Каждому из нас даны как способности, так и наклонности к управлению внечувственными мирами и сверхъестественными силами, даже если ты сам не уверен в том или не признаешь сего по прихоти, скудоумию или же из каприза какого, вопрос лишь в том, способны ли твои потенции проявиться неким образом общезаметным или же таки канут втуне. Магия, как некоторые в том убеждение имеют, суть соединенное сочетание способностей и упорства, а напряжение сил духовных и физических есть необходимое условие ее. Платон говорил: "Магия заключается в поклонении богам и достигается поклонением им", что означает не что иное, как целенаправленное и самоотверженное трудолюбивое усилие, дабы достигнуть желаемого уровня употребления силы своей, но скажи откровенно, разве любое иное мастерство не требует от обучающегося того же самого? Разве не нужно стеклодуву напрягать чрезмерно дыхание свое, а ювелиру - истязать собственное зрение, чтобы его товар приискал подобающий спрос? Но ведь и в каждом ремесле подобно! Подобно же, если сравнение таковое тебе не покажется навязчивым, разного рода ремеслам усилия в их совершенстве требуются также различные, где-то сила мышцы на руке, как в кузнечестве, где-то острота глаза да точность пальцев, как в часовом деле, а где ухищрения ума, как в том же сочинении песен да касыд, так и разные магики, волшбу свою осуществляя, пользуют способности разные, и брамины, и египетские рекгетамены, и иерофанты посредством отличной магической практики управляют тем, что они почитают услугами богов, которые, в действительности, суть ничто иное, как оккультные силы или потенции природы, воплощенные в самих этих ученых жрецах, как искусно формулирует это Прокл Платоник: "Древние жрецы, приняв во внимание, что в природных вещах заключено некое сродство и симпатия одной вещи к другой, и между вещами проявленными и оккультными силами, и обнаружив, что все вещи содержатся во всем, создали священную науку на основе этой взаимной симпатии и сходства и использовали в оккультных целях как небесные, так и земные сущности, с помощью которых, посредством определенного сходства, они низводили божественные силы в это низшее жилище." Волшебство и чародейство является наукой власти над силами низших сфер, практическим знанием сокровенных тайн природы, известных лишь немногим, ибо их так трудно постичь, не погрешив против природы, отчего занятые в этом поприще зрелище представляют жалкое и ужасающее, ибо все соки их физической жизни употреблены бывают на колдование без остатка на прочие услады жизни. Комментарии, добавленные нашим покойным ученым братом Кеннетом, замечательны. "Реалистические стремления наших времен содействовали навлечению на магию дурной славы и осмеяния. Вера в самого себя является существенным элементом магии; и существовала задолго до других идей, предполагающих ее наличие. Занятия этой наукой требуют определенной степени изоляции и отказа от своего Я". Действительно, в волшебстве наибольших успехов достигли, как то известно из истории, многие эгоистические личности, поставившие сей интерес превыше всего прочего, и над всеми другими людьми в особенности, отчего отношение к достигшим высокой степени искусства неоднозначное, с опаскою, настороженное, однако же и корыстолюбивое - каким образом применить их умения к собственной сиюминутной выгоде. Ямблих же, наотличку от других описателей волшебства, поясняет, что оно не бывает чем-то действительно сверхъестественным, а лишь приложением умелым природных сил, доступным умеющим применить их в нужном русле: "Посредством жреческой теургии они (читай - магики) способны подниматься к более возвышенным и всемирным Сущностям, и к тем, которые утвердились над судьбой, т.е. к богу и демиургу: ни используя материю, ни присваивая что-либо помимо нее, кроме наблюдения за ощутимым временем". Утверждение его спорно и не во всем проявлении волшбы приемлемо, однако же во многом справедливо, поскольку умелые манипуляторы действительно могут оперировать тонкими энергиями и неуловимыми воздействиями целенаправленно, что выглядит чудом, на деле им не быв. Впрочем, и многие ремесла непосвященному кажутся чудом.

Волшебство же бывает трех классов: есть Теургия, есть Гоэтия и есть естественная Магия. Кеннет Макензи, изощренный более в словесном определении, нежели в самом искусстве, полагал, что "Теургия с древних времен была особой сферой теософов и метафизиков", иначе говоря, теургию можно представить как магическую философию. Гоэтия есть черная магия, что есть большей частью символизм и дурные намерения, вернее, намерения, что магик использует для ублажения собственных потребностей и для корысти, что является дурным не для него, а против окружающих, от того, что малейшая попытка использовать свои силы для своего удовольствия, превращает эти способности в колдовство и черную магию. "Естественная магия", издревле почитаемая "белою", что опять-таки символизм, противоречие в себе заключающий, ведь многие народы белым полагают цвет смерти и траура, как те же обитатели островов Восходящего солнца, вознеслась с целением в своих крыльях на величественную позицию точного и поступательного изучения. Магию белую называют еще и "благотворною", она полагается свободной от эгоизма, властолюбия, честолюбия или корысти и направленной всецело на творение добра миру в целом и своему ближнему в частности, что, как то понятно из предмета ея, почти что и недостижимо.

