Он ехал домой, понимая, что по всей логике от квартиры надо было избавляться вместе со всем «наследством». Просто выставить на продажу, подождать хорошего предложения. Он два раза открывал контакты на телефоне, прокручивая до номера риелтора, но тут же сворачивал экран. Он понимал, что с каждым днём пребывания в этой квартире всё глубже увязает в чужой семейной истории. Увязает в ореховых глазах.

Кстати, о глазах: наверное, очевидное — оно всегда на поверхности. Дамир приехал не из-за Максовых бредней про призрак, что, собственно, и озвучил. Люди просты в своих мотивах, надо только уметь слушать. Макс знал, что двунаправленность желаний — это путь психов. В науке это называется амбивалентностью. Когда ты хочешь бежать и остаться одновременно. Поганое, тупиковое поведение. Он должен был выбрать: оставить эту историю навсегда или разобраться в ней до полной ясности.

Маршрутчик повернулся в салон и сказал Максу с характерным восточным акцентом:

— Мужчина — синий куртка. Конечный. Надо выходить.

Макс кивнул. Надо выходить.

Он не успел разуться, как в дверь постучали. На пороге стоял сосед Коля, и Макс уловил слабый отголосок разочарования.

— Здорово, сосед, — Коля протянул руку.

— Привет, заходи.

Пусть хоть Коля. Тишина в квартире нервировала.

— Вот скажи мне, доктор. Чем глаз лечить?

Макс махнул рукой в сторону кухни, зажёг свет.

— Да я же не такой доктор, — заранее извинился он, разворачивая Колю лицом к свету. — У-у-у, и давно у тебя это?

Его левый глаз будто запал и вытаращился одновременно. Верхнее веко втянулось, как у старика, и сам глаз стал казаться больше правого. Коля сел на стул и логично ответил:

— А чё?

— Иди завтра рентген делай. Голова болит?

— Да погода какая! Как не болеть.

— Температура?

— Не мерил… А чё это?

— Похоже на синусит. Насморк был недавно?

— Ну да. МалАя со школы принесла какую-то заразу, мои все переболели. А у меня нос только заложило и вот глаз вдруг…

— Вот, похоже, у тебя в носовой пазухе воспаление слева. Сходи сделай рентген и к врачу сразу, со снимком.

— А чё делать-то будут?

— Промоют, наверное, такой длинной иглой, внутри. Антибиотики назначат.

— Глаз иглой внутри?!

Коля даже побледнел. Макс скривился, дескать, было бы о чём говорить.

— Да не парься, мне промывали. Не страшно. Там пшикают анестезией, ничего не чувствуешь. Противно просто.

Коля закивал нарочито, будто стараясь себя подбодрить, но взгляд бегал испуганно. Макс повернулся к плите, зажёг спичку. За спиной сосед взялся жаловаться на разболевшуюся малУю. Пока Макс высыпал в сковородку замороженную смесь риса с морепродуктами, вспомнили и про поправляющегося пьяницу Сашу.

— Да его вообще ничего не берёт, — махал рукой Коля. — По той весне ему башку зашивали, кто-то его бутылкой отоварил. О, это Каримыча?

Макс повернулся, не уловив смысла последнего вопроса. Коля тыкал пальцем в найденный на антресолях рыболовный ящик. Даже поднялся со стула, пошёл в коридор щупать.

— Вот ведь рукастый. Так он эту свою рыбалку любил… А видишь, как судьба-то распорядилась — будто поиздевалась.

— А как она распорядилась?

Макс убавил огонь под шипящей сковородкой, заоглядывался в поисках крышки. Коля открыл-закрыл ящик, постучал по обтянутой потёртой искусственной кожей крышке.

— Ведь на ней сидеть можно, сечёшь! А? Ну он же на рыбалке пропал. Поехал и не вернулся. Его мёртвым считай только лет пять назад признали, по истечении времени. Ох уж бабка убивалась.

Макс замер на месте с крышкой в руках. В желудок словно камень свалился, даже в спину отдало.

— То есть как «пропал»?

Коля выпрямился, потянулся руками к вискам, болезненно сморщился.

— Ой, заболело прям вот тут. Это из-за того, чё ты сказал?

— Боль в голове при наклонах вниз, да, — автоматически ответил Макс, не спуская с Коли глаз.

Мозаика снова рассыпалась и начала собираться в новый узор.

