Прирожденный трибун, однако, Скала, властитель дум - не меньше! И врать здоров, плут. Речь его тем не менее мне очень понравилась: молодец парень!
Племя безмолвствовало, озадаченное: я ведь обращался с ними куда деликатней, и они, вероятней всего, чувствовали мою неуверенность и растолковали ее по-своему; дескать, вежлив, даже заискивает, значит, и слаб.
А выходит, не слаб? И потом, ведь есть у них свой резон: этот, который Пришелец, взовьется однажды в небо, вознесется так же неожиданно, как и упал, а Пророк останется, останутся мстительные старики и старухи, наделенные не совсем понятной силой.
- Настала пора решать, люди! - крикнул Скала и сел рядом со мной, отдуваясь, по его лбу катился пот. - Ну, как, Хозяин?
- Хорошо сказал, правильно все, только ведь ты не видел Пророка? И стариков не видел?
- Зачем на них глядеть - пусть спят и не просыпаются.
Воины с робостью подступали ближе, ведомые все тем же Нгу, который опять воспрял и приосанился.
Скала с вялым пренебрежением спросил тихих мужчин:
- Что вам?
- Мы хотим сказать, что согласны переселиться к Большой Воде.
- Вы побежите к Большой Воде - Хозяин вас заставит бежать с высунутыми языками!
- Ты заносишься, Сын Скалы! - сказал во гневе Червяк Нгу и ударил копьем оземь. - Ты забыл. Сын Скалы, что еще совсем недавно был таким же, как мы, и кожа твоя была в струпьях. Ты был слаб и жалок.
- Никогда я не был слаб и жалок!
- Память твоя шибко коротка, Сын Скалы!
- Что еще у тебя. Червяк Нгу?
- Мы не сдвинемся с места, если твой Хозяин лишит нас Истины.
- Он напустит на вас пламя, и вы сгорите, как сухие сучья в костре!
- Мы готовы сгореть. Все сгорим с песней предков на устах.
- Глупей слов я не слыхивал за свою жизнь, Червяк Нгу!
- Умным я не видел тебя со дня твоего рождения, Сын Скалы!
Брат мой засопел носом и двинулся на Червя Нгу, естественно, не для объятий. Нгу приставил конец копья к труди Скалы и тоже задышал, будто в лихорадке; Где-то в недрах его неширокой груди зарождался свистящий звук.
- Эй! - сказал я. - Разойтись!
Они меня не слышали. Скала ловко отвел копье локтем и ребром ладони навернул вечного своего супротивника по уху, тот закрутил головой, оглушенный, и попятился, не согнутый и всегда готовый ответить на удар ударом, пригнулся и с поросячьим визгом кинулся на брата моего, норовя попасть тому в живот острой своей макушкой. Брат мой успел увернуться, голова проскочила скользом по бедру, и тощий Нгу с немалой силой ударился плечом о кривое деревце, растущее неподалеку, и упал плашмя, тело его при этом издало звук сухой лесины.
- Прекратить! - закричал я. Воины угрюмо отступили. Червяк Нгу со стоном поднялся, держась за плечо, одна его рука висела плетью вдоль тела, тем не менее он пытался держать осанку и не потерял достоинства.
Я сгреб Скалу за шею, подтянул, к себе с легкостью и шепнул на ухо ему злым шепотом:
- Будешь наказан! Непременно будешь наказан!
- Прости, Хозяин, кровь взыграла! - Однако в глазах этого жулика я не увидел ни раскаяния, ни сомнений, он, морщась, высвободился от меня и, поворотясь лицом к воинам (женщин и детей на этот раз в толпе не было), произнес скучным голосом:
- Хозяин только что велел передать: он найдет тот Камень, который весь в Истинах. Их нам хватит надолго. Завтра мы с Хозяином выступаем в поход к Большой Воде. Через неделю вы пойдете по нашему следу. Мы должны успеть до сезона дождей. За вождя останется воин по имени Суровый Лик. Так хочет Хозяин. Покажись нам, Суровый Лик!
Действительно, этот мужчина не отличался красотой - был он феноменально худ, сутул и лыс. Нос, почти круглый, торчал посередине его узкого лица как-то уж очень некстати, толстые губы лежали одна на другой, как два пирога, глаза его были узки и пронзительны. Суровый Лик сделал шаг из шеренги воинов и отступил назад.
- У нас все, - подвел черту Скала. - В яму пищу не кидать, пусть Пророк и старики спят с пустым брюхом. Такова воля нашего Хозяина.
