Ганс, увидав, что матабили хотят задавить их, приказал Виктору отбежать к подошве скал.

— Здесь им не удастся достать нас, — сказал он. — Придется все же выпустить несколько пуль, иначе они закидают нас камнями. Но мы дадим им хороший урок. Добежим до края, а потом назад; они бросят камни и не попадут в нас. Тогда, прежде чем они успеют приготовить другие камни, мы их перебьем. Готов?

— Да! — ответил Виктор, и оба выбежали на открытое место, постояв секунду, они бросились назад. Друзья успели все сделать вовремя, так как два огромных обломка скалы упали вниз.

— Возьми ружье, — шепнул Ганс. — Живо! Я прикончу того, что на солнце, а ты займись тем, что в тени.

Сверху и снизу раздалось насмешливое гоготание, когда белые вскинули ружья. Никто из матабилей даже не посторонился. «У них нет пороха!» — кричали они. Охотники не реагировали на эти крики. Они прицелились, и два выстрела почти одновременно, гулко прокатились по скалам.

Один из дикарей упал сразу; другой, раскачивавший камень, стоя на коленях, поднялся, судорожно подпрыгнул и, перекувырнувшись в воздухе, ударился о выступ скалы, затем с шумом провалился через ветви кустов и деревьев и, наконец, изуродованный упал к товарищам.

Двойной выстрел охотников произвел на дикарей ошеломляющее впечатление. Те из них, кто пытался влезть на скалу, поспешно кинулись назад и спрятались в кусты. Им стало ясно, что пред ними отчаянные люди и отличные стрелки.

На скале стояли еще двое дикарей: оба бросились бежать. Один из них поскользнулся, упал с крутого склона скалы и разбился о дно пропасти. Другому удалось спастись.

— Не думаю, чтобы они рискнули еще раз атаковать, — сказал Ганс. — Интересно, что они придумают теперь?

В течение двух часов матабили молчали; ни одним звуком они не выдавали своего присутствия.

— Сейчас они придумают что-нибудь новое, — сказал, наконец, Виктор. — Видишь, они опять идут! Кто это с ними? Два пленных бушмена! Вот теперь настоящая опасность; знаешь, что они придумали?

— Мерзавцы! Они объявили бушменам, что убьют их, если те не будут стрелять в нас своими ядовитыми стрелами. Теперь вопрос идет о жизни; нужно смотреть внимательно и не давать промаху. Виктор, ложись! Спрячься!

Товарищи прилегли на землю, как раз в то время, когда над ними пролетели и ударились в скалу две отравленных стрелы.

— Трудно будет добраться до них, Виктор. Негодяи прячутся за стволы деревьев; придется дождаться удобной минуты. Если мы убьем бушменов, главная опасность будет устранена; ведь никто из матабилей не умеет обращаться с их оружием.

Видя, что белые прячутся и что нет никакой возможности попасть в них, бушмены обратились к матабилям с просьбой позволить им взобраться на ближайшие скалы. Боясь, что они перейдут на сторону врагов, как только они отойдут на значительное расстояние, матабили не разрешили им сделать это. Они приказали улучить минуту, когда из-за бруствера покажется рука белого, и тогда пустить в нее стрелу.

Итак, и те, и другие ждали случая, чтобы устроить нападение. Голландцам приходилось постоянно менять положение, чтобы бушмены не могли прицелиться не только в кого-нибудь из них, но даже в соседнюю скалу. Бушмены же перебегали от дерева к дереву, прятались за стволы и старались увидеть хоть какую-нибудь часть тела неприятелей.

— Постараюсь применить к делу их же оружие, — сказал Ганс, взяв с земли найденные вчера стрелы и лук. — За тем стволом спрятался один из бушменов; попробую задеть его.

— Не выставляй руки, — сказал Виктор. — Достаточно одной царапины от такой стрелы, чтобы умереть.

— Буду осторожен, — ответил Ганс, прилаживая стрелу к луку. Он лег за скалами на землю, натянул тетиву и спустил маленькую стрелу. Стрела упала возле дерева, за которым спрятался бушмен. Увидав ее, бушмен решил завладеть драгоценной стрелою и, забыв предосторожность, выбежал из-за дерева. В один миг стрела, лежавшая в траве, очутилась в его руках. Этого только и ожидал Ганс; наклонив ружье, он прицелился. Пуля ударилась в плечо бушмену, прошла через руку и сделала его неспособным к стрельбе.

