обхватить. А, по сути, она совсем девчонка, слабая, ранимая. Она не с тобой не справилась, она с собой не справилась. Не рассчитала свои силы.

- Я знаю, я вижу. Я тоже ее очень люблю, но...

- Не надо об этом. Давай лучше за нее выпьем, чтоб выдержала, не сломалась, дождалась.

- Ты хочешь сказать, что она может...

- Нет. Она тебе не изменит, но здоровье подорвать может. Давай за нее.

Андрей разлил еще по глотку.

- Не-ет. За нее только по полной.

- А не много? Ты же на машине.

- Не много. И я никуда не поеду, у вас останусь ночевать. Не выгонишь?

Андрей даже обрадовался. Ему в эти дни самому хотелось напиться, но один он пить не мог. А тут такой классный собутыльник!

- Не выгоню, место есть, - он долил стопки до краев. - За нее!

Они выпили, вторая пошла уже лучше. Вильдам взял бутылку, почитал этикетку, снова разлил.

- Наша водка мягче, но будем пить, что есть. Давай за тебя: на рожон не лезь, береги себя, помни, что тебя здесь жена ждет.

- Любимая жена.

Они снова выпили.

- У тебя кроме лимона, есть еще что закусить? - опять поморщился Вильдам.

- Есть, - ответил Андрей и открыл холодильник. На стол легли тарелки с колбасой, сыром, помидорами, баночка черной икры, лепешка.

- Вот! Это уже дело, - Вильдам потянулся за сигаретами.

- Здесь нельзя, - остановил его Андрей.

- Точно, точно. Ругается. Сама курит, но в квартире не разрешает. Тогда бери закусон и пошли на лоджию, - скомандовал он, беря бутылку и стопки, туда же они вытащили журнальный столик, разложили закуску, налили стопки.

- Давай за любовь! - предложил Андрей слегка заплетающимся языком.

- За любовь! - поддержал его Вильдам.

Выпили. Закусили. Закурили.

- А ведь ты ее тоже любишь, - сказал Андрей и, прищурившись, посмотрел на Вильдама.

- Люблю... - задумчиво глядя в окно, ответил Вильдам. - Но ты опередил.

- Ты смотри тут без меня, не балуй.

- Сынок, если бы я хотел побаловать, то уже бы побаловался, тебя не спросил. Но она не такая, она не для баловства...

- Да, она не такая. Она верная! Она меня любит! - восторженно воскликнул Андрей и принялся снова разливать мастику.

Вильдам искоса посмотрел на него, ухмыльнулся в усы. Хмель уже добрался и до него, но головы он не терял.

- Вот только что-то детей у нее нет, - продолжал Андрей. - Я стараюсь, стараюсь. Оно, конечно, еще не время, ей еще три года учиться. Но я уже созрел для отцовства.

- Это ты созрел? Идешь, как мальчишка, на поводу у всех, не думая о своих близких. Ну, был бы у тебя ребенок? Так, ей бы еще хуже пришлось: остаться одной с ребенком на руках...

Андрей набычился.

- Ты не понимаешь. Ты - гражданский, а я - офицер. Это мой долг.

- Твой долг - родину защищать. А твои близкие и есть родина. А тебя несет черт знает куда! Это же Азия! Сейчас они меж собой дерутся, а завтра все вместе против нас попрут.

- Ты думаешь, что говоришь?