– Я, вот тут, подписал циркулярную радиограмму, – произнес он, довольно мстительно. – Ясность, исполнение подтвердить!
– Что делать-то будем? – мрачно спросил Витька. – Добираться здесь, на помойке, или опять в поиск?
– Сходи-ка пока вздремни, – посоветовал я. – Утро вечера мудренее…
В радиорубке пришлось просидеть добрых четыре часа. – От имени капитана, я подтвердил прием циркуляра, потом "наведался" в Мурманск. Там было для нас что-то срочное. Со связью в районе "Медвежки" всегда хреновато, но телеграммку я выцепил:
АИ-0039 КМ БРЯНСКОМУ= ПОЛУЧЕНИЕМ НАСТОЯЩЕЙ СРОЧНО СЛЕДУЙТЕ МУРМАНСК. АРЕНДА НОРВЕЖСКОЙ ФИРМОЙ "JOACHIM GRIEG". BERGEN.
Везет дуракам и пьяницам! Здесь каждое слово на вес золота! Что такое "аренда норвежской фирмы" знает даже ребенок. – Это валюта!
Я поднялся на мостик. Осчастливил старпома. Хотел позвонить капитану, но Петрович отговорил:
– Что зря человека будить? Через двадцать минут подъем трала – проснется и сам. Иди-ка, "добытчик", в люлю. На тебе уже морды нет! Посмотри на досуге в зеркало, – это же тихий ужас!
Я добрался до "люли", и мгновенно "отъехал"…
Но поспать так и не довелось. Тишина взорвалась, по мозгам шибануло наотмашь! Я подпрыгнул на койке. На тоненькой переборке, в районе моей головы, надрывался звонок громкого боя. – Три длинных сигнала, – буква "О", – "спасательный круг", – человек за бортом!!!
– Да что ж ты, скотина?! – Я так возмутился, что чуть не заплакал.
– Вставай!!! – дверь решительно распахнулась. – Игорь Баранов утоп!!!
…Такое не опишешь красиво. Все захлестнули эмоции. В чем был, я помчался на палубу. Там уже гомонила толпа. Внизу, на воде, болтался спасательный круг. Кто-то из сопливых мальчишек водил по воде багром, – пытался его достать. С фальшборта прыгал стармех, обвязанный вокруг пояса веревочной боцманской выброской… Я поднял с палубы что-то тяжелое, и сиганул следом.
Когда человек тонет, тело его "зависает" метрах в трех-пяти от поверхности, и остается там, пока не начнется процесс разложения. Раздувшись, как бочка, оно всплывает, но не надолго. Лопается желудок, что-то еще внутри, – и море берет свое.
Так должно быть всегда! Но так не было!
Внизу подо мной стремительно падало вниз что-то оранжево-желтое, по цвету напоминавшее рыбацкий костюм Игоря. А дальше, на глубине… Холод… Смерть… Зловещая, темная, беспощадная масса… Оттуда, от бездны, оторвалась черная точка, и пошла на меня… мелькнула у глаз… ударила по коленке. Я выронил ставший ненужным железный лом. В висках застучало. Метрах в трех от меня выгребал на поверхность Леха Рожков с глазами, полными ужаса. Высоко-высоко над нами изгибалась кромка воды…
Я был босиком, в трусах и летней тельняшке. Это, наверное, и спасло. Теряя сознание, я вцепился руками в нижнюю ступеньку штормтрапа. Вместе с нею меня и выдернули.
– Тащите! Тащите стармеха! – орал я, хлебая воздух, как будто не видел, что он уже рядом со мной.
Леха был в полном ауте. Его растирали одеколоном, давали нюхать ватку с нашатырем…
Я оперся на чьи-то руки, сделал шаг на чужих, деревянных ногах. И зашелся в приступе рвоты. Когда с глаз сошла пелена, громко захохотал. Как детский кораблик у игрушечной пристани, о борт СРТ колотилась… рабочая каска Игоря! Так это ее я так испугался?!
И вдруг!.. Иссиня-черное, мощное тело бесшумно скользнуло по гладкой поверхности. Мне оно показало только широкую, плоскую спину с четко очерченной выемкой позвоночника, и сравнительно небольшим плавником. Скользнуло, – и без всплеска ушло в глубину…
Касаток, акул и китов (причем, самой различной "модификации"), я в своей жизни видел достаточно. Скажу вам, как на духу: ЭТО НЕ ТО!
