Теперь я знаю, что та самая вежливость-для-всех – ещё одна черта его характера, как ни парадоксально, а не бравада, а свитера, вместе с остальным «плюшевым» ассортиментом, – его собственный – не родительский - выбор стиля.

Я многое знаю о нём – много ненужного, лишнего, и теперь опасаюсь, как бы не прикипеть к поганцу, тем более, то, что я ещё не узнал, те вопросы, которые я пытаюсь не задавать, звенят в подсознании, требуя ответа.

Это удивляет.

Раньше мне требовались от человека разве что номер телефона, данные о сексуальных предпочтениях и некоторые внешние параметры.

Но, честно говоря, надоело удивляться самому себе, поэтому лучше оставить всё, как есть. Разберёмся на месте.

К слову, со времени начала нашего спора Никиша умолк насчёт своей ориентации в отношении меня, в смысле, перестал ко мне хмм… приставать. Самому смешно – обычно «пристаю» к пассии я, но факт остаётся фактом: «приставания» ограничиваются нейтральными прикосновениями, что значительно облегчило жизнь, по-моему, нам обоим.

И всё же…

И всё же.

Скоро март подойдёт к концу. Поскорей бы.

Не выйдет из меня романтика.

Итак, в ясный солнечный день мы провели полноценные раскопки, с доблестью откопав допотопную пыльную восьмибитку, а чуть позже – коробку с картриджами. Дети в восторге замирают – их всегда, как магнитом тянуло ко всему старинному: коллекционным значкам, стереоскопу, шахматам, фотографиям, теперь вот - к приставке. Осталось найти ещё парочку «сокровищ» вроде древнего настольного футбола или пластиковой мозаики, чтобы обеспечить обоим развлекуху на ближайшие пару недель.

Но приставка - и вправду ценная находка. Вот живёшь, живёшь себе в этой квартире, вроде всё такое новое, отремонтированное недавно, а потом она как дохнет на тебя стариной, что, отряхиваясь от паутины и пыли, невозможно не нырнуть в воспоминания детства.

Аккуратно протерев всё влажной тряпкой, включаю в розетку блок питания и, шаря по разъёмам телевизора, почти убеждаюсь, что втыкнуть провод некуда, когда мне звонят. Втыкая всё-таки кабель, отвечаю:

– Да?

– Привет, ты не мог бы приехать, куда я скажу?

– Что? – в ступоре переспрашиваю.

Илья никогда таких просьб не высказывал, да и не наглел, как некоторые, но в его голосе напряжение, и это настораживает.

– Говорю, можешь приехать по адресу? Кое-кто хочет с тобой увидеться.

Хмм? Кто-то, додумавшийся связать меня с Ильёй, обычно радостных новостей не несёт. Но не бросать же парня – чую, до моего приезда загадочный «кое-кто» его не отпустит.

– Хорошо. Скоро буду.

Может, начать подрабатывать таксистом? А то такими темпами…

Наскоро объясняю детям, как пользоваться игрушкой, впрочем, Никиша в этом проявляет редкую осведомлённость, и честным пионерским пообещавшись, мол, скоро вернусь, быстро одеваюсь.

Сдаётся мне, некий дяденька свыше снова имеет претензии насчёт моей относительно спокойной жизни.

========== Глава 20: Путаны и милосердие ==========

Ты ненавидел зеркала. Сначала по-детски презирал, потом попросту игнорировал. Иногда смотрелся, иронически перекривив губы: тощий неуклюжий пацан, одни руки да ноги – сплошное скопище угловатых конечностей.

Когда ты наконец вырастешь? Вырастешь настолько, чтобы окончательно запихнуть образину в мусорное ведро, навсегда запереть её в своих беспросветных подземельях, заключить в бестелесной нетленной тьме.

А так…

Зеркало.

Отвратительная плоская поверхность.

*

Шмыгаешь носом, морщась от холода и лёгкой боли в висках. Но продолжаешь читать.

Ты ещё не потерял надежды, что Достоевский вытравит из тебя дурные нравы.

Наиболее понравившиеся строчки повторяешь вслух: то шепотом, то довольно громко, но чтобы не разбудить родителей в соседней комнате. Тебе хотелось бы, чтобы все фразы как неизменные догмы отпечатались в голове, и на каждую ситуацию, каждое событие всплывали будто на экране, позволяя парой кликов выбрать нужную линию поведения и дальше действовать вне влияния эмоций – отключить эту глупую опцию, оставив лишь рациональные предложения разума.

