Радик КАГИРОВ

Художник Ю. СТОЛПОВСКАЯ

Старейшина облокотился на камень и от этого казался еще более выпуклым и важным.

— Запомни, мальчик, — начал он свою речь, — наша жизнь состоит из черных и белых полос… Когда над нами наше Светило, как сейчас, мы живем полной жизнью. Потом, когда оно опускается ниже, мы забираемся в свои укрытия и сидим там всю долгую ночь, экономя накопленные днем силы. Ночь черна и холодна, очень холодна. Стужа может убить, если относиться к ней легкомысленно. Мы все сидим и ждем долгими ночами, когда вернется дневное тепло. И оно неизбежно приходит. В этом справедливость нашего мира: наслаждение оправдывается страданиями.

Как видишь. Светило уже начало склоняться к краю земли. Присмотри подходящее укрытие, а когда все начнут укладываться на ночлег, заберись в него и постарайся уснуть, и не шевелись, и даже не думай ни о чем, чтобы не тратить силы. Понял ли ты меня?

— Да, понял, — ответил Ардлан и хотел было задать Старейшине несколько вопросов, но тот уже не слушал, замкнул на себе свои токи и, важно растопырив короткие плазменные щупальца, пополз прочь, видимо, довольный мудростью своих наставлений. Он выглядел как самый высокий живой бугорок на грунте, а окружающие при виде его старательно вытягивались и почтительно пульсировали.

Существа этой планеты были сложноорганизованными сгустками плазмы. Питаясь теплом от сильно нагреваемого днем грунта, они двигались низко над равнинами, не уходя далеко от места постоянной стоянки, чтобы успеть вернуться в свои укрытия до заката.

Умирали они чаще ночью, когда не хватало энергии для выживания. Со стороны это выглядело как слабая вспышка. Днем тоже иногда умирали — непомерно раздувались и лопались от пресыщения энергией. Поэтому главными в их жизненных взглядах считались терпимость, умеренность во всем и осторожность.

Ардлан глубоко вдохнул в себя теплой энергии и огляделся по сторонам в поисках места для укрытия…

Наступившая ночь казалась нескончаемой. Скалы и камни, прежде добела раскаленные, остыли почти до абсолютного нуля. Ардлан то и дело просыпался, и стоило, зашевелившись в каменном мешке, задеть стенку, как она больно обжигала холодом. Ничего не оставалось делать, как посильнее сжаться и постараться снова уснуть.

На рассвете чуть потеплело. Все, кто выжил, выбирались из укрытий. Ардлан с трудом выполз и подставил тело согревающим лучам, благодаря судьбу за то, что остался жив.

Светило поднималось все выше и выше, грунт снова раскалялся. Вновь ожившие существа двигались все быстрее, общались, играли, веселились, некоторые углублялись в рассуждения на серьезные темы. У Ардлана тоже рождались вопросы. Он еще не знал правил этикета и поступил слишком смело для своего возраста — приблизился к Старейшине да к тому же задал ему вопрос:

— Почему мир так плохо устроен, что в нем есть ночь, и можно ли жить так, чтобы избежать этих темных полос? Может, где-то есть место, где не бывает ночей?

— Ты бы поостерегся таких мыслей. Некоторые уже пытались бросить вызов существующему мироустройству, — со снисходительный усмешкой отвечал Старейшина. — Никто из них ничего хорошего не добился. Мы лишь ничтожные существа и не можем ничего изменить. То, что ты видишь на небе, не просто яркий белый шар, дающий нам тепло и свет, — это наш Бог, мы им сотворены по его же образу и подобию. Но он всесилен и всемогущ, и не нам равняться на него. Мы никогда не уподобимся Ему, как бы сильно того ни хотели. Мы можем жить только здесь, питаться только теплом, излучаемым нагретым грунтом.

Оглянись вокруг. Видишь, горизонт изогнут? Значит, наш мир — выпуклый и нам дозволено жить на самой вершине этого мира! Купол неба раскинут над нами, грунтовый купол под нами. Мы сами тоже купола. В нашем внутреннем мире тоже есть темные и светлые стороны, как ночь и день. Подумай, как это прекрасно — быть похожим на большой мир. К тому же, куда ты ни начни двигаться, будешь скатываться вниз с нашей насиженной вершины, подаренной нам добрейшим Богом.

