На третий рассвет снова увидел лодку Иннай, и была в ней лишь девушка. Вглядывалась в гладь она морскую, будто ища кого-то. Заметив нага, улыбнулась широко Оделания, и судёнышко своё прямо к нему направила. Не было в ней ни капли страха, лишь любопытство. И пересилило любопытство доводы разума: решилась дочь рыбака в одиночку в дальние воды отправиться, чтобы жителя морского вновь встретить. Говорят, счастье встреча с детьми бога Иорина приносит. Волосы смольные из-под косынки затянутой ветер трепал, а наг налюбоваться ими не мог: на змеек маленьких похожи они были. Протянула смуглую руку ему девушка, приглашая в лодку свою, но Иннай отстранился. Неведомы ему замыслы людские. Так и смотрели они друг на друга. Молчал наг, а рыбачка пела песни звонким голосом, голову на борт лодки склонив. Пела она так же красиво, как Берина пела ему. Родное что-то чувствовалось в деве земной, и стал Иннай каждый рассвет встречать в ожидании Оделании. Не понимал он, какой опасности она себя подвергает. Не знал он, сколько бед для людей море в себе хранит, а девушка вела себя так беззаботно и спокойно, что и подумать о подобном не мог он. Прикипела сердцем она к обитателю морскому. Занемог отец, потому Оделания кормилицей в доме стала, каждую ночь уплывала на лодке она, и тянуло её к водам чёрным, куда даже опытные рыбаки бояться плавать. Встречала рассвет она с Иннаем, а после возвращалась в тихие воды рыбачить.

Каждой встрече они радовались, пока не прознал старый рыбак, что дочь его смерть свою призывает — в воды чёрные на лодке ходит. Не отпускал Оделанию больше отец в одиночку. С другими рыбаками стала ходить она в море.

Тосковал Иннай, страдало его сердце, печалью лицо омрачено было. Не смог наг мать обмануть, угадала она грусть его, вынудила правду открыть.

В ужасе была Берина: в человека сын влюбился, и любовь эту смерть только разрушит. По себе русалка знала, как сильно любить можно. Невыносимо ей на страдания сына смотреть стало. И решилась изгнанная богом спасти дитя своё, свободу ему дать и жизнь ту, которой хочет он. Переборола страхи свои Берина и сама стала на поверхность подниматься, только в то время, когда Инная поблизости не было: отправит его за водорослями целебными, а сама тайком пещеру покинет.

Никак не удавалось ей Оделанию встретить, да и сын совсем затосковал — не появлялась девушка больше в водах Ариданья.

Задумала русалка голосом своих рыбаков завлечь. Опасное это дело: кто угодно на зов появиться может, будь то житель светлых вод или проклятых. Но материнская любовь сильнее страхов — запела Берина песню призывную, долго пела она, пока не появилась вдали лодка с тремя рыбаками. Девушка среди них была. Сразу поняла русалка, что призвала ту самую, в ком сын сердце своё потерял, и громче запела, чтобы дурман окутал мысли мужские, чтобы не помнили они потом, что видели и слышали.

Оделания восторженно смотрела на красавицу, покачивающуюся на волнах. Невероятной красоты была она, божеству подобна. И горько вдруг стало ей при мысли, что соперница это её. Опустила голову она, губы полные закусила, чтобы слёзы сдержать предательские.

Не секрет для Берины мысли человеческие, успокоила девушка она песней, в которой о жизни своей поведала. Подплыла русалка к лодке и руку к Оделании протянула, на раскрытой ладони жемчужину держа. Велела она сыну своему дать жемчужину эту.

Способны слёзы изгнанной богом обитателя морского в человека обратить, но слезу рука любимого преподнести должна. Если любят двое из миров разных друг друга искренне, подействует заклятье русалки, если же нет, погибнет дитя моря, проглотив жемчужину как яд.

Вернулась Берина в пещеру, посмотрела вокруг: тьма и больше ничего. Навеки в одиночестве заперта здесь она, но сыну её, видимо, иная судьба уготована.

Встретила Инная у входа она, на грудь ему упала и заплакала горько. Никогда больше сына она не увидит: нет ребёнку моря, ставшему человеком, пути обратно. Нет и ей, хранящей Великий Секрет, в мир людской дороги — не действуют на русалку слёзы её. Не смогла Берина сыну правду открыть, знала, что не оставит он мать и страдать вместе с ней будет, запертый навек в Ариданье. Обняла изгнанная богом в последний раз Инная и велела ему на поверхность тотчас же подняться и принести ей капли воды, солнцем поцелованные.

Со странной тоской на сердце плыл наг. Чувствовал он, что теряет что-то, но не мог понять этого. Увидел он Оделанию на поверхности, и радость сердечная сомнения его растопила. Спали в лодке её двое рыбаков сном дурманным. Наклонилась девушка к нему, жемчужину белоснежную к губам его поднесла с улыбкой. Принял Иннай дар возлюбленной, но едва проглотил он шарик солёный, помутилась голова его, тяжёлыми сделались веки, грудь сдавило обручами невидимыми, и померк свет в глазах его.

Будто сон тяжёлый опутал Инная. Тяжело вырывался он из пут его. Открыл глаза и зажмурился: солнце ярко светило, птицы над головой летали, волны шумели. Повернул голову он и увидел Оделанию, на носу лодки стоящую, и двух рыбаков, вёслами работающих.

Лежал Иннай на дне лодки рыбацкой и чувствовал, что забыл что-то важное, но неведомо ему было, что же из мыслей его ушло навсегда. Был он простым рыбаком и вместе с возлюбленной своей в море выходил на старенькой лодке.

Говорят, что рыбаки, к проклятым водам приблизившись, песню русалки слышат, домой их возвращающую, и что редким счастливчикам выпадает возможность русалку, поющую песню эту дивную, увидеть: поднимается она на рассвете на поверхность и лодки рыбацкие выглядывает вдали.