2
Пустились мы в путь на рассвете, когда невеликое здешнее солнце еще не выползало на небо, покрытое недвижными тучами. Большой круглый люк гондолы закрылся за нами, и долго было слышно, как из промежуточной камеры с заунывным свистом и вздохами откачивается воздух. Нас было четверо; я, брат мой Скала, девушка Го и Червяк Нгу. Вчера брат мой пробовал весьма недипломатично отшить соперника своего от компании, но это было бесперспективное занятие: Нгу, сбитый с ног, тотчас же поднимался и шел за нами неотступно. Потом Скала потерял уже всякое милосердие, и пришлось вмешаться. Установился хрупкий мир, и Нгу, взятый мною под защиту, полную ночь шлялся по гондоле, и восторгу его не было конца - он все щупал, жмурился, цокал языком и привставал с расспросами. Я велел Голове спрятать куда-нибудь настырного парня до утра и хорошенько накормить. Так была временно решена проблема беспардонного Нгу. Я предвидел, что этот лиходей принесет еще немало хлопот, и все равно он пришелся мне по сердцу, и я жалел его, храбрейшего из храбрейших, неудачника из неудачников, я считал, что Нгу имеет полное и законное право на приключение.
Когда мы покидали гондолу, к нам присоединилась непонятая эта девушка Го. Она ни о чем не сказала, никак не объяснила своего намерения - пошла с нами, и точка. Я по-прежнему слегка боялся пустоты ее широко открытых глаз, имеющих свойство менять цвет: то они были желтые, точно такие, как у отца, спящего теперь в своем прозрачном саркофаге, то в них были малиновые отблески огня, то они наполнялись синевой весеннего неба, то чернели... Она еще будто дремала, но чужая воля не довлела уже над ней с прежней силой. Го просыпалась, и мир под солнцем был ей внове.
...Мы поднялись на холм, высота распахнула даль, окутанную дымкой. Слева был косогор, сбегающий к реке плавно, тот самый косогор, где я, кажется, много лет назад, спасал от неминучей смерти брата моего Скалу, облитого соком Белого Цветка. Я вспомнил, как несся к реке с дурацким мешком, который вытянулся и бил по пяткам, как потом купал спасенного в реке и был счастлив своей удачей и думал о том, что я теперь не один, что рядом со мной человек, умеющий говорить. Со стыдом подумалось еще о тех предстартовых часах на корабле, когда я ощущал себя старым, уставшим от жизни и жаждущим одиночества.
Я остановился на холме, чтобы подождать Го. Она не умела много ходить, и ботинки, подобранные в гондоле специально для нее, сильно натирали ей ноги. Страдала она истово, молча и отказывалась от помощи. Скала и Червяк Нгу неутомимо бежали впереди, они то сходились вместе, то отдалялись друг от друга, рыская по саванне, как охотничьи псы. Эти были в своей стихии, они почуяли волю и гордились ролью первопроходцев.
- Почему остановились, Хозяин? - Скала вернулся издали, дышал запалисто, круглое его лицо лоснилось.
- Разве ты хорошо чувствуешь себя без оружия? Где твое копье, где лук и стрелы?
- Ты не помнишь, Хозяин? Я все потерял в пещере, я хотел вернуться за оружием, но ты сказал; "Кому нужны твои палки!" Тебе было некогда, Хозяин.
- Видишь? - я показал рукой на рощу кривых деревцев.
- Вижу.
- Сейчас разожжем огонь и займемся делом.
- Хорошо. Но огонь добывать долго. И у меня есть нож, подаренный тобой, Хозяин...
- Тебе, вижу, не терпится идти?
- Не терпится, Хозяин!
- Сделаем оружие на всякий случай: места незнакомые начинаются, всякое может случиться.
- Ты хочешь, чтобы отдохнула эта ведьма? - Скала указал кулаком назад, туда, где старушечьим шагом плелась Го.
- Отчасти ты прав.
- Зачем ты ее взял. Хозяин?
Я пожал плечами: она, мол, никого не спрашивала, она вообще никого и ни о чем не спрашивает.
- Женщина приносит беду. Хозяин!
- Не болтай глупостей!
...Огонь я развел сам, и мы принялись за мужскую работу.
Червяк Нгу был в восторге, он запускал стрелы беспрестанно, бегал за ними, как олень, и к концу дня выматывался начисто, он исхудал и высох, будто старик. И еще Нгу, выяснилось, не любит купаться и мыть голову с мылом. Скала был уязвлен и не мог понять, как может не нравиться нормальному человеку чудеснейший запах земляничного мыла, как можно не чувствовать нежную легкость чистого тела. После купания, полагал Скала, однажды вполне заслуженно и по праву- стоит попроситься на небо, и чистого возьмут туда с охотой и без формальностей. А поганый Нгу смеет еще говорить, что мыло ест глаза и стягивает губы, что вода в речке холодная и ноги кусает рыба. И вообще, жил же он без мыла, предки его без этого прекрасно обходились, и он, Червяк Нгу, воин, вполне может дышать без всякого там мытья.