В нашей истории были примеры безрассудств. Безумцы, опьяненные энергией дня, иногда уходили прочь от светоносного Бога на теневую сторону и либо возвращались истощенные и слабые настолько, что не доживали до следующих суток, либо не возвращались вовсе. Другие пытались уйти в сторону заката, желая достичь места, где само наше Божество ложится спать. Но говорят, что каким-то волшебным образом край земли все время отодвигался.

Выдержав многозначительную паузу, наставник продолжил:

— Этот мир дан нам свыше, и не стоит пытаться что-то в нем изменить. Будь как все — и избежишь ошибок. И не задавай мне больше вопросов, молодое глупое существо. Пойди лучше займись полезным делом.

Почтительно поблагодарив старейшин, Ардлан побрел в сторону от кишащих вокруг соплеменников. Он долго сидел вдалеке ото всех на раскаленном камне и думал, то глядя на небо и Светило, то осматриваясь вокруг. Он ясно представлял свои будущие дни и ночи, но хотелось чего-то иного.

— Ну уж нет! — прервав долгое молчание, вспылил Ардлан и, поддавшись буйству эмоций, рванулся вверх, сильно напрягаясь, вытянулся свечой насколько мог, желая дотянуться до Светила и прикоснуться к нему — к бездне тепла и света! Но долго так устоять он не мог, силы таяли, а поток встречных излучений не только не усваивался неприспособленным телом, но и сильно толкал вниз. Выбившись из сил, Ардлан сдался, плюхнулся на горячий грунт, приник к нему всем телом, широко размазался, жадно вдыхая в себя приятное тепло и учащенно пульсируя.

Это была обычная детская выходка, после которой обычно успокаивались и продолжали размеренную жизнь до самой старости.

Так и не избавившись от тягостных дум, уже в густых сумерках Ардлан, как и все, снова вполз в свой каменный мешок, устроился поудобнее и впал в полудрему. Эта ночь была ничуть не теплее предыдущей, но он просыпался чаще и, проявляя непозволительное расточительство своей внутренней энергии, тратил ее на размышления. Днем мысли были другими, менее решительными. Но теперь ему было плохо, и оттого хотелось бороться, чтобы отвоевать у природы собственное благополучие. «Ничего, — думал он, — настанет день, и я что-нибудь придумаю». Потом многократно клялся сам себе, что и 8 наступившей жаре останется верен своим порывам, рожденным в страданиях холода.

Засыпая, он представлял себе страну Бога, страну вечного тепла и света.

На рассеете он первым вылез из укрытия. Еще не совсем очнувшись, он жадно ловил каждую порцию энергии. Диск Светила только показался из-за горизонта, а Ардлан уже волочил свое тело ему навстречу. Он первым увидел его, первым ощутил его долгожданное тепло. Постепенно он все больше оживал, все быстрее двигался. Пробужденное мышление заработало в полную силу. Мысли проносились с быстротой разряда.

«Не знаю, — думал он, — есть ли там, на ярком белом диске, великие Боги, но пока я здесь поищу лучшего места.

Старейшина сказал, что идти из ночи в день и тем более наоборот — бесполезно… Тогда попробую пойти в сторону!» И он пополз боком к Светилу, прямо вдоль размытой границы света и тени.

Ардлан двигался подолгу, всегда на пределе сил, лишь перед наступлением темноты останавливался, набирался энергии и, устроившись на ночевку, впадал в летаргию.

Утром он снова отправлялся в путь, продолжая его в течение всего дня. Так продолжалось несколько долгих дней и ночей. Свет не давал ему больше радости, он стал лишь средством для движения. Иногда хотелось остановиться и отдохнуть, наслаждаясь потоками энергий, но холод ночи обжигал его через воспоминания и гнал вперед. Неведомая сила, отметая сомнения, влекла его дальше.