- Я согласна, Таня.
- Ну вот. А теперь, пойдем, покурим, когда нервничаешь, ужасно курить хочется.
- Пойдем.
Едва они присоединились к остальным, Ирина накинулась на них:
- Вытащили всех курить, а сами смылись. Чего вы все шушукаетесь?
- Мы не шушукаемся, - отозвалась Таня, ни на кого не глядя, чтоб не заметили следы от слез.
- А то, я не вижу. Хотя, я и так знаю, о чем вы шушукаетесь, - продолжала Ира.
"Да угомонит ее кто-нибудь?" - подумала Елена, а вслух сказала:
- Знаешь? Так зачем спрашиваешь?
- А то, что в кампании секретов быть не должно: где больше двух - говорят вслух, - огрызнулась Ира.
- А вот это большая глупость, - вступился за девушек Андрей. - Каждый человек имеет право на собственный секрет, и только ему решать, кому доверять его, а кому нет.
Ира уже открыла рот, чтоб что-нибудь возразить, но ее опередил Александр:
- Ну что, други мои, может по домам? Пора и честь знать. Давай, Иринушка, собирайся. Андрюха, Таня, вы идете?
И все засобирались, засуетились, приговаривая, что время позднее, и хозяйке надо отдохнуть. Ирина что-то ворчала себе под нос, позволяя своему "рабу" себя одевать. Андрей тоже помог Татьяне одеть пальто. Так как прихожая была крошечная, а там возился с Ирининым сапогом Саша, видно, "молнию" заело, Андрей и Таня вышли в комнату. Таня обняла Елену, поцеловала в щеку:
- Спасибо, Леночка, за прекрасный вечер.
- Это вам спасибо, что навестили одинокую отшельницу.
- Ты завтра опять работаешь? - с жалостью в голосе и глазах спросила Таня.
- Надо, Танечка, надо.
Андрей стоял за спиной Тани и не сводил с Елены глаз, он ждал слова, жеста, знака. Его синие бездонные глаза молили: ты только намекни и я никуда не уйду. Она понимала этот взгляд. Но что она могла сделать?!
Наконец, Саша справился с сапогами, оделся сам и уже открыл дверь. Все стали прощаться. Андрей взял Еленину руку, поцеловал и вдруг почувствовал, как она в ответ сжала пальцами его пальцы. Его глаза вспыхнули, она легонько кивнула, но указала быстрым взглядом на Таню. Он все понял. Гости ушли, последней уходила Татьяна, в дверях еще раз порывисто обняв Елену.
"Быстро, быстро,... надо все убрать, перемыть посуду,... если он все понял, то он вернется", - радостно забилась в ее голове мысль.
И она заметалась по квартире, но не хаотично, а выверено: взяла на кухне поднос, собрала на столе посуду, отнесла в кухню, сложила в мойку и т.д. и т.п. Через десять минут посуда была перемыта, пол подметен, вещи расставлены по своим местам, она умыта и причесана. Никогда, ни в той, ни в другой жизни ей не удавалось с такой быстротой справляться со срочными делами. И потянулись минуты ожидания. Села на диван, включила телевизор.
"Ага, забыла, в каком году ты живешь? После двенадцати передачи бывают только в Новый год".
Выключила телевизор, взяла газету.
"Совсем очумела! Что ты тут собралась читать? Вести с полей, фабрик и заводов? Муть..."
Подошла к книжному шкафу.
"А разве ты сможешь понять, что прочла?"
Подошла к двери: не хлопнула ли дверь подъезда, не слышно ли шагов на лестнице...
"А-а! Остается одно: взять сигарету и закурить".
Она прошла на лоджию, балконную дверь не закрыла: а вдруг не услышит звонок, - выглянула из окна. Вокруг стояла непроглядная тьма: небо заволокло тучами, звезд нет, фонарей нет, окна почти все темные.
"Почему не ставят фонари между домами, во дворах, у подъездов, только вдоль проезжих дорог, а на людей наплевать. Почему-то я этого раньше не замечала. Как же я со своей "куриной слепотой" буду ходить? Или она у меня появится после родов? Как и страх высоты? Наверно, я же спокойно сейчас смотрю вниз, и голова у меня не кружится".
Она докурила одну сигарету, взяла вторую.
"Что я делаю, от меня же будет нести, как от мужика".
Но все же она выкурила и вторую сигарету, почистила зубы, сменила блузку, подушилась...
