Когда мы добрались, Альцест поставил коробку на пол и открыл. Сначала он достал из неё три бутерброда, а надо вам сказать, что Альцест – жуткий обжора. Но под бутербродами был полный отпад! Рельсы, куча рельсов, со стрелками, с пересечениями, а ещё поворачивающиеся рельсы, а потом станция, железнодорожный переезд, две коровы, туннель и бутерброд с ветчиной, засунутый в туннель. В отдельной коробке был сам поезд, с зелёным локомотивом, двумя пассажирскими вагонами, одним товарным вагоном, платформой для перевозки брёвен, а ещё вагон-ресторан, как тот, что был в поезде, когда мы ехали на море, но мы туда не пошли, потому что мама приготовила бананы, яйца вкрутую и колбасу, и папа сказал, что это лучше того, что предлагают в поезде, и поругался с мужчиной, который продаёт напитки, потому что папа сказал, что они тёплые, а по-моему, они классные, потому что их дают с соломинкой.
– Ну вот, – сказал Альцест, жуя свой первый бутерброд, – рельсы мы положим здесь, дальше завернём туда, потом пустим их под кроватью и шкафом. Здесь будет туннель, вон там – станция с переездом, а коров поставим тут.
– А может, коров лучше туда? – спросил я.
– Чей поезд, твой или мой? – сказал Альцест.
Тут он был прав, и мы поставили коров так, как решил Альцест. Удивительно, что Дед Мороз делает ему такие подарки, ведь на самом деле Альцест никогда не вёл себя слишком хорошо, и наказывают его чаще, чем меня, и учусь я не так плохо, как он, и это нечестно, и я стукнул его. Альцест посмотрел на меня с удивлением, и я засмеялся, потому что бутерброд, который он собирался съесть, от удара дёрнулся и измазал ему маслом ухо, и он ударил меня ногой по ноге. Я закричал, и пришла мама.
– Вы хорошо играете? – спросила мама.
– Ну да, нормально, – ответил Альцест.
– Да, мамочка, нам весело, – сказал я, и это правда, я очень люблю играть со своим другом Альцестом.
Мама посмотрела на нас и сказала:
– Мне показалось, что тут кто-то… Ладно, ведите себя хорошо.
И она ушла.
– Надеюсь, твои родители не будут нам мешать, – сказал Альцест, – а то мне нельзя долго, сегодня у нас на ужин тушёная говядина с овощами, и мне должна достаться мозговая кость.
Мы быстро всё собрали и подсоединили пульт управления – такую штуку с кнопками, от которой поезд ездит сам.
– А крушения будем делать? – спросил я.
По правде, самое прикольное, когда играешь в электрический поезд, – это делать крушения.
– Давай уберём рельс из туннеля, – сказал Альцест.
Я подумал, что это классная идея, и хотел вынуть рельс, но Альцест сам решил это сделать.
– Ладно, – сказал я, – а я пока что поставлю вагоны на рельсы, – и пошёл вынимать их из коробки.
– Не трогай, сломаешь! – закричал Альцест, и изо рта у него полетели кусочки ветчины от бутерброда, который он жевал.
– Мы у меня дома, и я здесь могу трогать твой поезд, – сказал я Альцесту.
– Подумаешь, у тебя! Зато поезд мой, положи вагон! – сказал Альцест, и я стукнул его по голове пассажирским вагоном, а он стукнул меня вагоном-рестораном.
Мы стали драться вагонами, и тут в комнату вошёл папа, и глаза у него сделались большими.
– Видишь, они нам всё время мешают! – сказал Альцест.
Папа смотрел на Альцеста с открытым ртом.
– Мы тут играем, – сказал я папе, – Альцест притащил свой электрический поезд, и мама разрешила.
– Да, – сказал Альцест.
– У тебя рот заболит, Альцест, если ты со мной поздороваешься? – спросил папа.
– Привет! – сказал Альцест, и папа вздохнул, а потом он увидел рельсы и поезд и свистнул.
– Надо же, – сказал папа, – какой отличный поезд!
– Это Альцесту Дед Мороз принёс, – сказал я папе.
А папа сел на пол и стал глядеть на поезд с довольным видом.
