Я качнулся на стуле и не очень учтиво посмеялся.
– Ладно, уважаемый. Мы оба понимаем, какая это чушь. Но мне интересно, кому и зачем она понадобилась. И не говорите, что я все узнаю. Не повторяйтесь. Будем считать, вы меня заинтриговали.
Зоря повозил донышком стакана по столу, покрутил в ладонях, осторожно, словно кипяток, отглотнул.
– Сожалею, но я действительно ничего больше вам доложить не могу. О чем-то сообщать не смею, связанный клятвой, чего-то просто не знаю. И, тем не менее, позволю себе повториться: в самом ближайшем будущем вы в подробностях узнаете, что к чему, не сомневайтесь. Я же свою миссию исполнил.
Засим он поднялся и, оставив возле недопитого стакана с минералкой две сотенные бумажки, грузно затопал к выходу.
«Бред… Господи, ну и бред», – подумал я и попросил у официанта счет.
Оставшуюся половину дня дорабатывал, ни о чем ином не размышляя, кроме как о нелепейшей встрече в кафе. А дома меня поджидал все тот же несчастный файл с напечатанной страничкой. Слишком длинно об одном и том же… Более того, вообще непонятно, о чем.
* * *
Выйдя из кафе, Павел Андреевич Зоря прошел до конца здания, свернул во дворы. Там огляделся. Чистый скверик, деревья только начали облетать, кое-где желтелись крошечные островки свежеопавшей листвы. Пара мамаш выгуливала детей, мужчина с бородой бросал палку собаке – косолапой и низкорослой пародии на зверя. Осеннее смурное небо прогнулось, морося дождем.
Дождя Павел не замечал.
Он пересек двор по диагонали и юркнул за скученные в дальнем углу гаражи-ракушки. И обратился в пустоту:
– Я передал.
– Видел, – с ноткой раздражения ответила пустота. – Не считай меня слепым и глухим. Кстати, напрасно ты пустился в импровизацию. Прекрасно мог обойтись меньшим количеством слов. Много суетишься. Избавляйся от лишних движений, если хочешь добиться каких-то результатов.
Из пустоты на человечка в золотых очках нацелился, парализуя и лишая воли, немигающий, пронизывающий взгляд невидимых глаз.
– Да, Целитель, прости. Я постараюсь. Что мне делать дальше? – стараясь подобрать остатки храбрости, спросил тот.
– Не торопись. В самом ближайшем будущем все узнаешь в подробностях, – пустота глухо заухала. – Не вздумай исчезнуть из города. Импровизатор…
Собеседник – незримый, но ощутимый, сегодня казался холодней обычного. Смеется… Кто-кто, а Павел Зоря знал, чего стоят раздающиеся из тьмы смешки. На себе проверял, повторять неохота.
Читает ли он мысли человека? Наивные уверяют – нет, но иногда такое ощущение…
– Ладно. Ничего страшного пока не произошло, расслабься. В целом все сделал правильно. Главное – удивить. Как оцениваешь его реакцию?
Зоря пожал плечами.
– Сложно давать оценку. Первая встреча, короткий разговор. Крючок брошен, а какую рыбку вытянешь – неизвестно. Конечно, заинтригован. Но мне кажется, к теме он безразличен. Она бы скорей затронула его родного брата-семинариста…
Целитель повторно хохотнул:
– Вот братец его точно бы тебя послал и слушать не стал. Или наоборот полчаса проповедовал, призывал к вере. А прежде бы святой водой окатил.
Человек было приоткрыл рот, но не решился задать вопрос.
– Да и не нужен нам его брат. Ладно, можешь идти. Не торчи, как перст. Привет мамаше.
Мистическая пустота пошла рябью и сделалась обычным пустым местом – немым и безжизненным. Надежно и цепко державшая сила пропала, и Павел Андреевич пошатнулся, на миг утратив равновесие. Немного постояв неподвижно и собравшись с силами, он побрел мимо гаражей, снова через двор, затем вдоль улицы и наконец нырнул в метро. Под землю отчаянно не хотелось, но рука извлекла из кармана бумажник с магнитной карточкой проездного, хлопнула им по желтому пятну на турникете. Подошедший поезд распахнул пасти-двери, и одна из них поглотила жертву-пассажира.