— Завтра прям с утра в поликлинику, — испуганно проговорил Коля и засобирался домой. — Пойду я. А Каримыч — да, пропал без вести. Почти десять лет как. В 2007, помню, Машка тогда родилась у нас. С машиной вместе пропал. Я вот думаю, его, может, из-за «Победы» той и мочканули где, шпана какая. Ладно, сосед.

Коля махнул рукой и вышел, прикрыв за собой железную дверь.

Макс крутил ручку между пальцев, глядя на чистый лист. Итак.

Дамир родился в 1983 году. Он выписал имя и год рождения.

На следующей строчке написал «1999». Молодой оперуполномоченный Бойко приходит к семье Алимовых, чтобы разузнать о пропаже девочки. Дамиру шестнадцать.

Следующая строка — опять 1999 год. Алимов разводится с женой, и та уезжает с дочерью в другую уже страну, но оставляет сына.

Макс поставил знак вопроса, обвёл несколько раз. Могут ли быть связаны эти два события? Крайне маловероятно. Люди разводятся тысячами в день, тут ничего необычного. Макс перешёл на следующую строку.

2007 год — Карим уезжает на рыбалку и пропадает без вести. Дамиру двадцать четыре. Сразу после исчезновения Асият проклинает единственного оставшегося у неё внука, разрывая отношения. Снова знак вопроса.

Он бросил ручку на стол, потёр ладонями лицо. С такими фактами можно придумывать любой сюжет — всё подойдёт. Домысел на домысле. Даже если пропавшая девочка и развод как-то связаны, то между разводом и исчезновением Карима вообще прошло восемь лет. В эти годы могло происходить всё что угодно. Хоть сто девочек ещё пропасть… Макс уставился на покатившуюся к краю стола ручку, даже не пытаясь её поймать. Как сказал толстый участковый? «Там серия тогда пошла»?..

***

Он как раз выключил душ, когда дверной звонок зажужжал в прихожей. На душе заскребли кошки, Макс словно почувствовал, кто там за дверью. Он вылез из ванной голыми ногами на кафель, натянул домашние штаны прямо на мокрое тело, сверху набросил полотенце. Оставляя мокрые следы, подошёл к двери, открыл нешироко. Дамир заглянул в зазор с такой осторожностью, будто был готов в любой момент отпрянуть.

— Спишь уже?

Макс обречённо отступил вглубь коридора, снова, как тот первый раз, заворожённый его какой-то особенной красотой. Макс никогда не был азартным человеком. И сейчас, когда он пускал Дамира к себе, его накрывал не адреналиновый приход от опасности, а ощущение неизбежности. Будто уже попал в сеть, и каждое его следующее движение только крепче затягивает узлы.

Дамир нарочито медленно оглядел его, но никаких шуток по поводу полуголого вида не последовало. Макс озадаченно уставился на белый электрочайник, который тот держал за толстую ручку.

— Вот тебе мой старый чайник. И вот к нему шнур, — Дамир протянул ему агрегат. — Я был неподалёку, заехал.

Макс, машинально взяв, сказал:

— Круто. Заходи.

Он пошёл в комнату надеть футболку. Влажную кожу захолодило невесть откуда взявшимся сквозняком. Дамир молча снял куртку и ботинки в коридоре и встал в дверях, привалившись к косяку. Волчьи глаза блестели задиристо, будто провоцируя.

Макс ладонью откинул мокрые волосы назад, чувствуя, как капли потекли за ворот футболки. Он кивнул в сторону маленькой комнаты, спросил спокойно, словно и не видел этих взглядов:

— Тебе есть куда всё это перевезти?

Дамир неопределённо пожал плечом.

— Ясно, — Макс отвёл глаза и взял чайник с дивана. — Я что-то не видел розетки на кухне.

Поравнявшись с Дамиром, он притормозил, чтобы не столкнуться в дверном проёме.

Тот не спеша отодвинулся. Понадобилась доля секунды, чтобы Макс сосредоточился и не повёлся на эту ослепительность и вальяжность, на это убивающее предложение себя. Он не боялся Дамира. Он боялся себя. Почему-то Дамир играл только в охотника и жертву, а Макс никогда жертвой не был. И то бешеное притяжение, которым глушил его Дамир, пугало, как что-то, управляющее им извне. Он прошёл мимо, глядя вперёд, словно над пропастью по доске.