Углубившись всецело в размышления о природе волшебства, что навеяны мне были искусным танцем, я в кружении и жестах танцовщицы потерял представление о времени и увлекся мыслительным потоком настолько неудержимо, что только и увидал, как вуаль волшбы, незаметным телодвижением приведенная в разделение с фигурою танцующей, перешла от сопряжения с телом в соприкосновение с хладным каменным полом, и фигура танца прекратилась. Музыка, сопровождавшая ее, на мимолетное мгновение пресеклась, поменялся ритм, звучание струнных стало почти неслышным, а вместо най вступила саламие с ее густым и томным голосом, и цембре, издававшая вздохи и стоны, как будто бы живой человек подпевал своею песней музыке оркестра, и тут меня озарило - последнее одеяние осталось на танцовщице и последний танец начался - танец времени, той самой неосязаемой эманации, всесилие которой не оспаривается, потому как недоказуемо обратное: никого не было до сих пор, кто вне его потока хотя бы частично пребывание свое устроил, а природа его, несмотря на явления очевидность, непознаваема и загадочна. Мастерство же танцорки в том, по всей видимости, и состояло, чтоб преодоление самого времени показать, что, конечное дело, тщета, но ведь искусству свои законы положены, которым согласно вражду с любовью порождать и избывать, и войны прекращать, и горы перемещать, и управлять стихиями, и возбуждать народные толпы на худое и на доброе, и повелевать природными законами, а стало быть, и временем, однако же все перечисленное не иначе, как токмо в представлении творца лицедействующего существовать способно, и то лишь с условием полной веры того, кто это воспринять готов - слушателя ли, зрителя ли, читателя. Не могу сказать тебе, воистину ли время изменило бег свой, но глядя на полунагую танцовщицу я и в самом деле течения его не понимал, захваченный ее телодвижениями и изящными жестами, сменяющими один другого по какому-то непостижимому рисунку, подчиненному мелодии. Так что неведомо мне, долго ли, коротко ли продлевалось сие представление, моим глазам предназначенное искусницами да надзирателем за ними духанщиком, но мнилося мне, что и мигу не кануло, когда вуаль времени сорвалась с плечей ея и упорхнула куда-то в сторону, и мне открылась танцоркина нагота, прикрытая лишь складенными в единый узор по всему телу украшениями, одна часть которых накрывает грудь (эта часть зовется у них "Огонь"), и выделаны они в виде пары чашек прорезного золота, ажурного и блестящего, увенчанных двумя крупными красными камнями, про которые все твердят, будто они есть не иначе, как цейлонские рубины, а я же признаю их не более, чем шпинелями; чаши те соединены тончайшими драгоценными цепочками, каждая из которых своего особого затейливого плетения и изящного вязания, и все кругом из чистого золота; другая часть покрывала округлости ее живота, скорее подчеркивая непревзойденную чистоту формы его, про что хиндусы утверждают: линия седалища и живота ее кругла, аки колесо, и в том видят совершенство тела женщины; иным словом, это украшение, что называют "Полною Луною", служит отнюдь не сокрытия прелестей, а для их выделения. Ниже, даже не на поясе, а на бедрах, имелось то, что называется "Землею": довольно широкий ремень, плетеный из золотых нитей и изобильно золотыми бляшками, цепочками, идольцами малыми и каменьями желтого и красного тонов украшенный; ремень сей есть часть неотъемлемая от костюма танцовщиц, что дерзают явить свое искусство в пляске живота все от того, что танец этот как бы гимн плодородию исполняет, а всякое плодородие, как известно, происходит через землю, которая производит сама из себя и своих отпрысков собою же кормит. Ниже, лоно укрывающим от взглядов нескромных, имелось украшение, называемое "Воздухом", настолько оно было невесомым, собранным из мельчайших частей и тончайших нитей, а еще к нему вокруг привешено было множество длинноватых цепочек, кои при каждом шевелении издавали тихий и чистый звон, украшающий ее подобно аромату благовоний - которые ты ощущаешь, но отнюдь не способен лицезреть.