- Господи! - я испытала шок. Ничего не могло быть хуже этого. Даже тогда, когда меня жестоко обидели на той жуткой вечеринке, даже когда я рассталась с Алексом в последний раз, мне не было так плохо, как сейчас. Там была надежда на то, что всё пройдёт. Сейчас -нет. Любой вариант был болью. Не было надежды, что всё выровняется. Ничего уже никогда не будет по-прежнему. Ни у Лешки, ни у Павла, ни у меня. А если узнает отец, то будет вообще конец света.

- Не реви. Надо сказать Павлу. Он должен знать. Ты в поликлинике была?- надо было что-то решать, и я взялась за дело, не до конца понимая свою роль во всей этой кутерьме.

- Да,- и снова всхлип.

- Сколько недель?- я чувствовала себя садисткой, задавая ей эти вопросы, потому что они отражались болезненными судорогами на её лице. А она была моей мучительницей.

- Десять.

Я ушла от сестры в состоянии сомнамбулы, соврала родителям, что Алекс меня заждался и, вернувшись домой, упала без сил на диван. Хорошо что, Усольцев куда-то ушёл скоротать вечер а , может, продемонстрировал мне своё недовольство. Этот тоже мог учудить такое. Как бы я не прокручивала создавшуюся ситуацию, а без Павла мы не могли её решить. Тем же субботним вечером я собралась с силами, позвонила ему и договорилась, что приеду к нему в четверг вечером, и теперь об этом надо было как-то сказать Алексу.

После моего обещания всё рассказать вечером, Усольцев терпеливо сдерживая тревогу и нетерпение, ехал мимо поскучневших под серым небом домов, стоял на светофорах, объезжал ДТП, неизменно случавшиеся в такую непогоду, и ,наконец, мы дома, в тепле своей квартиры (я уже привыкла, что это мой дом). И сегодняшний вечер был не хуже и не лучше других, чтобы сообщить Алексу кошмарную новость.

- Поужинаем в ресторане?- спросил ещё в машине Усольцев. После моего обещания, он стал предусмотрительно внимателен и необыкновенно заботлив.

Я отрицательно помотала головой и отвернулась к окну. В нашей квартире в морозилке теперь всегда лежали мамины домашние пельмени. Мы поужинали , Алекс посадил меня к себе на колени и заговорил первым.

- Лара, мы вместе и я должен знать, что тебя вогнало в такое жуткое состояние отчаяния. Расскажи мне всё.

И я всё рассказала бесстрастным голосом. Без интонаций, без чувств. Как будто читала газетную статью. Он облегчённо вздохнул, выдохнул шумно и вдавил меня в себя.

- Ты чуть с ума меня не свела. Я уже передумал тысячу самых страшных вещей. Не пугай меня больше.

- Я не знаю, что делать,- пожаловалась я.

- Это не твоя проблема. Павел - взрослый мужик, пусть решает всё сам. Может жениться или просто поддерживать Лешку материально и растить ребёнка так же, как тысячи других разведённых мужчин. Что тут такого страшного? Неприятно, но не трагично. Ты привыкла навешивать проблемы сестры на себя, а легкомысленная девчонка заслужила хороший урок.

- Мне Павла жалко.

- Не могу с тобой не согласиться. Тут он попал, и я ему не завидую.

- Что бы ты сделал в подобной ситуации?- я отогрелась в его руках, стук сильного сердца утешил меня, а ставший родным, приятный запах его тела, окутал полусонной негой.

- Не знаю. Тут вариантов много. Если бы ты забеременела, то женился без разговоров и с радостью, он поцеловал меня в висок и в лоб.

Мне стало легко, как будто я свалила камень с души. Усольцев освободил меня от тяжёлой непосильной ноши, разложив всё по полочкам. И сказал, что женился бы на мне, если бы... И последняя моя тревога улетела, махнув издалека тёмным крылом. Потому что я раздумывала : сказать - не сказать. Мне не была безразлична реакция Алекса на моё сообщение, но в последнее время я странным образом уверовала в нас, как в пару. Я это чувствовала.

- Я люблю тебя,- вырвалось неожиданно, само - собой и очень тихо. Я даже не знаю, слышал ли он. Состояние расслабленного спокойствия накатилось на меня и , согретая теплом его тела и участием , я закрыла глаза и отключилась.

