Но от Миши было хорошо. Просто хорошо и всё. То ли трогал он как-то правильно, то ли пах — почему-то приятное оцепенение не давало Славе в ужасе подорваться и броситься с балкона немедленно. Где у Славы был тот рубильник, которым отключились все его настройки, инстинкты, заложенные понятия и правила?.. От этой беспомощности он чувствовал себя наркоманом, добровольно подыхающим от смертельной дозы убойной дряни. Миша шлёпнулся в него, как Архимед в ванну, и вытолкнул собой всё прошлое и настоящее. Будто у Славы в жизни теперь остался только Миша и эти тикающие часы над головой. Чужая рука ужом проскользила между ними вниз, аккурат к Славиным яйцам, и он сам вздрогнул от своего неожиданного «Уйди, блядь!»
Патрикеев сжался весь, медленно отстранился от Славы, сощурился нехорошо.
— Это ты кому?
Славе иррационально захотелось притянуть того обратно к себе, даже чёртовых поцелуев этих захотелось снова. С каждым сантиметром между ними становилось как-то противно и холодно. Поднять глаза на Мишино лицо смелости не хватало. Эти припозднившиеся выпады “против” были глупыми, трусливыми. Обоим было понятно, что не просто так Слава сидел тут в обнимку с Патрикеевым, подставляя морду под поцелуи. Но он даже на водной горке не катался — всегда тормозил руками и ногами, очень уж пугала скорость. И в этот раз натура взяла своё.
Миша поднялся с его бёдер как танцор, прямо с места, легко выпрямив ноги. Слава отстранённо подумал, что спорт – вещь полезная. Он смотрел на Мишины колени, слушал, как тот одёргивает куртку. И вдруг — ладони на Славином лице. Последний поцелуй всегда самый нервный и тоскливый. Патрикеев явно корил себя за этот финальный жест, Слава остро почувствовал, что тот тоже себя слабо контролирует. Он оторвался от Славиных губ и прошипев «Глаза б мои тебя не видели», вышел в дверь. Впервые в жизни собственная квартира показалась Волкову самым холодным местом на свете.
========== Глава III ==========
Казалось, ночь прошла за пять минут, но длилась она добрых полгода. Славу растянуло как на горизонте событий. Лежа на кровати и разглядывая потолочный багет, он блуждал мыслями. Мысли утыкались в одни и те же углы. Для начала Слава не мог даже определиться со своим суверенным отношением к голубым вообще и к голубому Патрикееву в частности. И есть ли разница между Патрикеевым и голубым Патрикеевым. Сначала ему казалось, что Миша-то парень неплохой, но эта его гомосятина… Часам к пяти ему показалось, что и голубой Миша вполне недурён. Гонору конечно — ну уж какой уродился.
Но Миша Мишей, а что же с его поступками? Как можно жить себе нормальным и вдруг взять и завалиться с мужиком прямо в коридоре? Сидел ведь мышкой, глаза лупил, ресницы Мишины пересчитывал. Может, у него посттравматический синдром после того лагерного пересёра? Он же первый год только и жил ожиданием раскрытия и позора, хоть и не сделал ничего, но сама ситуация… Здесь Слава передёргивал плечами, вспоминая псевдопедофильные терзания. К восходу солнца маленький Патрикеев отделился от взрослого, и Славу осенило — то лето 91-го прошло навсегда. Они оба изменились. Теперь Миша его видимо хочет, но, наверное, ненавидит, и должно быть за что-то обижается, но это уже взрослый мужик, а не пионер в панамке.
Никаких решений он не принял, да и что здесь решать? Бегать за Патрикеевым или от него? Увольте, бога ради. Да и вообще: нет Патрикеева — нет проблемы. Что-то вот без этого рыжего террориста у Славы никаких эксцессов с мужиками не случалось — ни на пьянках, ни в банях, никогда. Значит, кто в этом виноват?..
Волков чуял, что все эти вялые игры с самим собой рано или поздно перестанут успокаивать и отвлекать. Но для осознания надо было созреть.
***
«Внешторгиздат» вернулся в «Технолог и я». Анисимов, похоже, напридумывал себе чего-то, косился на Славу с печальной благодарностью, сочувствуя каким-то мистическим Славиным «жертвам», на которые тот пошёл во имя их бизнеса. Слава пытался объяснить, что ничего такого он не делал, а Анисимов скорбно сводил брови и хлопал его по плечу. Молча. Идиот.
