— Здравствуй, Авдотья. Ну, что? — А ничего! — Холодно? — Не то чтобы очень; только метет. — Иван ушел на скотный? — Давно ушел: чай, уж корм задали… Я заказываю обед, Авдотья, жена старосты Ивана, у меня хозяйка в доме. Она готовит мне кушанье, моет белье, заведует всем хозяйством. Она же доит коров, заведует молочным скотом, бьет масло, собирает творог. Авдотья — главное лицо в моем женском персонале, и все другие бабы ей подчинены, за исключением «старухи», которая хозяйкой в застольной. Обед заказан. Баба уходит. Я пью чай и мечтаю о том, как будет хорошо, когда нынешнею весною вычистят низины на пустошах и облогах, через что покос улучшится и сена будет больше. Пью чай, курю и мечтаю. Иван, староста, пришел; одет в валенки и полушубок. — Здравствуй, Иван. Ну, что? — Все слова богу. Корм скоту задали. Корова бурая белобокая телилась. — А! Благополучно? — Славу богу. Сходилась как следует. В маленький хлевок поставили. — Телочку телила? — Телочку — буренькая, белоспинная… Ничего телочка. Я достаю из стола записную книгу, записываю новорожденную телочку в список нынешних телят… — Что, хорошо съели вечернюю дачу? — Хорошо съели, только былье осталось. Пустошное сено, сами изволите посмотреть, роговой скот хорошо будет съедать: кроме былья ничего не останется, потому в нем вострецу нет. — Что это Лыска вчера вечером лаяла? &‐ Так, ничего. Волки, должно, подходили. Молчание. Говорить больше не о чем. Иван, выждав, сколько требует приличие, и видя, что говорить больше нечего, берет чайную посуду и уходит к Авдотье пить чай. После чая я или пишу, или читаю химические журналы, собственно, впрочем, для очищения совести: неловко как-то, занимавшись двадцать лет химией, вдруг бросить свою науку. Но не могу не сознаться, что очень часто, читая статью о каком-нибудь паро-хлор-метаталуйдине, я задумываюсь на самом интересном месте и начинаю мечтать, как бы хорошо было, если бы удалось будущею осенью купить пудов 500 жмаков… навоз-то какой был бы! Обутрело. Кондитер Савельич пришел печи топить. У меня печи топит кондитер, настоящий кондитер, который умеет делать настоящие конфеты… Когда-то, лет пятьдесят или шестьдесят тому назад — за старостью кондитер сам позабыл, сколько ему лет,— Савельич учился кондитерскому ремеслу в одной из лучших кондитерских в Москве, был кондитером в одном из московских клубов, потом был взят помещиком в деревню… ,— под старость оглох и с тех пор жил все больше около церкви. Последние же два года жил как птица небесная, со дня на день перебиваясь кое-как. .. Ко мне Савельич попал после Авдотьи… Поселившись в деревне, я решился не заводить ни кучеров, ни поваров, ни лакеев, то есть всего, что составляет принадлежность помещичьих домов, что было одною из причин разорения небогатых помещиков, не умевших после «Положения1861 года» повести свою жизнь иначе…Поселившись в деревне, я повел жизнь на новый лад. В имении я нашел старосту; у старосты, разумеется, оказалась баба, которая вела его хозяйство, готовила ему кушанье, мыла белье. Я переместил старосту с бабой из избы в дом и сделал Авдотью моею хозяйкой, кухаркой, прачкой. По хозяйству — молочное дело, выпойка телят и пр.— учить ее мне было нечему: я сам у нее учусь и должен сознаться, что от нее научился гораздо большему, чем по книгам, где говорится, что «у молочной коровы голова бывает легкая, с тонкими рогами, ноги тонкие, хвост длинный и тонкий, кожа и волосы мягкие и нежные, вообще же весь вид ж е н с т в е н н ы й, и пр.»… Все идет у нас отлично: и масло выделываем превосходное, и бархатный сливочный сыр делаем такой, что Эрберу не грех было бы подать своим посетителям, и раков маринуем, и ветчину солим, и гусей коптим, и колбасы чиним, и рябчиков жарим не хуже, чем у Дюссо. В одном только мы с Автотьей Прохоровной не сходимся: я забочусь только о вкусе, а она, кроме того, и о том, чтобы все было хорменно (форменно), как у господ бывает, чтобы нас не осудили. Кондитер Савелич, который живал при господах, был для нее истинною находкой, и она с волнением ожидала, разрешу ли я пригласить его… Кондитер затопил печи. Авдотья из-под коров пришла. Хлебы в печь сажает. Стряпать собирается. Пришел Иван. — Что?