– Когда мне было столько же, сколько вам сейчас, – сказал папа, – я мечтал о таком поезде, но я слишком много учился, и времени на игры у меня не было.
– Вы осторожнее со станцией, – сказал Альцест, – а то сломается. Папа согласился, чтобы я принёс поезд поиграть с Николя, но он не обрадуется, если что-то сломается.
Папа сказал, что ничего не сломает, а, наоборот, покажет нам, как надо играть в поезд.
– Дай-ка мне локомотив и вагоны, – сказал папа Альцесту, – я поставлю их на рельсы.
Альцест поглядел на папу так, словно тот съел его бутерброд, но поезд всё-таки дал, потому что он осторожный и никогда не дерётся с тем, кто больше его.
– Поезд отправляется! – закричал папа ужасно потешным голосом. – Пассажиры, займите свои места! Ту-у-у!
Потом он стал нажимать на кнопки, но поезд не поехал.
– Ну что там ещё стряслось? – спросил папа, огляделся и потёр лоб, он был разочарован. – Эх, ребятишки, – сказал он, – вы же не вставили вилку в розетку! Как же он поедет? Хорошо, что я пришёл.
Папа засмеялся и воткнул вилку.
– Ну вот, – сказал он, – теперь поедет. Ту-у-у!
Папа нажал кнопку, и полетели искры, а потом погас свет во всём доме.
– Ага, – сказал Альцест, – всё как у нас. Я думал, это дома с электричеством что-то не в порядке, а папа сказал, чтобы я попробовал включить у кого-нибудь из друзей, и будет ясно, что это с поездом не в порядке. Вот, папа был прав.
Мой папа ничего не сказал. Он сидел на полу и смотрел на Альцеста не мигая.
– Ну ладно, – сказал Альцест, – мне пора, мама не любит, когда я поздно прихожу. Пока!
Мы с мамой ужинали со свечами на столе, это было классно. Жалко, что папа не пришёл ужинать с нами. Он остался сидеть в моей комнате и дуться. Неужели он так расстроился оттого, что не увидел, как бегает поезд Альцеста?
Как я играл с Мари-Эдвиж
Мари-Эдвиж живёт в соседнем доме; её родители – месье и мадам Куртеплак; у неё жёлтые волосы, розовые щёки, голубые глаза; она такая классная, хотя и девчонка. Я не часто её вижу, потому что месье и мадам Куртеплак не очень дружат с папой и мамой, а ещё потому, что Мари-Эдвиж страшно занята: у неё всё время уроки пианино и ещё куча всего.
Вот я и был сегодня очень рад, когда после обеда Мари-Эдвиж позвала меня поиграть с ней у них в саду. Я пошёл спросить разрешения у мамы, и она сказала:
– Я не против, Николя, но обещай вести себя со своей подружкой очень вежливо. Я не хочу никаких ссор. Ты знаешь, какая нервная женщина мадам Куртеплак, так что не давай ей повода жаловаться на тебя.
Я обещал и побежал к Мари-Эдвиж в сад.
– Во что будем играть? – спросил я.
– Ну, например, можно поиграть в больницу, – ответила она. – Ты будешь тяжелобольным, тебе будет очень плохо, а я тебя вылечу и спасу. Или, если хочешь, давай в войну, и ты будешь тяжело ранен, а я буду на поле боя и вылечу тебя несмотря на опасность.
Мне больше понравилось про войну, и я лёг на траву, а Мари-Эдвиж села рядом со мной и стала говорить:
– Ой-ой-ой! Мой бедный друг! Как тебе плохо! Хорошо, что я здесь, я спасу тебя несмотря на опасность. Ой-ой-ой!
Игра была не очень весёлая, но мне не хотелось устраивать историй, ведь мама просила… А потом Мари-Эдвиж надоело делать вид, что она меня лечит, и сказала, что можно поиграть во что-нибудь другое, и я сказал:
– Ладно!
– А давай бегать наперегонки! – предложила Мари-Эдвиж. – Кто первый добежит до того дерева, тот победил.
Вот это было классно, тем более что на стометровке я зверь; на пустыре я всех ребят обгоняю, кроме Мексана, но это не считается, потому что у него очень длинные ноги с большими коленками. Пустырь в длину не сто метров, но мы считаем, что сто.