— Он что, собирается лететь в десяти километрах от Сибирии? — руководитель группы, Зинаида Павловна Полесская аж за сердце схватилась. И черт ее дернул попасться на глаза начальству в столь неподходящий момент! Далась ей эта олимпиада по естественно-научным предметам. Ну, далась, конечно, она в Москву рассчитывала слетать на халяву. А тут такой облом. Саммит у них там, видите ли. Двадцатки. И лишние толпы школьников им там не нужны. Да хоть Тридцатки. Зачем было загонять их в эту окраинную, приграничную Пермь? Мало ли городов в центральной России?

— Да что вы так переживаете, мы всю жизнь так летаем, — сидящая рядом с Зинаидой молодая мамаша с младенцем (да, счастья мало не бывает), попыталась ее успокоить. — Десять километров — это ж огромное расстояние. Ну, сияет там вдали что-то. Красиво. Вреда же никакого.

— Никакого. Конечно. В нормальную погоду. А сейчас ветер, гроза. А если нас снесет? А если мы подлетим слишком близко, и они из-за этой своей границы стрелять начнут? Кто их знает вообще, что они себе думают?

— Да не собирается никто в вас стрелять, — усмехнулся загорелый парень, расположившийся через проход. Курортник, явно. Из отпуска возвращается. — У меня друзья — летчики, они рассказывали: можно летать как угодно вплоть до самой границы, это наша воздушная зона, и никто на нее не претендует. Что все пилоты всю жизнь и делают. Расслабьтесь.

— Ага, вам расслабьтесь, а на мне дети! Больше ста человек! — излишне громко возмущалась женщина.

— Ну, не на вас одной, — Ирина Федоровна, руководитель одной из групп, поспешила напомнить о себе.

— А были б на мне одной, я б вообще коньки откинула! — продолжать дискуссию Зинаида была не намерена. Разумеется, у нее были помощники. Но отвечала-то за все она. И все с самого начала шло не так. Да еще и Управление! Ведь обещали выделить самолет только для участников школьной олимпиады. И что? Пустили в продажу все оставшиеся билеты. И теперь сиди здесь рядом с пищащим младенцем!

Самолет тряхнуло. Младенец проснулся и заорал. Дальше самолет трясло, не переставая, и орали уже не только младенцы. Воздушные ямы следовали одна за другой, порывы ветра мотали самолет, словно поделку из бумаги.

— Мы разобьемся! — выли какие-то девчонки. — В самолет попадет молния, и мы все умрем!

— Какая молния? — пытался урезонить их уверенный юношеский голос. — Девочки, вы как олимпиаду по физике-то выиграли? По блату? При попадании молнии с самолетом ничего не будет, он же не заземлен!

Но его, похоже, никто не слушал. Молнии вокруг сверкали, гром гремел, турбулентность только усиливалась. С обедом расстались уже многие.

— Смотрите, Граница!

Да, это была она. По правому борту вдали мерцали голубые сполохи, похожие на северное сияние.

— А говорили, сплошная стена, — почти разочарованно протянул кто-то.

— Мы далековато, не вся проявилась.

Они все летели. Их все так же трясло и мотало. Пилоты напряженно вглядывались в темные тучи, выискивали просветы меж ними, ныряли то в один, то в другой. Самолет петлял, пытаясь прорваться сквозь непогоду, синие змейки стекали по стеклам почти непрерывно. Голубые сполохи по правому борту превратились в сплошную стену от земли и до неба, цвет ее то темнел, то светлел. Они наблюдали ее урывками, сквозь редкие просветы меж темных туч, потом она и вовсе скрылась в непроглядной тьме. А когда показалась вновь — была уже не голубой, фиолетово-синей.

— Нас сносит! — истошно завопил кто-то. — Нас несет к ней все ближе!

Самолет отчаянно пытался вырулить. Но гроза нещадно прижимала его к границе. Пассажиры испуганно следили, как фиолетово-синий сменялся зеленым — больного, мутного оттенка, скорее — гнилостно-болотным… А потом и неприятно желтым.

— Нет, — в ужасе шептала Аня, глядя в иллюминатор на приближение таинственной световой стены.

