Была ли это навязчивая идея? Аннали именно так и думала.

Я попытался уснуть. «Сон, который тихо сматывает нити с клубка забот»[10] и так далее. Сон, который убивает вынужденное безделье между полуночью и рассветом.

Но и тут я потерпел неудачу. За час до восхода солнца зазвонил телефон. Надо было дать серверу перехватить вызов, но я нащупал трубку и ответил, по привычке боясь, что звонок поздней ночью, как это бывает, означает, что с Кейт произошло несчастье.

– Алло?

– Скотт, – раздался низкий мужской голос, – Скотти.

В панике я решил было, что это Хитч Пэйли. Хитч, с которым мы не говорили с 2021 года. Хитч Пэйли, явившийся из прошлого, как злобный призрак.

Но это был не Хитч.

Это было другое привидение.

Я прислушивался к тяжелому дыханию, похожему на хрипы высохших мехов.

– Папа?

– Скотти… – произнес он, как будто ничего больше не мог сказать.

– Папа, ты выпил? – я был достаточно вежлив, чтобы не добавить «опять».

– Нет, – ответил он сердито. – Нет, я… А ладно, хрен с ним. Это что-то вроде… что-то вроде лечения… Ладно, знаешь, хрен с ним.

И он отключился.

Я вылез из кровати.

Я смотрел, как солнце вставало над сельскохозяйственными кооперативами на востоке, великая корпорация коллективных ферм – наш бастион против голода. Снежная пыль легла на поля, сверкая белизной между пустыми грядами.

Позже я подъехал к квартире Аннали и постучал в дверь.

Мы не были вместе уже больше года, но, встречаясь в комнате отдыха или столовой, все еще вели себя по-дружески. Она проявляла ко мне несколько материнскую заботу в те дни – расспрашивала о здоровье, как будто рано или поздно ожидала услышать что-то ужасное. (Возможно, этот день и настал, хотя я все еще был здоров как бык.)

Но, открывая мне дверь, она выглядела ошарашенной. Ошарашенной и явно смущенной.

Знала, что меня уволили. А может, знала намного больше.

Я и пришел сюда в последней надежде, что она поможет разобраться в том, что случилось.

– Скотти, – сказала она, – Надо было сначала позвонить.

– Ты занята?

Она не выглядела занятой. На ней были домашние брюки и застиранная желтая рубашка. Наверное, убиралась на кухне.

– Мне уходить через пару минут. Пригласила бы тебя войти, но мне нужно переодеться. Что ты здесь делаешь?

Я понял, что она на самом деле боится меня… или боится, что ее увидят рядом со мной.

– Скотт? – она осмотрела коридор. – У тебя неприятности?

– Почему у меня должны быть неприятности, Аннали?

– Ну, я слышала, что тебя уволили.

– И давно?

– Ты о чем?

– Давно ты знала, что меня собираются уволить?

– Думаешь, все об этом знали? Нет, Скотт. Боже, это было бы отвратительно. Нет. Конечно, ходили слухи…

– Что еще за слухи?

Она нахмурилась и прикусила губу. Новая привычка.

– Из-за той работы, которую делает «Кэмпион-Миллер», им не нужны неприятности с правительством.

– А каким боком это связано со мной?

– Знаешь, вот кричать не нужно.

– Аннали… проблемы с правительством?

– Я слышала, что какие-то люди спрашивали о тебе. Какие-то люди из правительства.

– Полиция?

– Нет… У тебя проблемы с полицией? Нет, просто люди в костюмах. Может, Налоговое управление, я не знаю.

– Чепуха какая-то.

– Просто люди болтают, Скотт. Может, все это ерунда. Честно, я не знаю, почему тебя уволили. Это все «К-М», их работа зависит от сохранения всех их лицензий. Все эти технические материалы, которые они отправляют за границу. Если кто-то приходит и начинает задавать вопросы о тебе, это ставит под угрозу всех.

– Аннали, я не представляю никакой опасности.

– Знаю, Скотт.

Ничего такого она не знала и старалась не встречаться со мной взглядом.

– Честно говоря, я уверена, что это все ерунда. Но мне действительно надо переодеться, – она начала закрывать дверь. – В следующий раз звони мне заранее, ради Бога!

