– Дневальный! Дневальный!

Дневальный-студент услышал, мчится к нему, бухая кирзовыми сапогами. Видит, стоит офицер с огнетушителем и зачем-то батарею поливает. Дневальный с ходу хватает второй огнетушитель, переворачивает, стукает, как положено, шляпкой по полу, становится рядом с Иордановым и тоже направляет струю на батарею…

На экзаменах по военной подготовке в каждый билет входило выполнение нормативов: разборка и сборка автомата Калашникова и снаряжение магазина патронами. По второму нормативу абсолютный рекорд всех выпусков нашего института поставил Саша Селин. Он сумел вместо 30 патронов забить в магазин автомата 31. Кто-то подшутил, подкинул ему лишний. Он не заметил, старается, заряжает. А последний патрон вдруг не лезет! Но Саша все силы напряг, каким-то образом сдавил пружину, втиснул, пальцем сверху прижимает и докладывает – выполнил! Хотя палец напряжения не выдержал, патрон вырвался, взвился под потолок, и хлопнулся прямо на преподавателя. Пришлось пересдавать.

А рекорд по разборке АКМ установил Володя Домогацкий. Разобрал за три секунды! Он одним стремительным движением вышиб из приклада пенальчик с принадлежностью, вторым движением одновременно выбил магазин и шомпол, а третьим – изо всех сил шарахнул автоматом о стол. Учебные автоматы на кафедре были настолько разболтанными от постоянных сборок-разборок, что при ударе АКМ сам рассыпался на части. Но Домогацкий получил четверку. На балл снизили за то, что части лежали не в установленном порядке.

Принимать государственные экзамены по военке к нам приезжала комиссия из московских академий. Одним из основных предметов была тактика. Специальность у нас была – командир мотострелкового взвода химической разведки, а взвод химразведки часто действует один, в отрыве от основных сил. Задачи были соответствующие. К билету прилагалась карта и условия: где твой взвод, где и какой противник – и вопрос, как будешь действовать.

Хотя некоторые условия задач случались очень уж неординарные. Вот, например, запомнилось: «Вы командир мотострелкового взвода. Занимаете оборону по склону высоты такой-то. На вас движется рота противника с двумя танками. По правому флангу вашего взвода нанесен ядерный удар мощностью 1,5 килотонны. Ваши действия?» Вы, случайно, не знаете, как решить эту задачу? Я до сих пор не знаю, и хорошо, что мне попалась другая.

Но и без ядерных взрывов на экзаменах хватало захватывающих моментов. Один из студентов у нас вообще не врубался в топографию. Карта для него была бессмысленным клочком бумажки, и при разборе решения он «поплыл». Его уже наш преподаватель перед лицом комиссии стал исподволь вытаскивать:

– Вы правильно сказали, что через реку будете переправляться по мосту. Вот и покажите, где этот мост.

Несчастный понял, что терять ему уже нечего. Уставился на преподавателя: может, еще что-нибудь скажет? А сам, не глядя на карту, наугад ткнул пальцем:

– Вот! – и ведь попал именно куда нужно.

А у другого парня на тактике был «пунктик». Он в любых случаях уходил в глухую оборону. Допустим, по условиям задачи движется он взводной колонной на БМП, откуда-то из леса его начинает обстреливать одинокий пулеметчик. Или где-то мелькнула группа пехоты противника. Решение у него было всегда одно: «Занимаю круговую оборону и держусь до последнего патрона». Наш-то подполковник его особенность знал. Чтобы не осрамился на госэкзамене, подкинул ему соответствующую задачу. С одной стороны на его разнесчастный взвод прет две роты пехоты, с другой – вражеские танки, артиллерия обстреливает, авиация бомбит. В общем – ад кромешный! Но студент подумал-подумал и вдруг выдал решение: «Вперед!» Преподаватель так и сник. Но член госкомиссии, пожилой полковник с многочисленными наградными планками, неожиданно похвалил: «Что ж, опыт Великой Отечественной войны показывает, что иногда подобные действия имели успех…»

Подобную пенку, с «опытом Великой Отечественной», отколол и Валерка Косовский. В задаче его взвод был атакован танковым батальоном ФРГ. Изобразив сосредоточенность на лице, Валера стал докладывать бодрым и уверенным голосом: «Я считаю, что мой взвод в состоянии выполнить поставленную задачу, уничтожить противника и…»

– Молодой человек, – оборвал его удивленный член комиссии, – У вас сколько людей во взводе?

