— Викторыч, может это мираж? — обратился второй пилот к командиру.
— Ага, и вот эти — тоже?
К самолету подходили трое. Один впереди, двое чуть следом. В единой форме, которую, наверно, следовало принять за военную. Вот только оружия у подходивших не наблюдалось. Микрофона или рупора, впрочем, не наблюдалось тоже, но когда первый из подошедших заговорил, его услышали все. Каждое его слово.
— Внимание экипажа и пассажиров. Ваш самолет незаконно пересек границу независимого государства Сибирия, и был принудительно посажен на нашей военной базе. Для проведения переговоров о дальнейшей судьбе пассажиров и экипажа просьба командиру воздушного судна выйти из самолета.
Пилоты переглянулись.
— Пойдешь? — немного нервно поинтересовался второй пилот, еще довольно молодой, по-мальчишески стройный.
— А варианты? — КВС отодвинул кресло и встал, неторопливо оправляя китель. — Забаррикадироваться в самолете? И смысл, Вась? Самим нам отсюда не взлететь, вертикальному взлету не обучены. Судя по тому, как они нас посадили, нас столь же ловко и из самолета достанут, и в порошок сотрут. Лучше уж пытаться договориться, тем более, сами предлагают. Да и, — он взглянул на стоящих возле самолета, — рогов у них нет, хвостов тоже. И по-русски говорят прекрасно. Может, не настолько здесь все и плохо, как по телевизору рассказывают?
Он подмигнул Василию и вышел из кокпита. Чуть постоял возле выхода, затем решительно вытолкнул дверь наружу. Еще успел подумать, что трапов здесь точно нет, придется задействовать аварийный. И с изумлением увидел, как воздух у его ног уплотняется, образуя полупрозрачные, чуть подсвеченные зеленым ступени.
— Не бойтесь, они выдерживают любой вес, — доброжелательно сообщили ему с земли, и КВС решительно сделал первый шаг. Поздно уже бояться. Ошибка была его, ему и отвечать. Командир был уже не молод, под пятьдесят, давно уже не так строен, как в юности, и вес, который можно было бы назвать лишним, у него тоже имелся. Но воздушная лестница выдержала. Чуть заметно пружинила под его ногами и вела его прямо к стоящим на земле военным.
Они спокойно ждали его приближения — молодые, высокие, стройные, в серовато-синих обтягивающих комбинезонах. У старшего — несколько нашивок на груди, вероятно, обозначающих его статус. Лица европеоидные, ничем особо не примечательные. Разве что глаза скрыты непроницаемыми стеклами черных очков, как-то совсем не по погоде и не по уставу. И, совсем уж не по-военному, все трое имели весьма длинные волосы, собранные сзади в строгий хвост.
Представился:
— Командир воздушного судна Алексей Ковригин.
— Начальник пограничной базы «Запад» Сарминоратит ир го тэ Вэнэг, — сказано было очень спокойно, совсем не по-военному, без излишней жесткости или строгости в голосе. — Пойдемте, Алексей. Гроза, похоже, идет за вами, так стоит ли ее дожидаться? — говоривший сделал приглашающий жест в сторону жилых строений, и Ковригину осталось лишь проследовать в указанном направлении. Вопреки его ожиданиям, двое подчиненных Вэнэга за ними не пошли, остались возле самолета.
— Не беспокойтесь, внутрь они не зайдут, — заметив его взгляд, любезно пояснил местный начальник. — Всего лишь проконтролируют, чтоб и из самолета никто раньше времени не выбирался.
— Просто полагал, это мои конвоиры. Я ведь арестован? За незаконное пересечение границы?
— Формально — да. Но зачем нам греметь цепями? Пока предлагаю просто немного побеседовать. И о пересечении границы, и о погоде, и о последних веяниях мировой авиации…
— Полагаете, вам, как представителю предполагаемого противника, я раскрою все наши военные тайны? — летчик просто шутил, «военных тайн» он не знал, к военным отношения не имел.
— Ну почему же «предполагаемого»? — чуть усмехнулся Вэнэг. — Вполне себе реального. Которого лучше не трогать, радуясь уже тому, что он не трогает вас.
— Нарушение вашей границы запланировано не было. Погода. Моя ошибка. У меня на борту дети и…
— В каждом рейсе есть дети, Алексей. У людей они рождаются часто. Что до всего остального, то сейчас вы сядете в мягкое кресло, и я буду знать об этом даже больше, чем вы.