— Надумался за Днепр сегодня съездить. Сена не удастся ли дешево купить. Говорят, с выкупными сильно нажимают. Становой в волости был. Теперь, по нужде, сено, может, кто продаст, а то как заплатят недоимки — не купишь, потому нынче и у крестьян корму везде умаление… Староста ушел. Я иду на скотный двор. Скот уже напоили и начинают закладывать вторую дачу корма. Я захожу в каждый хлев, смотрю, чисто ли съедена утренняя задача. Вторую задачу дают при мне. Я смотрю, как скот ест, не отбивают ли одни коровы других, не следует ли которую поставить в отдельный хлевок для поправки. Захожу в телятник, в овчарню, в скотную избу, где кроме скотника, скотницы (его жены) и их семерых детей помещаются еще новорожденные телята и ягнята. Кроме старосты у меня есть еще скотник Петр с женой Ховрой и детьми. У скотника семеро детей… Все это семейство, до младшей Солошки включительно, работает безустанно с утра до ночи, чтобы только прокормиться. Сам скотник Петр.. В этой работе ему помогают два старших сына… и даже десятилетний Андрей работает настоящим образом, по мере своих сил: запрягает лошадь, помогает брату накладывать сено на воз… Разумеется, Андрей забирает маленькие охапочки сена; но посмотрели бы вы, как он бойко ходит между коровами, как покрикивает на быка,— и бык его боится, потому что у Андрея в руках кнут. Летом Андрей носит за отцом ружье, но при случае и сам выстрелит. Раз, летом, я был в поле, недалеко от стада, которое рассыпалось между кустами. Вдруг слышу выстрел. Бегу на выстрел и вижу: Андрей (ему тогда только что десятый год пошел) держит в руках дымящееся ружье. «В кого ты стрелял?» — «В волка».— «Где?» — «Да вот за ровком».—«Как же ты стрелял?».— Ружье у скотника тяжелое, длинное, одноствольное, еще с 12-го года, французское, солдатское.— «На сучок положил, да и выстрелил. Что ж? Так и подрал; да вон по полю дует». Действительно, смотрю, волк несется по паровому полю. Жена скотника, скотница Ховра…. В ее работах ей помогают старшая дочь, Аксюта (двенадцать лет), и младшая, Солошка (шесть лет), специальная обязанность которой состоит в уходе за маленькой Ховрой, которую она качает в люльке, таскает по двору, забавляет и нянчит. Прохор (восемь лет) тоже помогает по хозяйству: он рубит дрова, и так как силенки у него мало, то он целый день возится, чтобы нарубить столько дров, сколько нужно для отопления одной печки.. За все это скотник получает в год шестьдесят рублей деньгами… Не много, как видите. Недорого оплачивается такой тяжелый труд, как труд скотника со всем его семейством… Я всегда с удовольствием бываю в скотной избе. Мне ужасно нравится этот «детский сад», где все дети постоянно заняты, веселы, никогда не скучают, не капризничают, хотя в «саду» нет никакой «Gartnerin», которая выбивалась бы из сил, чтобы занять детей бесполезными работами и скучными сентиментальными песенками, как в петербургских детских садах, где на немецкий лад дрессируют будущих граждан земли русской. Осмотрев все на скотном дворе, потолковав с скотником, скотницей, полюбовавшись ребятами, телятами, ягнятами,— вы не можете себе представить, как мил маленький Павлик, когда он играет на полу с ягнятами,— я возвращаюсь в дом. Авдотья, вся раскрасневшись, взволнованная, в забвении чувств, отчасти даже сердитая, хлопочет около плиты, на которой все кипит и клокочет. |
