Литмир - Электронная Библиотека

Но прощение – это такая неуловимая вещь, и определить его так же сложно, как удержать песню в руке. Именно поэтому я не стала спорить с матерью и утверждать, что мы с Гленом вполне можем сами справиться со всем этим и не нуждаемся в услугах Элеонор. Ведь я поймала певчую пташку в западню и крепко держала ее в руке, а теперь просто не знала, как отпустить ее на волю.

Элеонор удивила нас тем, что быстро вышла из кухни, не удосужившись вымыть посуду. Она стояла, вцепившись руками в спинку стула, на котором обычно сидел Глен.

– Но ведь у них рояль марки «Мэйсон и Хэмлин», – снова произнесла она, и в ее голосе я уловила вызывающие нотки, напрочь отметающие возражения матери, и снова увидела перед собой ту самую отчаянную сумасбродную девчонку, которой когда-то так восхищалась, поэтому отвела глаза. Свершилось, подумала я, не в силах высказать свои тайные мысли. Так же как не могла признаться ей, что в тот роковой день мне тоже привиделась чернокожая женщина из народа гула и я слышала, что она прошептала на ухо Элеонор. Не могла я и открыть ей значение этих слов. Ей надо самой понять, что они значат. Сестра не стала возвращаться на кухню, а стремительно выбежала на улицу, под проливной дождь, босиком и без зонтика, а нам с мамой оставалось лишь молча смотреть ей вслед.

Элеонор

В ту ночь мне снова приснилась женщина гула – впервые за все эти долгие годы. Я бродила под дождем более часа, не обращая внимания на то, что промокла до нитки, что неровный асфальт больно ранил босые ноги, и чувствуя лишь острую панику, которая охватила меня при известии о беременности Евы. Я вспоминала странный блеск в глазах мистера Бофейна, когда он рассказывал мне, как умерла его тетя. Может быть, мать не так уж не права в своих подозрениях. Но в тот момент я могла думать лишь о возможности ускользнуть от Евы с Гленом и матери, иметь в жизни что-то, совсем с ними не связанное. Какие бы тайны ни скрывали мистер Бофейн и его тетушки, меня это ни в коей мере не затронет – я уже достаточно очерствела душой после всех испытаний, выпавших на мою долю.

Когда я улеглась в постель, подушка тут же пропиталась водой от моих мокрых от дождя волос. Мне снился остров Эдисто, рассвет над бухтой Рассел, и я вновь ощущала под ногами рыхлую глину. Я сидела на пирсе – том самом пирсе, где я ждала возвращения отца. Оказалось, что все это время я и не переставала его ждать, просто не осознавала этого. И тут я снова увидела ее, ту женщину. Она сидела рядом со мной на пирсе, как и тогда, плетя корзинку из душистой зубровки, и ее ловкие пальцы мелькали, перебирая стебли, словно слова, из которых складывалась причудливая история. Ее темная кожа блестела от пота, хотя я совсем не ощущала жары под порывами свежего ветерка с океана, приносившего резкий привкус соли и запах моего собственного пота. Это были запахи моего детства, а фоном звучала музыка, которую творили мы с отцом. Внезапно на меня словно пахнуло холодом, от острого приступа отчаяния в горле пересохло, и стало невозможно дышать.

Мне отчаянно хотелось расплакаться, но я чувствовала, что женщина пристально смотрит на меня темными глазами, и я невольно повернула голову, чтобы встретиться с ней взглядом, в то же время боясь, что пропущу что-то, что я так упорно высматривала на горизонте.

Чтобы дерево исцелить, нужно корни лечить…

Я не могла понять, произнесла ли она эти слова вслух или же они просто прозвучали в моей голове. Но я вдруг поняла, что не одинока в борьбе со своими демонами, и плотный комок в горле, мешавший мне дышать, вдруг начал таять. Словно наметку выдернула из ткани: ухватилась за ниточку и потянула, пока не исчезли все стежки.

Я наклонилась к ней, чтобы спросить, что она хотела этим сказать, но в этот момент снова оказалась в собственной постели с подушкой, пропитанной каплями дождя с моих мокрых волос. Я вскочила, не понимая, что же разбудило меня. Моргая в предрассветных сумерках, я заметила, что дверь в спальню приоткрыта.

– Элеонор?

Я резко опустила ноги на пол и вскочила, отчего вдруг закружилась голова.

– Глен? Что ты здесь делаешь?

Он осторожно прикрыл за собой дверь, не пытаясь ко мне приблизиться.