Я все понимаю. Да, люди не рождаются с плавниками. Да, они не бывают метров под десять ростом, и, как минимум, два в ширину. Прошу вас, не смейтесь над моряком, склонным к "зеленому змию". Но мне до сих пор кажется, что это была спина человека. Вот режьте меня, бейте, но ЭТО БЫЛА СПИНА ЧЕЛОВЕКА!
И еще, я тогда подумал, что рядом со мной Игорь, вернее, – его душа. Что она захотела со мной попрощаться, за что-то сказать: Спасибо! Как мог я, безбожник и матершинник, даже удумать такое?!
Потом меня завернули в теплое одеяло, и оттащили в каюту. Я выглушил "из ствола" остатки трофейного спирта, и уснул, как младенец, без кошмаров и сновидений. А проснулся, – увидел под носом стакан. Его протягивал "дед", сидевший на ящике с водкой. Мы долго молчали, и пили не чокаясь, пока не дошли до черты откровенности:
– Ты тоже увидел… это… там, в глубине? Или мне ОНО показалось?
– Как все случилось? – спросил я, отодвигая стакан.
– Мы с капитаном на мостике были, – тупо бубнил Леха, уставившись в одну точку. – Глупо так обосрались… На ровном месте! Подняли последний трал… Тонны три засыпали в ящик. И – полным ходом – на Мурманск"! Рыбмастер пошел бочки бондарить, а лебедку не разъединил. Старший майор с матросами трал привязали, сняли доски с цепей. Стали их крепить по-походному. Гачок завели, затянули петлю на турачке… Игорь стоял на нижней подборе, за фалом следил, чтоб случайно надстройку не поцарапал. Сам же и крикнул: "Давай!". Ну, боцман и "дал"! – Рванул за рычаг! Подбора, как та рогатка, – и стрельнула Игорьком. Гаком по голове – и за борт. А судно на полном ходу! Капитан – сразу на разворот! Вышел в нужную точку. Боцман кинул спасательный круг. Довольно удачно кинул. Метров десять всего надо было доплыть. А Баранов не смог. Меньше минуты на воде продержался. В метре от круга как закричит! И камнем на дно!
Аренда наша закончилась не начавшись. Трое суток мы рыскали галсами в этой проклятой точке. – Искали Игоря. Свидетельство о его смерти писали и вновь переписывали. То перепутаем отчество, то не сходится время, то сотые широты… Витька был задумчив и строг. Это первый "исход гранит" в его профессиональной карьере. Из Архангельска, Мурманска и Москвы нас бомбили гневными телеграммами. Мы, как могли, отплевывались, пока не вошли в порт.
У причала "Норильск" уже ждали. Комиссия сменяла комиссию. Допросы, свидетельства, подписи… Потом из Тамбова приехал брат Игорька, за вещами и документами. Звали его, как и меня.
Мы с тезкой укрылись в матросской четырехместке, пили и плакали. Я все ему рассказал. Все, кроме того, как мы с "дедом" прыгали за борт.
Потом прозвучал главный вопрос:
– Кто виноват?
– Формально, или по правде?
– По правде!
– По правде, – он сам. Игорь в рейсе матросом был. А матросы не лезут к лебедке.
– Но он же тралмейстер?
– А если тралмейстер, – помни, что ты тралмейстер! И следи за режимом работы до самого последнего жвака! Игорь всех приучил, что лебедка всегда на нем…
– Он ведь совсем не умел плавать, – давился слезами Антон, сидя на койке брата, – Зачем он пошел в море? Зачем вообще выбирал такую профессию?
– Я тоже совсем не умею. Но разве это причина? Если что, – в Арктике не поплаваешь. Тот, кто умеет – тот дольше мучается. Конец все одно один. Без могилы, без отпевания…
– Почему без могилы? – удивился мой тезка. – Брата похоронили.
Тогда удивился я:
– Где?
– В Тамбове, на кладбище.
– Да ты что?!
– Серьезно. Мать со свидетельством в церковь пошла, к батюшке. Все ему рассказала. Так, мол, и так, в Мурманск на пенсию не наездишься. Да и кто меня вывезет на место упокоения? Батюшка вынес какой-то сверток, завернутый в белую тряпочку, и наказал: "Схороните в гробу. Это и будет могила вашего сына. У Бога земля одна"…
…С пьяной, распухшей рожей, к Селиверстовичу я не пошел. Он тоже был деликатен. Не беспокоил, не кантовал. Был еще долгий, трехмесячный рейс. На нервах. На автопилоте.