Первую неделю Слава обложился работой по самую макушку, и на мысли о всяких Патрикеевых не было ни одного свободного нейрона. Состояние было какое-то затюкано-предпростудное. Глаза щипали и слипались, голова потяжелела на пару кило, а секретарь пробасила из-за монитора «вы не заразный?». А Слава остановился и задумался — а какой он? Машина мыкалась по гололёдным пробкам, Слава перебирал прилагательные к себе самому, а Милен Фармер подленько так взялась накручивать нерв по радио своим «Пардонэ муа». В сознание серпантином поструились картинки — худая фигура в дверном проёме, неровная улыбка чуть влево, сдвинутые брови над бликующими медью глазами. Впервые за это время Слава вдруг задумался — а что Патрикеев мыслит на всю эту тему? Почему то нападает, то убегает? Простой приём поставить себя на место оппонента не работал — уж больно Миша был чудной, всё у него навыворот. Но почему-то без него было херовато.
Ближе к концу месяца Слава понял, что живёт ожиданием. По всей теперь очевидной логике, так просто всё это закончиться не могло, Патрикеев должен был сделать какой-то ход. Слава бежал с работы домой как на свидание, а потом из тёмного окна долго следил за пустой скамейкой. Пару раз закинул удочку Анисимову, но тот ничего про Мишу не знал. Или решил проявить кретинскую солидарность и не говорить о Славином «обидчике». На сайте Мишиной конторы никаких его контактов Слава не нашёл, хотя может оно и к лучшему — не удержался бы, взялся бы строчить нелепые email-ы или смс-ки.
Народ готовился к неожиданно прижившемуся в православной России Хеллоуину, а Славе было совсем не до праздников. Наверное, если бы дело касалось девушки, он решил бы что влюбился. По крайней мере признаки были один к одному: необъяснимо хотелось увидеть Патрикеева или хотя бы связаться, узнать о нём хоть что-нибудь. Смешно было говорить о человеке, которого встретил-то пару раз в сознательной жизни, что тебе его не хватает — но Патрикеева не хватало и днём, и ночью. Про ночи — отдельная тема. Через ужас и две бутылки пива была просмотрена гомопорнография. Сначала Слава решил, что жить теперь незачем, но ночью подсознание сказало «вай нот?». Почти во всех снах после того небесного “Хочу всё знать”, Слава ебался как не в себя. В конце концов секс с Патрикеевым стал какой-то навязчивой фантазией. Он даже отчасти смог понять тех придурков, что приковывают партнёров дома к кровати, дабы не удрали. Мысль о том, что тонкий вздорный Патрикеев будет валяться по его коврам и одеялам, каждый раз доводила до эрекции. Привет, пубертат!
***
Месяц! Месяц тишины и тягучего ожидания, чтобы вот так за пять минут узнать, одеться и помчаться. Анисимов потащил Славу на посиделки в пивную нажраться на Хеллоуин. За столом восседала согнанная толпа разодетых во всякую чертовщину дамочек. Слава так и не понял, кого конкретно окучивал котоватый Анисимов, да и плевать. Пить не хотелось категорически, разговоры не клеились, девушки разочарованно отодвигались от угрюмого Славы, и вдруг одна из «ведьмочек» выдала:
— А наш младший Патрикеев Гарри Поттером вырядился сегодня! Ой, я на вас что-то вылила?
Девушка испуганно глядела на вытянувшуюся Славину морду, обдумывая, чем она могла его так впечатлить. Тот наконец отмер, покосился на Анисимова на другом конце стола и выдавил светскую улыбку.
— А вы значит секретарём у Патрикеевых? Ах, какие чудесные кадры прибрали конкуренты, губа не дура.
Дурёха себялюбиво поправила волосы, развернулась к Славе всем корпусом, приготовилась к дальнейшему дождю комплиментов. Тот автоматически изобразил все донжуанские ужимки, посверкал глазами и интимно уточнил:
— Так что там ваш Поттер? По офису носится в мантии?
И дамочка за здорово живёшь сдала начальника с потрохами:
— Нет, ему в офис костюм привезли, и он мерил, чтоб размер подошёл. А потом поехал с друзьями в «Три обезьяны» на Площадь Ильича. Ну такой, тематический.