Знакомые руки перенесли меня в постель, раздели и уложили спать. Вскоре рядом я почувствовала его тело, прижалась спиной в горячей груди и уснула спокойно впервые за четыре дня.

Разговор с Павлом произошёл на другой день в его квартире, в которой было по-своему уютно, но при этом всё чрезвычайно просто и по-мужски без излишеств. Мы сидели в гостиной на диване, стоящем около стены, декорированной серым камнем. Сообщение об Ольгиной беременности вызвало у него сначала вполне понятное недоумение. Мне пришлось повторить рассказ сестры и сказать что, если он не хочет никак участвовать в дальнейшей судьбе ребёнка и Ольги, то мы не будем в претензии. Просто он отец и должен знать. Может сделать тест, если хочет.

- За кого ты меня принимаешь?- возмутился Павел.- Я верю, что ребёнок мой. Завтра же поговорю с Ольгой и с вашим отцом. Я женюсь.

- Это не обязательно, Паш. Достаточно, если у ребёнка будет отец. Мы не можем требовать от тебя большего.

- Я женюсь,- голос Павла звучал взволнованно.

На моей душе снова стало муторно. Почему такие, как моя беспутая сестра, с лёгкостью рушат чужие судьбы? Пашка её не любит, а женится. Кому от этого будет хорошо?

- Хочешь поговорить с Ольгой? Алекс сейчас привезёт её сюда? Они сидят в ближайшей кафешке.

- Да, пожалуй.

Я набрала Алекса по- мобильному и произнесла только три слова:

- Тащи сюда Лешку.

А потом я расчувствовалась.

- Паш, ты очень дорог мне. Ты же знаешь об этом, правда? Я помогу тебе в любой ситуации. А сейчас я переполнена чувством вины за свою сестру. Она не имела права так поступать. Прости меня.

- Милая моя, ты зря драматизируешь. Мне пора жениться и ребёнок для меня -подарок. К Ольге я очень хорошо отношусь, она мне нравится. К тому же, если я не могу получить тебя, то твоя сестра для меня лучший вариант. В ней та же кровь, что и в тебе.

- Хватит,- я взмахнула руками и заткнула ладонями уши, не в силах больше слышать это.

Мы с Усольцевым оставили их одних, но весь вечер я чувствовала глубокую грусть. Быть для кого- то причиной боли - это очень тяжело. Алекс сначала пытался меня разговорить, расшевелить, а потом, не придумав ничего лучшего, занялся со мной любовью.

5.

После четверга Усольцев был странно задумчив. А в выходные Соня с Петром приехали в загородный дом Алекса и прекрасно влились в сплочённую компанию.

То, что Лида не проявляла особой сердечности к моей подруге, мне было абсолютно безразлично. В доме Усольцева я чувствовала себя хозяйкой, а он сам постоянно говорил:

- Решай сама. Обставить пустые комнаты, сделать бельевую - пожалуйста. Давай, занимайся. И не спрашивай ничего. Как решишь, так и будет. В средствах я тебя не ограничиваю.

Газоны уже покрылись снегом, и вся территория преобразилась, зима загнала всех в дом. Зато мы проводили вечера у камина. Огонь радостно полыхал за кованой решёткой, щедро отдавая тепло, потрескивали берёзовые поленья, легчайший ароматный дымок добавлял прелести в уютную гостиную. Мужчины играли в покер, а мы сидели с девчонками на диване-каре, поговорить было о чём. Лешку я не рискнула обсуждать, помня о присутствии Лиды, а вот Юлькино интересное положение было темой номер один. Макс бросал в нашу сторону ласковые взгляды, и видно было, что он рад. Алекс тоже шутил, по- доброму подкалывал и подмигивал. Я снова была счастлива.

После бани, чайного стола с мёдом, вареньем, лёгкими вечерними закусками, накрытого Марией Фёдоровной в столовой мы ,распаренные и умиротворённые, разбрелись по комнатам.

- В следующий раз возьмём с собой Ольгу с Коцем. Хорошо?- предложил беззаботно Алекс и притянул меня к себе под бок с мягкой улыбкой. Давай поженимся,- сказал он совершенно спокойно и посмотрел так, как будто сообщил какую-то незначительную новость между-прочим. Я замерла, сначала в голове мелькнула мысль, что мне послышалось и, перевернувшись на живот, я приподнялась на локти, вглядываясь в знакомый профиль, и силилась понять: что вообще происходит? И не перегрелась ли я в бане, раз мне слышится не Бог весть что?