Она жила на втором этаже трехэтажного кирпичного дома в старой части Эдина. Квартира двести три. Некоторое время я тупо смотрел на номер, висящий на двери. Двадцать и три.

Я никогда больше не видел Аннали Кинкейд. Иногда задаюсь вопросом, как протекала ее жизнь… Как она прожила эти долгие трудные годы.

Я не признался Дженис, что потерял работу. Не то чтобы я все еще пытался что-то ей доказать. Разве что себе. И почти наверняка Кейтлин.

Кейт не особенно заботило, чем я зарабатываю на жизнь. В свои десять лет она воспринимала взрослые дела, как нечто непонятное и неинтересное. Знала только, что я «хожу на работу» и зарабатываю достаточно, чтобы считать меня если и не богатым, то уважаемым членом мира взрослых. И это было прекрасно. Мне нравилось время от времени видеть свое отражение в глазах Кейт: надежный, предсказуемый, даже скучноватый.

Но не разочаровывающий.

И, само собой, не опасный.

Я не хотел, чтобы Кейт, или Дженис, или даже Уит знали об увольнении… По крайней мере не раньше, чем у меня появится что добавить к этой истории. Если не счастливый финал, то хотя бы вторую главу, продолжение-следует…

Продолжение последовало в форме очередного телефонного звонка.

Счастливым финалом и не пахло. Во всяком случае, не финалом. Да и уж точно не счастливым.

Дженис и Уит пригласили меня на ужин. Они делали это раз в три месяца, словно жертвуя на благотворительность.

Дженис больше не была матерью-одиночкой в съемной квартире. Она избавилась от этого клейма, когда вышла замуж за своего начальника в биохимической лаборатории – Уитмена Делаханта. Уит был амбициозным парнем, наделенным большим управленческим талантом. Фирма «Клэрион Фармасьютикал» процветала, несмотря на Азиатский кризис, и занималась поставками на западные рынки, внезапно лишившиеся дешевого китайского и тайваньского импорта (Уит иногда называл Хронолиты «маленькой Господней пошлиной», отчего Дженис смущенно улыбалась). Не думаю, что я особенно нравился Уиту, но он принимал меня, словно дальнего родственника, связанного с Кейтлин неприятной и неупоминаемой случайностью отцовства.

Справедливости ради добавлю: он старался, чтобы я чувствовал себя желанным гостем, по крайней мере, в тот вечер. Уит распахнул дверь своего двухэтажного дома, подставляя себя теплому желтому свету, и ухмыльнулся. Он был одним из тех больших рыхлых мужчин, похожих на плюшевых медведей и таких же волосатых. Не красавец, но из тех, кого женщины называют милыми. Он был на десять лет старше Дженис. Лысеющий, но переносящий это спокойно. Его улыбка была пусть и ненастоящей, но широкой, а зубы ослепительно блестели. У Уита почти наверняка был самый лучший стоматолог, самый лучший проктолог и лучшая машина в квартале. Я спрашивал себя: легко ли давались Дженис и Кейтлин роли лучшей жены и лучшей дочери?

– Входи, Скотт! – воскликнул он. – Снимай ботинки, садись к огню.

Мы ужинали в просторной столовой, где витражные окна от лучших мастеров позвякивали в своих рамах. Кейт немного рассказала о школе (у нее в этом году были проблемы, особенно с математикой). Уит с большим энтузиазмом говорил о своей работе. Дженис по-прежнему работала в «Клэрион» над довольно простым синтезом белка и не распространялась об этом вовсе. Она, казалось, сдерживала себя, чтобы дать Уиту возможность похвастаться.

Кейт первой извинилась и понеслась в соседнюю комнату, где, перебивая ветер, бубнил телевизор. Уит достал графинчик бренди. Он разливал напиток неуклюже, словно уроженец Запада, подражающий японской чайной церемонии. Уит не был любителем выпить.

– Боюсь, я всех заболтал, – произнес он, – А ты-то как, Скотт? Как жизнь?

– «Фортуна одаряет не по книгам»[11].

– Скотт опять цитирует стихи, – пояснила Дженис.