— Ганс, Ганс, — раздался голос Катерины. — Взгляни! сюда приближается не менее двухсот матабилей. Что нам делать?

— Ганс, ложись скорее, — закричал Виктор. — Посмотри на свою шляпу!

Ганс инстинктивно припал к земле и снял шляпу. В ней застряла ядовитая стрела.

— А вот другая ударилась позади нас о скалу. Непременно нужно покончить с этим молодцом. Он, мошенник, взобрался на дерево и оттуда легко может попасть в одного из нас. Вот ему за это!

Раздался выстрел — и вслед за ним глухой звук от падения тела бушмена, убитого наповал.

Бернард расстался с друзьями там, где лев растерзал лазутчика.

Отсюда он поскакал, не щадя свою лошадь. В этот день он ехал очень долго: вплавь и вброд перебрался через реки, проезжал по степи, взбирался на горы. Свой путь он прервал только двумя непродолжительными остановками. Наконец, начало смеркаться, и ему пришлось подумать о ночлеге.

Пока было достаточно светло, чтобы различать окружающие предметы, он пустил пастись лошадь, сам же набрал много травы и набросал ее возле кустов, где собирался ночевать. Подобно всем ночным путникам, он собрал ворох хвороста и разложил его вокруг того места, которое должно было служить ему и лошади для ночлега. Это невысокое заграждение пугает в большинстве случаев диких зверей, так как они думают, что позади находится ловушка или же западня и никогда не перепрыгивают через нее, как бы легко это ни было.

Вполне понятно, что продолжительный и спокойный сон является при таких условиях совершенно невозможным. Бернарду было известно, что кругом него бродят львы, леопарды, гиены и другие хищники. Если бы кто-нибудь из них только ранил — не то что убил — его лошадь, положение его стало бы в высшей степени опасным. Поэтому он решил только немного отдохнуть. Если же случалось, что его начинало сильно клонить ко сну, он, прежде чем глаза успеют сомкнуться, пугливо вскакивал от дикого воя животного.

Едва на небе появилась заря, Бернард снова пустил пастись лошадь, а сам занялся добыванием провизии для дальнейшей дороги. Это отняло у него не очень много времени. Не успел он пройти трехсот шагов от места, где ночевал, как сквозь туман ему удалось разглядеть оленей. Зная, что через несколько минут он будет очень далеко, он выстрелил из ружья и убил оленя. Затем он отобрал наиболее вкусные части и, не медля ни минуты, вернулся к лошади, оседлал ее и поехал дальше.

После двухчасового пути он добрался до места, вполне пригодного для отдыха; травы было более чем достаточно; кроме того, несколько упавших деревьев как раз годились для разведения костра. Он этим и занялся, предварительно осмотрев окрестность и убедившись, что поблизости нет врагов, после чего принялся за приготовление еды.

Пока он занимался этим, ему почудился выстрел из ружья крупного калибра. Голос друга, кажется, был бы для него менее приятен, чем этот звук. Когда же с гор, расположенных в каких-нибудь четырех милях от него, раздалось еще два выстрела, он закричал от радости. Схватив ружье, он, не жалея пороха, дал подряд два ответных выстрела. Затем опять зарядил ружье, на этот раз уже одним порохом и, прибив его плотно шомполом, снова спустил оба курка. Через пять минут ему ответили: теперь ему стало ясно, что помощь близка; он не знал, какого рода эта помощь. Он поднялся на горку и обратил свой взгляд в ту сторону, где раздались выстрелы. По направлению к нему крупною рысью ехало человек тридцать всадников, судя по внешнему виду, голландцы.

Несколько минут спустя, Бернард стал центром общего внимания.

Среди всадников были дядя, двоюродные братья и другие родственники Катерины и Ганса. Узнав от Бернарда, в каком незавидном положении он оставил их, они единодушно воскликнули: «Идем! Идем к ним на помощь!» Но Бернард старался умерить их пыл. Он спрашивал, достаточно ли у них пороха и лошадей.