Когда дурнота сошла, он откинулся в кресле, уставившись на настенный календарь с логотипом «Аэрофлота». Всему этому есть какое-то рациональное объяснение. Даже что у него галлюцинации — это вполне себе объяснение. Он потёр пальцем переносицу, чувствуя, как мигрень отступает. Итак.
Версия первая, самая очевидная. Топает сосед, а «посетитель» ему приснился после истории участкового. Сны анализировать бесполезно, в этом смысле он не был поклонником Фрейда. Напсиховался с переездом, с дракой этой — вот мозг и выдал. Надо купить пустырника с валерьянкой, точно.
Версия вторая, криминальная. В доме действительно кто-то был. Мог бы этот кто-то зайти в квартиру? По идее, мог. Макс не сменил замки, а владельцев в глаза не видел. Сколько копий ключей гуляет по рукам? Но если зайти он мог, то куда делся? А главное — зачем взялся укладываться рядом? Версия была совсем слабой, но надо сегодня же сменить замки.
Версия третья, химическая. Галлюцинации могут вызывать споры некоторых видов плесени. Вернее, споры вызывают отравление, а отсюда уже «видения». Головная боль тоже подходит под симптом интоксикации, но тогда почему только ночью, и то через раз? Эту версию можно было проверить, поискав очаги в доме. А если она в вентиляции? Тогда шизовать должен был весь дом…
Первый раз за долгое время Макс ушёл с работы в свои законные шесть. По дороге заехал в «Ашан» за спреем от плесени и замком. За день рутинных форсмажоров авиаотдела ночные воспоминания затёрлись, спать хотелось дико, но он настроился сегодня же принять меры.
Заложенная в качестве примитивной сигнализации бумажка была там же, где Макс её оставил утром в двери. Обойдя на всякий случай квартиру, он принялся за смену замка. Пока ковырялся с дверью, на площадку вышел сосед Николай — покурить, и по хорошей русской традиции сразу полез с советами. Макс даже порадовался — свои мозги тормозили немилосердно, он бы до ночи провозился. Николаю явно не спешилось домой. Вытащив бутылку пива, он уселся на лестницу, наблюдая.
— Это ты только сейчас меняешь?
Макс виновато кивнул, показывая, что — да, сглупил. Николай хмыкнул.
— У Люськи из двадцать третьей точно ключи были от этой квартиры. Асият Георгиевна ей давала на всякий случай.
Макс чертыхнулся. Что за манера всем ключи раздавать?!
— А у неё что, родни не было? Наследница эта, как её…
— Мина?
— Да, Мина. Кто она ей?
— Внучка. Ты не куришь?
Николай затянулся и пустил дым в потолок. Макс помотал головой.
— Так, а что эта внучка не общалась с бабкой-то? Квартира как хлев…
— Мина с матерью ещё девчонкой уехала. В Литву. Или Латвию. Путаю всегда. — Николай сделал несколько глотков из бутылки, удовлетворённо крякнув. — И не пьёшь?
Макс устало махнул рукой. Ему только выпить осталось и завалиться спать прям тут, на коврике.
— Бросила старуху мамаша, значит, — подытожил он, борясь с мелким, но стойким шурупом в косяке. — Ну ты смотри, встал намертво!
— Не, мать Мины — она старухе не дочь была, а невестка. Ух, баба была, загляденье… — Николай прищурился, как кот на солнце, подпёр рукой подбородок. — Она замужем за Каримом была, ну, бабкиным сыном. Но что-то не сложилось у них, видать, развелась и уехала с дочкой. А Карим здесь остался, неплохой мужик был, царствие ему небесное. Лет десять назад сгинул. Ты знаешь что, погоди. Я тебе вэдэшку принесу, с ним отойдёт.
Николай сходил к себе, вынес баллончик с WD-40 и снова уселся на ступеньку. Макс брызнул смазку на шляпку шурупа, стал ждать. От сигаретного дыма снова заныла голова.
— Жалко бабульку, — сказал он, просто чтобы что-то сказать.
Николай пожал плечами, скривился как-то.
— Да у неё характер был, не тем будь помянута. Упёртая — жуть. Корячилась со своей ногой, а с внуком знаться не хотела. Что уж они там не поделили. Он часто приходил поначалу…
— Внук? Чей внук?
Макс выпрямился, хотел потереть переносицу, но, почувствовав резкий химический запах смазки от пальцев, отдёрнул руку. Николай затушил окурок в банке от зелёного горошка.
— У Карима двое детей было. Дочь — Мина — с матерью тю-тю. А Дамир — старший — здесь остался. Он школу заканчивал, когда Карим со своей расплевались. Так и жили втроём.
Макс только сейчас заметил, что запачкал джинсы, пока ползал на коленях по порогу. Так рвался поскорей покончить с замком, что забыл переодеться во что не жалко. Он повернулся к упрямому шурупу, налёг на отвёртку.