– Я всего лишь хотел поговорить с тобой. Наедине. Чтобы понять… – Он замолк, но я поняла, что он собирался сказать. Он всегда был крайне предсказуем.

– Мои поздравления, – сказала я, удивляясь, как странно звучат эти слова. – Вы с Евой, наверное, очень счастливы.

Мы смотрели друг на друга в полутьме, и сумрачный свет раннего утра казался неразвеявшимся дымом над полем сражения.

– Ева хочет детей… – И снова у него не хватило сил закончить предложение.

– Знаю, – сказала я. Мне отчаянно хотелось заорать на него или заплакать, но я сдержалась. Сердце мое разрывалось, мне так хотелось погладить его волосы, все еще мокрые после душа, хотелось, чтобы он, повинуясь непреодолимому влечению, сделал шаг ко мне. Но он остался там, где стоял, и странным образом я почти испытала облегчение.

Он открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но я быстро подняла руку, не в силах это вынести.

– Она твоя жена, Глен. Тебе вовсе не надо оправдываться передо мной.

Он стоял, сжав зубы, с прямой, как струна, спиной, словно солдат, которым когда-то хотел стать.

– Надеюсь, ты будешь рада за нас.

– Конечно, – солгала я. – Ведь вашими усилиями я стану тетушкой.

Он поморщился.

– Я не хотел, чтобы это случилось. Я имею в виду не ребенка, – быстро уточнил он. – А нас с тобой.

Я вспомнила его скороговоркой произнесенные слова перед тем, как я отправилась в бар Пита, и обещание, что теперь все будет по-другому. Он не удосужился сообщить мне, насколько все изменится. Я невольно расхохоталась, но смех мой больше напоминал иссушающий ветер над пустыней.

– А между нами никогда ничего и не было. К тому же не думаю, что вселенной есть дело до наших истинных желаний.

Из щели между занавесками вырвался солнечный луч, и я успела заметить, как Глен передернулся от боли. Внезапно мы вздрогнули от раздавшегося звонка будильника в холле внизу.

– Мне просто хотелось удостовериться, что с тобой все в порядке, – сказал Глен, задержавшись на секунду, прежде чем открыть дверь, а затем выскользнул из моей комнаты так же крадучись, как и вошел в нее.

Я слышала, как пробуждается дом, как журчит текущая из крана вода, слышала осторожные шаги матери по старым деревянным половицам, словно ровным счетом ничего не изменилось. Я поднялась с постели и направилась в душ. Из комнаты матери доносился приглушенный шепот – она произносила слова утренней молитвы.

Ледяные струи воды приятно охладили горячую кожу, напомнив мне о сне, в котором я сидела на пирсе и вглядывалась в горизонт, словно ища нечто, что не могла назвать, и гадала, можно ли скорбеть о том, что никогда не существовало.

Глава 6

То, что я родилась на Эдисто, означало, что я никогда не хотела жить где-то еще. Остров простирается вдоль побережья Южной Каролины на полпути между Блаффтоном и Чарльстоном, охраняя пролив Святой Елены, словно морской ястреб свое гнездо. Как и большинство островов у побережья штата, он был заселен тысячи лет назад, и за него постоянно велась ожесточенная борьба, но для меня он был воплощением красоты синего неба, травы и соленых волн в бухтах, цвет которых менялся в зависимости от времени года. Любому, кому посчастливилось побывать на острове, хотелось остаться там навеки. А те, кому пришлось его покинуть, всегда слышали в своем сердце его зов. Я чувствовала запах ссохшейся глины, когда мы ехали по мосту через реку Доухо на пути к Эдисто. И мне казалось, что я слышу жужжание насекомых, в изобилии обитавших среди высоких трав возле проливных каналов и протоков, которые тянулись вокруг нас, изогнутые, словно изуродованные артритом пальцы. Я внимательно всматривалась в горизонт – туда, где океан встречался с землей, словно стараясь рассмотреть лодку, на которой мой отец выходил на ловлю креветок. Но его лодка давно исчезла, как и суденышки других рыбаков, которые когда-то называли Эдисто домом. Этот промысел умирал уже тогда, когда им занимался мой отец. Все, что от него теперь осталось, – это воспоминания и выцветшие фотографии да рассказы стариков, которые помнили те славные дни, когда охраняемые коттеджные поселки и поля для гольфа, как неистребимые сорняки, еще не начали постепенно захватывать острова у побережья Южной Каролины.

9
{"b":"586711","o":1}