А его все не было...
Напряжение нарастало. Заболела голова. Она знала, что не успокоится, не ляжет спать, а будет ходить по квартире, как лев в клетке, и ждать, ждать, ждать до утра, весь день, и еще ночь,... пока он не придет. И только, когда головная боль стала совсем невыносимой, а рука опять потянулась к сигаретам, раздался осторожный звонок. Она молнией метнулась к двери...
Пока ребята спускались по лестнице, Ирина, не переставая, что-то бубнила себе под нос. Но, когда уже вышли из подъезда, Татьяна не выдержала и сказала ей раздраженно:
- Ну хватит, Ира! Что ты все, как маленький невоспитанный ребенок! Пора уже научиться вести себя, как следует!
- А как следует? - взорвалась Ира. - Как твоя новая подружка? Старая уже стала плохая? Вот увидишь - она еще себя покажет, она еще тебе устроит...
- Замолчи! - не выдержал Саша.
- Все, все. Разбежались по домам, - вмешался и Андрей. - Пока, Санек.
Он быстро зашагал вперед, увлекая за собой Татьяну, а Александр потащил свою упирающуюся спутницу в другую сторону. Андрей с Татьяной молча дошли до ее дома, молча же поднялись на четвертый этаж, у дверей квартиры остановились.
- А все же вечер был замечательный, не правда ли? - сказал Андрей, глядя Татьяне прямо в глаза.
- Ага, - кисло отозвалась она и отвела взгляд.
- Не расстраивайся, думай только о хорошем, и все будет хорошо, - он слегка приобнял ее за плечи и поцеловал в щечку. - Спокойной ночи, сестренка.
- Спокойной ночи, "братик", - с усмешкой ответила Таня.
"Значит все-таки только "сестренка", - подумала она и вздохнула: - "Может Лене повезет больше?"
Выйдя из подъезда, Андрей остановился.
"Бежать, бежать скорее к ней, к моей королеве! Но надо зайти домой, успокоить мать, если она еще не спит".
Благо, его дом находился напротив. Узнать, спит или нет его мать, по окнам было невозможно: на окнах были очень плотные шторы. Андрей поднялся на второй этаж, осторожно открыл ключом дверь. В квартире стояла тишина и темнота, только в прихожей горел тусклый ночник, который мать оставляла специально для него, Андрея, чтоб он, придя поздно, не наткнулся на что-либо в темноте. Он разулся, на цыпочках прошел в гостиную, осторожно заглянул в спальню: света не было, значит, мать спала. На кухне он включил свет: на столе под салфеткой стоял оставленный матерью ужин. Старясь не шуметь, переложил продукты в холодильник, посуду убрал в мойку, сделал все так, будто он поужинал. Затем вернулся в прихожую, выключил ночник и тихо вышел.
Вниз с лестницы, на улицу, затем всю дорогу он летел, как на крыльях. Но у самого дома чуть не столкнулся с каким-то мужчиной. Он пригляделся и... узнал в нем того парня, что приходил к Елене. Похоже, он направлялся туда же.
Тимур тоже его узнал...
Уйдя от Елены "не солоно хлебавши", он сдержал слово. Он не ушел, сел на дальнюю скамейку во дворе и решил ждать. Он курил, думал и постепенно трезвел.
"Хорошо, что дождь закончился, и ветра нет, иначе продрог бы до костей. Но я все равно дождусь, когда этот бугай уйдет, и поговорю с ней начистоту".
Весь месяц он не находил себе места. Сказать, что раньше, он часто вспоминал ее? Так нет. Но эта умная и гордая девчонка давно сидела занозой у него где-то в очень дальнем уголке сердца. Эта заноза не мешала ему жить, как хочется. Но иногда саднила, напоминала о себе, хоть и редко.
Он всегда отчетливо помнил, как она появилась в его классе: худенькая, высокая, с пшеничными густыми волосами, с бархатными карими глазами без следа какой-либо косметики, хотя многие девчонки в классе уже подкрашивались, и с шикарными ногами - длинными, стройными, загорелыми. Он сразу неприминул ей это сказать. Она покраснела и, ничего не ответив, бросила на него презрительный испепеляющий взгляд, ее карие глаза почернели. "Ведьма" - подумал тогда Тимур, но с тех пор точеные ножки и бархатные глазки прочно засели в его сердце.