– Двадцать семь.

– А сколько танков в батальоне ФРГ?

Этого Валера не знал и принялся гадать:

– Тридцать?

– Больше.

– Сорок?

– Больше.

– Пятьдесят?

– Почти. Пятьдесят четыре. Так как же ваши двадцать семь человек их уничтожат?

Но Валера, ни секунды ни задумываясь, брякнул:

– А панфиловцы?!

На это у его оппонента никаких аргументов не нашлось.

Гарнизоны бывают разные – большие и малые, благоустроенные и «дыры». А были еще и «точки». Совсем крохотные гарнизончики, заброшенные в глубины лесов или степей. Например, у нас, в авиации, «точки» обслуживали разную аппаратуру слежения и контроля. Попасть туда можно было только рейсовым вертолетом либо машиной – после нескольких часов трудной и изнуряющей езды. Кучка домов, обнесенных забором, а во все стороны – степь да степь кругом. Тут было все вместе – и служба, и быт. Несколько десятков солдат и офицеры двух сортов. Или молодежь, попавшая сюда после училища и мечтающая выбраться, или «штрафники» с полным набором дисциплинарных взысканий и сосланные в качестве наказания.

Школы на «точках» были только начальные. Одна учительница из офицерских жен преподавала в одной комнате группе детишек из разных классов. Детей постарше не было. Их отцы уже успевали перевестись в более крупный гарнизон. Либо матери не выдерживали – уезжали. Ну а «штрафники» чаще бывали уже основательно спившимися и разведенными. Детского сада не требовалось – ведь работать женам офицеров было почти негде. Одна в школе, одна продавщицей в магазинчике с пустующими прилавками. А дети все равно были на виду, на одном пятачке между тем же магазинчиком, штабом, казармой и жилыми домами.

Все развлечения исчерпывались охотой и рыбалкой – если в доступном радиусе есть речка. Чтобы телевизоры принимали хоть какую-нибудь станцию, местные умельцы изобретали самые причудливые антенны. Например, из нескольких решеток арматуры, сваренных вместе наподобие локатора. В общем, жизнь там была особенной, и служба тоже. Однажды в ходе испытаний приехали на одну из «точек». Питаться там негде, кроме солдатской столовой, а для этого нужно у начфина аттестаты подписать. Долго ждали его в здании штаба, но он и к полудню не появился. Дневальный подсказал: «Да вы домой к нему зайдите». Зашли, это в соседнем здании. Дверь открыта. По полу россыпь бутылок, а на кровати начфин в форме. Старший лейтенант, хотя возраста солидного, совсем седой. Едва растолкали и едва объяснили, чтоб аттестаты подписал. Он мычит: «Пр-риехали на м-машине?» – «Да, на машине». – «Хор-ршо… на охоту поедем… на с-сайгаков». Говорим: ни на какую охоту мы с тобой не поедем. «Ах, так? Тогда не п-подпишу…» Ругались до тех пор, пока до него не дошло – если не подпишет, не отвяжемся и спать не дадим. Но это было для «точек» обычное дело. А случалось и необычное.

Как-то раз на одну из дальних «точек» прислали солдата-казаха. Причем оказалось, что у него родные живут недалеко (по местным меркам). Он и попросился у командира в увольнение. А тот растерялся. Сколько лет там служил – никому увольнений не требовалось. Куда там пойдешь-то? Но просьба казаха была вполне законной. Командир открыл Устав, что там про увольнения написано. На «точке» даже бланков увольнительных записок не было, запросили привезти очередным вертолетом. Кроме того, в Уставе значилось, что увольняемых положено инструктировать, и в дни увольнений назначать патрули – чтобы проверять увольнительные записки и правила поведения.