- Сможешь уйти через часик, - Тигерр облегченно перевел дух и даже улыбнулся. Почесав уставшего подопечного за ушком и приласкав взъерошенную на затылке шерстку, книсс еще раз напомнил о времени и удалился, а Къярр, поминая всю родню Дэймона Майна, потащился в душ приводить себя в порядок.

Рука хозяина и организатора здесь чувствовалась во всем. В мягком рассеянном свете, приглушенном шелесте голосов, комфортной температуре и даже в выборе напитков. Переступив порог большого, строго украшенного зала, Къярр поначалу даже смутился из-за своего простого костюма, но быстро успокоился, разглядев, что гости, прохаживающиеся по залу или собирающиеся в группки, тоже одеты далеко не в драгоценности. И кажется, за это тоже стоило благодарить Дэйма, который на этой вечеринке сверкал, притягивая внимание сияющими глазами, очаровательной улыбкой и собранными в тугой высокий хвост волосами. Глядя на открывшуюся шею, Къярр то и дело покусывал губы, пытаясь усмирить появившееся вдруг желание вонзить клыки в светлую гладкую кожу.

Кое-как выдержав торжественную часть и представление, Къярр сбежал и забился в уголок, из которого любопытно поблескивал глазами, изучая собравшихся и ведя внутренний отсчет до того момента, когда уже можно будет покинуть вечеринку. Сначала Тигерр еще пытался приобщить его к разговорам, но потом отстал и теперь Къярр только и успевал заметить кончик его хвоста, мелькающего то тут, то там. Кажется, Тигерр был по-настоящему счастлив.

- Этот праздник ваш, но вы скучаете, ире. Я плохой хозяин.

Къярр аж зашипел от огорчения. Почему он снова не почувствовал его приближение?

- Моя скука – не ваша забота, - Къярр повел ухом, упрямо следя за Тигерром. – Спасибо за шанс и все такое, но я бы хотел побыть один.

- Почему вы пытаетесь показаться хуже, чем есть? – Дэйм протянул ему бокал с каким-то игристым вином.

Къярр поджал губы и окинул стоявшего рядом терранина презрительным взглядом:

- Я такой, какой есть. Если вам что-то не нравится – в вашем распоряжении все ваши гости. – И снова волна чужих эмоций, от которых не спрятаться. Да что же это такое, Мать? Он же никогда особым даром к эмпатии не обладал, почему же этого типа он чувствует так, словно читает его мысли? Интерес, странный голод, все то же желание и капля нежности. От этих мыслей и чужих чувств жарко и еще сильнее колется внутри. – Будьте добры фонить потише, - прошипел Къярр, почти с отчаянием понимая, что срывается, но остановиться не может. – И я надеюсь, что мне не придется платить за этот ваш шанс и эту вечеринку собой.

Дэйм стиснул бокал пальцами, заметно бледнея. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но Къярр вскинул руку, останавливая его.

- Мне не нужны оправдания. Достаточно того, что я знаю, что вы чувствуете по отношению ко мне. И был бы вам очень признателен, если бы вы избавили меня от своего присутствия.

- Я никогда ни с кого не требовал подобной платы, - с металлическими нотками в тихом голосе произнес Дэйм. Черты его лица заострились, губы сжались в узкую полоску, а глаза потемнели до черноты. И на его эмоции словно опустили металлический щит. – Не смею больше надоедать, ире Къярр. – Он кивнул головой, изображая поклон, и растворился в толпе, которая даже не заметила этой размолвки.

Къярр только расстроено мявкнул ему вслед, словно ему на хвост наступили. Сорвался. И пусть от сказанного он и сейчас бы не отказался, но можно было быть и повежливее. В конце концов, он больше не уличный кот. Покосившись на часы и решив, что положенное время он уже отстоял, Къярр кивнул Тигерру, поймав его взгляд, и направился к выходу. Он слишком устал от этой планеты, и этих людей. Нужно вернуться домой, и все будет в порядке.

2.