— Ну а с внуком что за напасть приключилась?
Николай грустно посмотрел на почти допитую бутылку пива.
— Да шут их знает. Как Карима не стало, бабка на Дамира так и взъелась. Прям выла, когда его видела. Мы не знали что и думать, она не объясняла даже. Только всё проклинала его на чём свет стоит. Я, говорит, с того света приду, его достану.
Отвертка с гулким стуком упала на бетонный пол, покатилась к лестнице. Макс повернулся к Николаю, машинально хватаясь за косяк. Тот меланхолично икнул, ткнул пальцем в покачивающуюся отвёртку.
— Это она от вэдэшки скользкая, руки надо было вытереть. Ты точно пить не будешь?
Макс бродил с баллончиком по квартире, вглядываясь в углы и откосы окон. После всего, что узнал, он невольно искал следы тех, кто когда-то здесь жил. Но, кроме старых безликих вещей в маленькой комнате и остатков мебели, не было ничего личного. Макс даже изучил все дверные косяки на предмет отметок роста, но если они и были, то после отъезда детей бабка их стёрла. Он устало посмеивался над тем, как уронил отвёртку, вздрогнув от фразы про визит с того света — смех, да и только. Всё это эмоциональная фильтрация, и ничего боле. Если бы не ночные шумы, странные сны и рассказы участкового, он бы вообще не обратил на эту деталь никакого внимания. Вот ведь нервы расшалились.
Макс удручённо уселся в кресло с ободранными подлокотниками. Следов плесени он не нашёл. По крайней мере, на открытых участках. Может, конечно, под плинтусом или… Он выскочил в коридор и задрал голову. Антресоль. Вот где может быть рассадник.
Засунув фонарь в карман и взобравшись на стул, он плотно обвязал пол-лица шарфом. Не хватало ещё получить приступ аллергии от застарелой пыли. Распухшие от старости дверцы из ДСП не сдвигались, плотно упёршись торцами друг в друга. Макс подсунул под одну из них отвёртку и дёрнул на себя, отжимая. Дверца поддалась, открылась, и на пол посыпались полупустые пакеты, а следом — длиннющий резиновый сапог. Макс наклонился со своего стула, чтобы разглядеть получше. Вроде бы эти высокие рыбацкие сапоги назывались болотниками. Мелкий мусор и пыль взвились в воздух, тут же оседая на всём вокруг. Макс встряхнул головой, включил фонарь и открыл вторую дверцу. При взгляде на такое количество хлама опускались руки. Чтобы расчистить эту антресоль, нужно полдня, не меньше. Коробки и ящики, чемоданы и пакеты, лыжные палки, гантели, настольный хоккей, стоптанные туфли, цветочные горшки — всё было утрамбовано плотным слоем. И это только то, что видно поверх. А уж что было дальше, за всеми этими вещами, — страшно подумать. А вот плесени видно не было. Макс прикрыл дверцы, слез со стула. Болотник запнул в угол, заглянул в пакеты. В одном нашёл несколько истрёпанных вязаных мочалок, в другом — сменные пакеты от допотопного пылесоса. Очень нужные вещи.
В дальней комнате была настольная коротконогая лампа, как из послевоенных фильмов, только без плафона. Макс смастерил из газеты абажур, получился ночник. Только бы бумага не загорелась. Окно подрагивало и постанывало от порывов ветра, в ванной бурчали трубы. Макс улёгся поудобнее, подмял подушку. Проваливаясь в сон, подумал, что надо бы завести цветок, что ли. Теперь, когда с переездами покончено.
Это были они, шаги. Неровные, тяжёлые. Макс открыл глаза, быстро обвёл взглядом пустую комнату в сером свете самодельного ночника. Никого. Он приподнял голову, прислушался. Шаги доносились будто из коридора. Значит, всё-таки сверху? Как сосед сбоку смог бы шуршать в другой стороне квартиры? Сердце неприятно зачастило, как при ознобе. Макс, сам не зная почему, тихо-тихо сел на кровати, спустив ноги на пол. Свет ночника не добивал до коридора, за открытой дверью зияла темнота. Шаги затихли. Макс смотрел в эту темноту, чувствуя, как начинают подниматься волосы на затылке. Иррационально, необъяснимо, но из этой темноты на него веяло чем-то жутким, чужеродным. Он почему-то не мог пошевелиться, словно его пригвоздили к кровати. Ничего логичного и успокаивающего в голову не приходило, Макс просто замер во времени и пространстве, как в дурном сне. Он не отрывал глаз от черноты в дверном проёме, боясь даже вдохнуть в полную силу. Тишина стала как будто осязаемой, забирая его в кольцо. И вдруг из глубины коридора раздался оглушительный грохот.
