Благослови, Ларионов, живущее,
Люди ли, звери ли, всякое сущее,
Гусь ли, селёдка, павлин иль молодка,
Всякое сущее светится гранью,
Искрой сверкая, горшки ли с геранью,
Ветви акации, хвоста половина,
Или в лучах, что проносятся мимо,
В зыбкую суть распалённых абстракций,
Кои «лучизмом» решили назваться,
Далее станция «пневмолучизма»,
Новому – слава, а старому тризна,
В очередь встанут Малевич, Кандинский,
Подступ к абстракции только единствен,
Вождь застолбил, он в петлице две ложки
Носит, как орден, гордится немножко,
Красит лицо, словно вождь Океаний,
Полон иронии, всяческих знаний,
Кто ж на Кузнецком его не видал,
Первый лучист, хулиган, театрал,
С ним Гончарова из Пушкиных рода,
То-то потеха честному народу,
Фокин, Карсавина, Мясин, Стравинский —
Это престиж, а «солдатский» и «свинский»
Цикл, что в Тирасполе, брызжет цветами —
Встаньте, художники, смело за нами,
И аплодирует бурно Париж:
Ну, Ларионов, как ярко шалишь,
Жака Калло и рю де Висконти —
Все мастерские в пыли, только троньте,
В куче навозной алмазы блестят,
Гости шедевры присвоить хотят.
Выстроились в очередь хитрые лисы,
Здесь Пикассо, Брак, Дерен и Матиссы,
Бродит меж ними, что кот, сам Хозяин
Сыты, довольны все, веселы, пьяны,
Божия милость – такие таланты,
Только за живопись мало оплаты,
Слава – посмертная сердцу награда,
Что ж, Ларионов, Россия Вам рада,
Чудны картины, где их не смотри,
Мир Вам, покойтесь с почётом в Иври.
