Кривлю уродливую узкую полоску губ.
Кто я? Простой неполноценный урод. Чёртов моральный импотент.
Без комментариев.
Открываю глаза, уваливаюсь на ближайшую лавочку.
Голова гудит от неуместных смешавшихся мыслей. Морщусь.
Всегда знал: много думать – определённо вредно.
Выкидываю сигарету в урну, откидываюсь на спинку лавки.
Люблю закат – хотя и жутко завидую непрерывно колесящему по свету солнцу.
И, как всегда в таких случаях, меня постепенно морит неумолимый, на вид хрупкий, секундный сон.
Поддаваясь ему, прикрываю веки.
А просыпаюсь, когда уже давно рассвело. От подобного положения всё болезненно затекло, хотя я и съехал во сне спиной на сидение.
Однако разбудило меня не это, а утренний дождь.
Его ещё не хватало.
Пара капель падает на лицо.
С детства думал: насколько удивительно наблюдать за дождём снизу. А здесь, судя по сгущающимся тучам, грянет целый ливень.
Утром довольно холодно, однако меня это не смущает – не зима ведь.
Думаю, сейчас я похож на нищего оборванца или просто на несчастного человека.
Но я не несчастен.
Я не несчастен.
Ветер крепчает, а дождь становится сильнее. Получилось как всегда – вышел на улице погулять, а в итоге заснул.
Как часто бывало – прохладным вечером или чаще – в снегу.
Говорят, только дуракам от их дури ничего не сделается – а я из-за такого не болел никогда.
Со скрипом поднимаюсь. Разминаю плечи, шею, остальные конечности.
В округе безлюдно.
Надо топать домой – мои наверняка совсем разволновались.
Направляясь обратно, задумываюсь, не увлечься ли мне чем-нибудь. Футболом, там, или вязанием. Тогда, возможно, вечера покажутся не настолько бессмысленными. И то, и то, правда, я давно перепробовал.
Иду не спеша, успеваю промокнуть.
Мимо безлико мелькают люди и свет от фар разноцветных машин.
Когда дождь становится совсем как из ведра, прячусь под ближайшей крышей. Там уже ютится кучка мокрых несчастных людей.
Фыркаю и отряхиваюсь, как большой длинношерстный пёс.
Не хватало ещё за компанию изображать Пьеро.
Какой-то особо грустный мужчина, прикрывая портфелем облысевшую голову, всё-таки решается выбраться из укрытия. Взяв низкий старт, выбегает на тротуар и, постепенно набирая скорость, с разгона финиширует в залётной, и так переполненной маршрутке.
Дождь – это всегда маленький апокалипсис.
Ёжусь – замёрз-таки, но покорно пережидаю разгоревшуюся интермедию.
Затем, едва напор ослабевает, выбираюсь на волю. Страшно хочу домой.
И выпить чего-нибудь спиртного с чудным лекарственным эффектом.
Однако только перехожу дорогу – вижу его.
Никишу.
Стоит по правую сторону на тротуаре, в одной руке над головой удерживая широченный прозрачный зонт, а во второй - тонкую книжку в потрёпанной глянцевой обложке. На ногах памятные гриндерсы, по-чудачески обмотанные синими бахилами.
На секунду меня даже пробирает раздражение: ну сколько можно не замечать вокруг ничего, кроме книг, – уткнуться и стоять, как столб?
Не понимаю его.
А может?.. Подсознательно я догадывался, что если кто без особой причины и станет меня искать в такую рань – только он.
Гляжу на установленные на одном из зданий часы:
– А школа?
Не поднимая глаз:
– Прогуляю первый урок. Всё равно художка.
– Как скажешь.
Теперь уж за Соньку не волнуюсь – почему-то мне кажется, ей нашелся проводник.
– Ты совсем промок, – тёмные глаза глядят чуть рассеянно, но серьёзно.
– Наверное, – пожимаю плечами.
Надо мной простирается часть зонта, и теперь как два истукана стоим уже мы вдвоём.
– А ты здесь почему стоишь?
– Тебя ждал, – будто так и надо. – Только ты сегодня какой-то странный.
Кто бы говорил. Из нас обычно не я выгляжу как не от мира сего.
Берусь за ручку зонтика повыше чужой руки и дёргаю её в сторону:
– Пошли. Если опять ливанёт, мы точно промокнем до нитки.