Ежегодная церемония награждения внесших значимый вклад в развитие экономики, культуры и социальной жизни империи книссов традиционно проходила на Книссауре и спасибо, что не в самом Киррра’аллоре. Не то, чтобы Къярру не хотелось побывать в императорском дворце, просто он четко знал свое место. И раз уж в этот год он и его группа попали только в списки приглашенных, а не награждаемых, то нечего лишний раз физиономиями светить. За прошедший год собственная мордочка, смотревшая на него со всех экранов, и так надоела до оскомины. Пирамида, Дэйм и тот концерт, воспоминания о котором Къярр пометил грифом «не трогать», сделали свое дело, и домой группа вернулась уже знаменитой. Контракты и предложения посыпались со всех сторон, каждая вторая планета ареала книссов хотела видеть у себя их выступление, и время вдруг странно сжалось. Гастрольный график был расписан чуть ли не на год вперед, а в планах Тигерра был выпуск новых песен. Скучать резко стало некогда, но и времени на то, чтобы расслабиться, разложить по полочкам все случившееся, не было. Пустота, незаметно появившаяся в груди с отлетом домой после той вечеринки, становилась все глубже и больше. Песни Къярра окрашивались все больше в депрессивные цвета, и даже новенький ударник, рыженький малыш Соррак, то и дело спрашивал, все ли у их солиста в порядке. В зависимости от настроения Къярр шипел или поглаживал мелкого книсса по гривке, рискуя получить по лапам от басиста, который, похоже, на котенка положил глаз, но отвечать не торопился.

Он был не в порядке, нелогично винил в этом Дэйма и еще более нелогично ненавидел его с каждым днем все больше, тем не менее тщательно отслеживая все новости. Сам Къярр отдавал себе отчет, что терранин ни при чем, и забыть бы уже о нем надо, но заставить себя не думать не мог. Его раздражительность уже стала легендой, капризы воспринимались, как высокомерие, но разубеждать окружающих Къярр не торопился. Лишь закрывался от всех еще сильнее. Тигерр только качал головой, но благоразумно с расспросами не лез, зная их бесполезность.

Правда, накануне церемонии все-таки провел воспитательную беседу с группой, и парни, одетые с иголочки, только щурились от яркого света, идя через толпу поклонников ко входу, ничем другим не показывая своего недовольства. Впрочем, внутри стало полегче. Здесь свет был помягче, зевак поменьше и можно было расслабиться. Къярр повел плечами, коротко муркнул, приветствуя знакомую котиссу, развернулся, да так и замер соляным столбом, глядя на вошедшего в зал Дэйма. Мелькнула заполошная мысль о том, что он здесь делает, но тут взгляд скользнул дальше, и голова стала восхитительно пустой.

Потому что Дэйм был не один. Потому что светло-рыжий книсс держал его за руку и заглядывал в глаза. И потому что сам Дэйм улыбался ему, обнимая за плечи и поглаживая шейку. Къярр сглотнул, пытаясь удержать хвост на месте, а Тигерр, заметивший Майна, метнулся к нему, восторженно мяукая.

Дэйм удивленно улыбнулся, приветствуя черного книсса, а потом вскинул голову и увидел Къярра. По нервным окончанием мазнул отголосок какого-то чувства и исчез неразличимым эхом, а вокруг Дэйма снова поднялись щиты. Чувствительно наступив на кончик собственного хвоста, Къярр кивнул, и Дэйм вежливо улыбнулся. Отвернулся, возвращаясь к разговору с Тигеррем, а у Къярра задрожали вдруг ноги. Скользнув рассеянным взглядом по наполняющемуся залу, он снова повернулся к Майну, но вместо синих глаз увидел ярко-зеленые его спутника. Юный книсс окинул его насмешливым взглядом и, прижавшись к Дэйму, потерся ушком о его плечо, недвусмысленно обнимая хвостом бедра. Майн, внимательно слушавший Тигерра, рассеянно поцеловал торчащий кончик, пригладив ладонью гривку, и Къярр отвернулся, поджимая губы и усилием воли сдерживая порыв выпустить когти. Желание потрепать этого рыжего до кровавых ошметков на миг заполонило разум, и Къярр тряхнул головой. Сердце сжалось от неизведанной ранее жгущей боли, и он поспешил отойти, на грани сознания поймав эхо чужой мысли:

«Он мой!»

Къярр скривился, шипя про себя и, найдя свое место, с самым независимым видом устроился в кресле, пытаясь разобраться, за что такое наказание наслала на него Мать. Он никогда не убегал, но сейчас чувствовал себя трусом, сбежавшим с поля боя. Устроив хвост на коленях, Къярр сполз пониже по сидению, словно это могло помочь ему спрятаться от всех. Жаль, что от себя так не спрячешься.