Однажды ты в кромешной темноте, пытаясь панически разобрать, где - пол, а где - потолок, на корточках ползал в поисках нечто.

Адски горели колени и ладони.

Ты не понимал, где ты, что ты – вокруг слишком темно.

Что ищешь – тоже не знал. Но узнал, едва нащупав что-то твёрдое, тёплое.

Провёл пальцем, обнажая ослепшими пятью чувствами очертания. Трясущимися руками попытался отбросить правильно угаданный предмет, но пальцы не разжимались, как прилипшие.

– Бедный Йорик, – гнусаво проскрипел человеческий череп – твой череп – коверкая тут же возникший перед глазами образ Гамлета.

Ты выкинул мерзкие останки, но тут же спиной почувствовал обжигающий жар. Резко обернулся, отшатнулся. Однако немыслимым образом споткнулся о тот самый череп, упав на спину.

Страх окружал тебя ветвями знакомого с детства крыжовника, безжалостно, как и всегда, запуская под кожу старые ржавые шипы.

– Что же ты? – тень, она виделась чернее тьмы, склонилась над жалким твоим подобием, тем, кто ты есть сейчас. – Совсем не рад меня видеть.

И стремительным вязким покрывалом обрушилась сверху.

Ты задохнулся, дёрнулся и открыл глаза. Сердце стучало оглушительно громко и очень быстро. Ты сам – сплошное сердце.

Рывком сел на кровати, прислонившись к стене, лихорадочно сжал в тонких пальцах недочитанного Кинга.

Книги больше не помогали.

Существующая псевдоотдельно образина подозрительно не подавала признаков жизни.

Но ты отлично знал – она там…

Поэтому снова.

Шепотом. Искать себе оправдание.

Если нет – подавлять желание.

Либо шепотом, либо и вовсе молча, посредством книг и азбуки Морзе отправляя малопонятные записки на тот свет.

*

Увы, своих домашних я бессовестно обманул, вернувшись только под вечер.

Илья, когда мы садились на байк и когда ставили его на парковку, сосредоточенно, даже, кажется, сам того не осознавая, тёр красные следы от наручников – наверняка останутся синяки.

У меня, хоть ветер и дул прямо в лицо, не вылетало из головы:

«Помоги мне!»

А чужой раскладной нож в кармане всю дорогу жег бедро.

« – Ты поможешь мне?

– Нет.

– Тебе меня не жалко?

– Себя мне жалко больше».

Хитрая изворотливая тварь.

Джеки.

И что самое главное, так всегда случается: люди приходят ко мне, чего-то требуют, просят, умоляют, читают лекции, а потом исчезают – поминай как звали. Иногда эти люди возвращаются, чтобы снова просить, требовать и так далее.

Такое ощущение, что кто-то анонимно дал мне квест праведника, а заодно и Господа Бога.

Может мне и в этот раз подождать, пока схлынет очередная буря?

– О чём задумался? – скрестив ноги на полу, Никиша ставит игру на паузу.

Изображение застывает, застав героя в прыжке.

Мальчишка оборачивается, глядя на меня внимательными тёмно-карими глазами. Иногда он умудряется видеть меня насквозь.

Рассеянно гляжу, как обиженная моим поздним приездом Сонька укоризненно сверкает глазищами из спальни. Восьмибитка – не её любимая игрушка детства, поэтому не слишком её волнует, и тем более она не понимает, почему «взрослые» на ней так зациклены.

– Ничего особенного, – улыбаясь, присаживаюсь рядом и беру в руки второй джойстик.

«Помоги мне…»

Нет. Я давно не играю в такие игры.

– Сыграем? – киваю в сторону телека и перевожу тему. – Кстати, всё хотел спросить, ты хоть иногда на свой картинг ходишь?

Никиша недовольно кривит губы, отменяет паузу и молча наблюдает, как его перс канет в небытие. Играет фоновая музыка геймовера.

Мы сидим рядом, и мальчишка, повернувшись, всё так же молча протягивает руку к моему лицу.

– Эй, – произносит, а я перехватываю его ладонь на полпути.

Несильно сжимаю её и почему-то где-то внутренне не против такого прикосновения.