Они летели уже почти вплотную. Порыв ветра, правое крыло задевает Границу, отчего в том месте она окрашивается красным, вызывая вздох ужаса у пассажиров. Кажется, будто крыло горит. Или его обрезает гигантским световым ножом, и разлетаются в стороны сияющие красные искры. И с обрезанным крылом ему останется только падать, уходя в смертельное пике. Самолет пытается взять влево, отрывается от потока света, и Граница вновь окрашивается желтым, а крыло невредимо, все не более, чем оптический обман. Вздох облегчения, порыв ветра, и вновь крыло чертит красную полосу, уходя в световой поток все больше, больше. Еще одна попытка оторваться, и вновь удачная. Недолго. Еще один удар грома, порыв ветра — и они влетают в непроглядное красное марево.

Гаснет свет. Замолкают, словно захлебнувшись двигатели. Прекращается тряска. Больше не слышно грома, не видно молний. Больше не видно и не слышно вообще ничего. Мир словно замер. И даже младенец больше не рыдал.

* * *

Чуть покачиваясь в мягком кресле, дежурный с любопытством наблюдал в мониторы за отчаянными попытками самолетика обойти грозу. Он бы обошел, но места для маневра не было. Самолетик пытался поднырнуть снизу, но там было не лучше. Вверх — нет, тоже без шансов, так высоко человеческие самолетики не летают. Коридор все сужался, грозовой фронт заставлял самолетик прижиматься все сильнее к Границе. Такая близость летчиков явно нервировала, они пару раз пытались уйти прямо в грозу, но шквалистый ветер мгновенно делал угол наклона судна столь критическим, что лишь мастерство пилотов спасало самолет от сваливания. И они вновь были вынуждены прижиматься к границе, надеясь пройти, проскользнуть по самому краю. Ну, грозу-то Граница не остановит, гроза явно собралась к ним в гости, и явно с подарком.

Несчастный самолет давно уже был отсканирован, опознан как гражданский, вооружения на борту не имеющий. Зато имеющий пассажиров. Полный самолет пассажиров. Вместе с экипажем их сто двадцать семь.

Начальник базы был, разумеется, давно предупрежден о решивших прогуляться в столь опасной близости от их территорий. Зашел, взглянул на мониторы, и приказал ничего не предпринимать. Он сам был пилотом, он знал, как сурово порою небо. Мужество тех, кто отчаянно боролся со стихией, ему импонировало.

— Отключить все системы предварительного реагирования. Оставить только световое предупреждение. Минимальное проникновение разрешаю. Ну а влетят больше, чем на шестьдесят процентов корпуса — закон есть закон, мы сделали для них все, что могли.

— А дальше будем делать для себя, — позволил себе ремарку дежурный.

Начальник базы кивнул, и объявил боевую готовность. Все же давненько уже люди не присылали им столь вкусных подарочков. Боятся, наученные предыдущим опытом. Вот и дальше должны — бояться. А то, что такое, разлетались под самым носом. Сам факт видимости Границы их уже не пугает.

* * *

Самолет опускали медленно, двумя перехватчиками. Собственно, остановила чужеродный предмет сама Граница. Для того и установлена, а не только северным сиянием работать. Зафиксировала в пространстве, отключила связь и приборы, обнулила видимость иллюминаторов. И лишь затем подошли перехватчики и отбуксировали самолет на базу. База располагалась значительно южнее места пленения самолета. И пилотам, наверное, было бы жаль, узнай они, что так долго пробирались на север совершенно напрасно. Но, лишенные возможности отслеживать перемещение судна и визуально, и по приборам, они безуспешно пытались реанимировать хоть какие-то системы, не имея представления ни о происходящем, ни о своей дальнейшей судьбе. Твердо зная только одно: в эту страшную, непознаваемую Сибирию они все же влетели. Ну и, наверное, еще одно: они все еще живы. Но с последним совершенно не ясно, надолго ли.

Тьма, обступившая стекла кабины, исчезла внезапно. Неяркий свет ненастного дня ослепил, делая пилотов беспомощными еще на несколько мучительных секунд. И лишь затем они с удивлением, смешанным с ужасом, разглядели: самолет стоял на земле. На небольшой ровной площадке, со всех сторон окруженной горными пиками. На краю площадки возвышались строения, небольшие, ничем не примечательные. Примечательным было другое: самолет стоял, а они не чувствовали приземления. Они не чувствовали вообще никакого движения с тех пор, как самолет завис в красном мареве границы, будто в гигантской паутине.