* * *
Минут пятнадцать спустя, Ковригин с трудом мог заставить себя держать глаза открытыми. Голова раскалывалась от боли. Память удерживала лишь то, что он в это самое «мягкое кресло» сел. А потом… Было чувство, что его выворачивали наизнанку и обратно раз восемь без перерыва. При том, что реально к нему не притронулись и пальцем. Вэнэг всего лишь сидел напротив, в точно таком же кресле, и глядел на него непроницаемыми стеклами своих очков. Или нет, очки он все же снимал. Но вот дальше…
— Выпейте воды, Алексей, — Вэнэг, по-прежнему доброжелательный, вежливый и в очках, протянул пилоту стакан. — Я предложил бы вам чая, но увы, гостей мы не ждали. Я отдал указание привезти чай, да и еду из ближайшего городка, но на это потребуется время.
— Что это было? — Ковригин тер виски, пытаясь прийти в себя.
— Ну, видимо, допрос. С пристрастием, — начальник базы слегка пожал плечами. — Простите, Алексей, но подоплеку происшествия я должен был знать доподлинно. Даже если вам самому она неизвестна.
— На что вы намекаете?
— Да ведь вы и сами не мальчик, должны понимать. Вы могли влететь к нам случайно. Погода, ошибка в расчетах. А могли по заданию вашей разведки. Возможность проникновения на наши территории интересовала вашу (да и не только вашу) страну всегда, едва ли вам это не известно, — Вэнэг чуть потянулся в своем кресле и продолжил. — Это задание вам могли озвучить, и тогда ваши действия были бы вполне осознанными, а могли вложить прямо в мозг, и тогда вы и сами искренне не понимали бы, как такое могло случиться, что вы прилетели туда, куда не собирались.
— И что же вы выяснили? — в «тайное задание разведки» пилот не верил, а явного точно не было.
— Погода, Алексей. Всего лишь погода. И дети.
Последнее было сказано таким тоном, словно одна только мысль о полном самолете детей, стоящим посреди его базы, ввергала начальника в пучину головной боли, не менее сильной, чем терзала сейчас виски пилота.
— А скажите, господин Вэнэг, — сама мысль о том, что этот милейший молодой человек только что, не шевельнув и пальцем, ковырялся в его сознании, словно на старом чердаке, выискивая необходимые ему вещи, уже вызывала легкую дурноту, но надо было выяснить главное, — может ли установленный вами факт отсутствия злого умысла служить смягчающим обстоятельством и как-то способствовать нашему возвращению на родину?
— Ир го тэ Вэнэг звучало бы правильней, — начальник сибирских пограничников встал, подошел к окну, полюбовался на самолет, застывший посреди вверенной ему базы. — И обращение «господин» у нас не используется. Принято говорить «светлейший». Обращение по имени с добавлением этого слова так же является и вежливым, и корректным, даже если младший обращается к старшему, а подчиненный к начальнику. Возможно, даже более вежливым, чем по фамилии.
— А если я обращусь к вам согласно вашим правилам вежливости, вы мне ответите?
Светлейший ир го тэ Вэнэг неторопливо вернулся и вновь сел в кресло напротив.
— Вы ведь сами знаете ответ, Алексей. Из Сибирии не возвращаются. Никто. Никогда. Вне зависимости от причины.
Ковригин сглотнул. Светлейший был прав, именно этого ответа он ждал и боялся. И отчаянно надеялся не услышать. Ведь все же, несмотря на свои чудовищные методы добывания информации, начальник базы был весьма доброжелателен, комната, где они сидели, походила скорее на гостиную, нежели на камеру предварительного заключения, да и вокруг самолета никто с пулеметами не выстраивался.
— И что же нас ждет… здесь?
— Здесь пока что ждем мы, светлейший командир воздушного судна. Пока еще командир… Как все же красиво вы именуете свои самолеты, — начальник базы откинул голову на спинку кресла, помолчал, не то закрыв глаза, не то разглядывая потолок, кто его поймет за очками. Затем вновь взглянул на собеседника. — Принимать решение о вашей дальнейшей судьбе — не в моей компетенции. Мы ждем прибытия Верховного Куратора. Он уже извещен об инциденте, но ему понадобится еще часа два, а то и три, чтоб до нас добраться. А тем временем, нам привезут чай, и даже что-нибудь к чаю. И я смогу угостить и вас, и ваш экипаж, и даже пассажиров. Как голова, полегче?