Он опустился на свободное сиденье и достал телефон. Мобильный оператор не обманул с рекламой, прием в метро был неплохой. Павел набрал смс: «Мамуль, я еду. Как ты себя чувствуешь, что-то купить?» Сообщение ушло, пискнул отчет о доставке.
Неприятный выдался день. И задание Равраила, дурацкая встреча в кафе, и как бы невзначай оброненное «привет мамаше». Издевается? Или намекает, что все же недоволен сильней, чем показал, и Зоре стоит остеречься? Но нет, сказал ведь: Павел все сделал правильно. Хотя, стоит ли верить его словам во всем? Однажды Павел уже поверил другу Божьего друга…
И все же, зачем Целителю сдался дурачок Полянский? Странная какая-то игра. Бог, дьявол, есть, нет. Роман, который перевернет мир – глупость несусветная. На ходу сочиняя про него, Павел сам едва не расхохотался. Крамольная мысль, но этому писаке такое было бы не под силу даже с помощью Равраила.
В общем, поживем-увидим. Если будет, что видеть.
* * *
– Значит, ты правда меня любишь больше всего на свете?
Вероника потянулась, откинувшись на спинку кресла. Дрова в камине задорно щелкнули, по достоинству оценив сквозящую в ее словах ироничность.
Георг изобразил хищную улыбку:
– Хочешь, чтобы я доказал?
Девушка вырвалась из мягкого кресельного плена.
– Хочу, докажи. Заставь поверить, что любишь меня одну. Докажи, что ради меня готов возненавидеть весь мир.
– Мне и доказывать не надо. Я и так давно позабыл кучу прежних знакомых. Всех, кто тебе хоть чем-то не нравился.
– Нет, родной, этого мало. – Вероника остановилась возле окна и сосредоточенно взглянула на вечернее зимнее небо. Откажешься ли ты от родителей, сестры, от самых близких друзей? Сможешь не раскланиваться с прохожими, не кокетничать с фрейлинами, прекратить болтать о погоде с торговцами на базаре… Готов на такое?
Георг не верил ушам. Это говорит Вероника?! Всегда сверх этикета обходительная со всеми, душа любого общества, в какое ни попадет? Вероника, за которой отродясь не водилось привычки лукавить?
Да нет, не может быть. Она шутит. Сейчас не вытерпит и задорно подмигнет. И все будет хорошо. Невеста пошутила.
– Еще немного, и мы поженимся. И я хочу иметь тебя всего, целиком. Уж я-то готова посвятить себя без остатка. А ты – готов? Положишь всех на алтарь, как Авраам – Исаака?
Она склонила голову набок, ожидая ответа. В голубых глазах плеснулся далекий холод звезд. Не пошутила.
Георг почувствовал, что сдается…
* * *
Стасик привычно заглянул в монитор поверх моего плеча.
– Стало немножко стройней, но суть не изменилась. Опять же аллюзия: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, жены и детей, братьев и сестер, а притом и самой жизни своей»… она хороша. Но, полагаю, ты вряд ли намерен серьезно развивать такую аллюзию.
Я в нерешительности побарабанил пальцами по столешнице.
– Слушай, вот ты у нас без двадцати минут священнослужитель. Что бы ты подумал, явись к тебе некто и заяви, что Бога нет?
– Да мне каждый день кто-нибудь такое может заявить, ничего особенного, – пожал плечами Стасик.
– А если все подано с огромной помпой, пафосом?
– Подумаешь. Какой-нибудь псих, фанатик. В конце концов, одержимый. Навязчивая идея или бесноватость – роли не играет.
– А если он предоставит неоспоримые доказательства?
– Доказательства чего? Того, что Бога нет? Например, какие?
Настала моя очередь пожимать плечами.
– Не знаю, потому и спросил. Все-таки тебе эта тематика ближе.
– Не в тематике дело, – возразил Стас. – Как ты себе представляешь доказательства? Все законы логики против. Поди докажи, что Пушкина в истории не существовало. Мол, я его не видел, родителям моим не являлся, да и миллионы тех, кто могли быть его современниками, не оставили свидетельств, что знакомы с ним? А «Руслан и Людмила» – есть. И «Сказка о царе Салтане».
– Элементарно! Их мог написать любой другой автор. Под псевдонимом. Или десяток авторов.