Как всегда, его взгляд лишь понемногу приобретает осмысленность. Кивает:
– Пошли. Отсюда ко мне ближе, зайдёшь?
Не долго думая:
– Не проблема. Главное, вовремя на работу попасть.
Снова кивает.
У него даже портфеля нет – одна книжка, зонт и тонкая серая ветровка.
По дороге к Никише мои кроссовки окончательно промокли. Кто бы сомневался.
Вода стекает по крышам домов в водосточные трубы, затем по обочине асфальта уходит куда-то вниз – может впадая в реку, а может – в канализацию.
Не хватает сделанных из тетрадных листков белых бумажных корабликов.
Прихожая у Никиши совершенно обычная: дверь в туалет-ванную, пара шкафов-купе, дальше зала и кухня. Спальня наверняка скрыта за одной из дверей справа.
Когда я был здесь в прошлый раз – вообще ничего не заметил.
Правда, «был» – сильно сказано.
Разуваемся. Мои носки – хоть выжимай.
Слышу лихорадочное биение дождя об окна.
Глядя на меня, Никиша усмехается:
– Моя очередь отпаивать тебя чаем.
Кухня оказывается просторной с кожаным угловым диваном и громадным аквариумом на кофейном столике возле электрической плиты и раковины.
В аквариуме плавают различные экзотические рыбки. Прямо деликатесы.
Усевшись на диван, стягиваю носки.
Заодно вспоминаю о Никишином питомце:
– А куда подевался твой верный пёс? – интересуюсь.
– Спит, – снимая верхнюю одежду, мальчишка шерудит по полкам. – Он в такое время, после прогулки, ещё часов до десяти спит.
– Понятно, – отвечаю, а потом, подумав, снимаю куртку.
У себя дома Никиша кажется мне почти незнакомцем. А может, это во мне ещё вчера что-то щёлкнуло?
Ну вот, плюс один к подтверждению, что много думать – вредно.
Особенно если дело касается необъяснимых природных феноменов.
Волосы мокрыми прядками спадают на лицо.
Когда Никиша поворачивается, замечаю его родинку и вместе с ней блеснувшее серебро серёжки.
– Ты ухо проколол?
– А? Угу, – перемещаясь по кухне, Никиша рассеянно касается мочки.
Могу поспорить, специально отрастил патлы, чтобы скрывать свои причуды. Вспоминаю, что в карманах этой куртки у меня на всякий случай валяются Сонькины резинки. Достаю одну – ярко-оранжевую и подаю мальчонке.
– Завяжи.
Мгновение глядит на резинку, потом фыркает и несколькими короткими движениями завязывает на затылке хвост.
– А тебе идёт, – подпираю ладонью щёку. – Только чёлку отрасти.
Глухо щёлкает закипевший чайник. Он дымится, а я почему-то уже сейчас ощущаю привкус чёрного без сахара чая на своём языке.
Никиша на комплимент коротко улыбается. Пока он заваривает чай, я полулениво рассматриваю кухню.
В ней большие прикрытые жалюзи окна, отчего комната кажется ещё шире и светлее. Запах чая очень ароматный, а внутри плавают чаинки.
Сидя на диване, подбираю под себя ноги. На стене тикают часы в форме надкушенного яблока.
Здесь удивительно спокойно, и Никиша со своим личным, окружающим его одного уютом прекрасно «вписывается».
Садится напротив, но меня это не устраивает.
– Иди сюда, – киваю на место на диване, рядом с собой.
Непонимающе хмурится, затем молча улыбается и встаёт со стула. Когда подходит ближе и чуть наклоняется, двумя пальцами убираю за ухо его выбившуюся из хвоста прядь.
Мальчишка на полпути замирает.
Поднимает едва-едва потемневший взгляд.
Буквально слышу, как тикает на шее пульсирующая жилка.
Он то ли не хочет двигаться, то ли боится спугнуть момент.
Понимающе усмехаюсь.
Тучи за окном сгустились, поэтому в комнате царит серый ненапряжный свет.
Никиша облизывает нижнюю губу:
– Ты сегодня, и вправду, странный.
Беззаботно пожимаю плечами:
– Это всё дождь.
Кажется, именно такой дождь был через неделю после её смерти.
========== Глава 22: Желания и прихоти ==========
Никиша вдруг фыркает:
– А ты жестокий.